Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.3. Дружба

«Все суживается круг! Вот немцы прорвались к Дону. С юга лезут», — с тревогой думала Наташа, ускоряя шаги: ее ждали. Здесь день мало отличался от ночи: раненые поступали и эвакуировались круглосуточно. Операции шли одна за другой. Воли не давали спать: огнем горели свежие раны. К тому же стояла жара, и люди изнывали от духоты.

— Пришла! — обрадованно возвестил Котенко. — А мы тебя уже устали ждать.

— Сестрица, мне бы письмо домой, — сказал красноармеец, сидевший на койке, в белом гипсовом панцире.

— Я тебе после напишу, — пообещал пожилой моряк, тоже весь в повязках, меж которыми синела замысловатая татуировка. — Начинай, дочка, рассказывай!

— Про трех мушкетеров, — с ребяческим нетерпением напомнил Котенко. — Что там с ними дальше-то было?

Наташа, припоминая, на чем закончила в прошлый раз, вышла на середину комнаты. Она знала наизусть «Жалобу Тассо» Байрона, и «Мцыри», и «Медного всадника», целые главы из «Евгения Онегина», «Русские женщины» Некрасова, стихи Тютчева, красочную «Осень» Бунина, и сколько еще прекрасных строк и образов хранилось в ее детски цепкой памяти!

Лес, точно терем расписной, —Лиловый, золотой, багряный, —Веселой пестрою стенойСтоит над светлою поляной…И осень тихою вдовойВступила нынче в терем свой…

Нет, не тихо вступали нынче вдовы в свои терема: горели они…

За год Наташа хорошо изучила аудиторию госпиталя. Она знала теперь, что про войну раненым не стоило рассказывать, зато они жадно слушали всякие сказки, истории с приключениями, а особенно охотно про любовь.

Девушка читала им Пушкина и Лермонтова, пересказывала романы Гюго и Бальзака, Гончарова и Дюма. То, что ей не нравилось в них, она исключала или переделывала по-своему.

— Про трех мушкетеров! — хором напомнили со всех сторон.

Наташа встрепенулась и начала говорить. Это был живой рассказ кровно заинтересованного очевидца, и никто не удивлялся, когда рассказчица иногда превращалась в действующее лицо в истории, которая случилась лет триста назад.

— Слушают, будто дети, и даже забывают стонать, — говорила Наташа, заплетая светлые косы. — А я вроде бабушки — стараюсь, вспоминаю всякую быль и небыль.

— Это вы хорошо придумали, не каждый способен увлекательно рассказывать, отвлечь раненых от тяжелых мыслей!

Варя не умела прятать свои чувства. Едва у нее выпала свободная минутка, она пришла по адресу, сообщенному Иваном Ивановичем, и очень огорчилась, узнав, что дорогие ее сердцу люди уже уехали. Даже знакомство с Наташей не развеселило ее, хотя сразу возникла обоюдная симпатия.

— Я очень хотела встретиться с вами, — сказала Наташа. — Моряк Семен Нечаев говорил, что вы не умеете плавать. Хотите, я вас научу? Я отлично плаваю.

— Спасибо! — Глаза Вари просияли, но улыбка быстро исчезла, и на лицо снова набежало облачко хмури. — Вряд ли поможет умение плавать, если в баржу попадет бомба: все равно пойдешь ко дну.

— Ну, а если это случится у берега?

— Мне думается, тогда я выплыву. Разве можно утонуть у берега?

Девушки посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Где вы живете?

— В блиндажах у переправы на той стороне. До сих пор не могу попасть на фронт! — В голосе Варвары прорвалось горькое волнение, когда она добавила. — Я думала, Иван Иванович возьмет меня в свой госпиталь.

— Он очень славный человек.

— Если бы вы знали, какой это хирург!

— Сначала я решила, что он влюблен в вас. Уж очень обрадовался, когда услышал… — чистосердечно сообщила Наташа и осеклась, увидав, как сразу помертвело лицо гостьи, густые щеточки ресниц ее задрожали и опустились, а губы совсем побелели.

Наташе показалось, что девушка упадет, и она быстрым движением протянула к ней руки.

— Я не хотела зря волновать вас, но иногда я бываю просто глупой. Выходит, это вы любите его?..

— Да! — В лице Варвары снова заиграли живые краски. — Значит, он все-таки обрадовался?

— Очень, — горячо подтвердила Наташа, искренне пожалев, что не могла сообщить девушке ничего более серьезного о чувствах Аржанова.

В самом деле, почему она с увлечением рассказывает о любви и страданиях литературных героев и сердится, когда это происходит у близких ей людей?

«Вот и Семен с Линой, влюбились, пожениться хотят, а тут война… А как плакала Томочка, расставшись с Петей».

— Вы, наверно, еще не любили? — спросила Варя, пытливо следя за тем, как менялось выражение лица ее новой знакомки.

Наташа хотела солидности ради уклониться от прямого ответа, но не смогла.

— Да, мне никто особенно не нравится. Может быть, если кто-нибудь серьезный… Да нет, ну как скажешь серьезному человеку, что ничего такого не нужно?! Правда, ведь трудно?

В глазах Варвары промелькнул слабый отсвет улыбки. Какой взрослой почувствовала она себя по сравнению с этой большой девочкой! Но слова Наташи напомнили ей о Логунове.

— Да, трудно! В этих вопросах вообще все сложно, иногда даже невозможно разобраться. Вот Ивана Ивановича бросила жена. Он ее очень любил, а она ушла к другому.

— Как она могла! — возмутилась Наташа, сразу проникаясь сочувствием к доктору, который не щадил собственной жизни ради спасения других людей и которого так жестоко обидели. — Это безнравственно. Даже позорно для советской женщины! Понятно, когда уходят от плохих людей… А в таком случае надо наказывать!

— Но разве лучше жить с человеком, не любя его? — спросила Варя.

Наташа склонила светловолосую головку, легкие черточки бровей сдвинулись на загорелом лбу, показывая нелегкое раздумье.

Пример ее родителей говорил, что есть вечная, неразменная любовь! И только такой любовью хотела бы полюбить сама Наташа, когда придет ее время.

Все как будто просто. Вот скромная квартирка из двух комнат и кухни. В столовой, где спали недавно за ширмой Наташа и Лина, большой балкон, затененный вьюнками и настурциями. На окнах тоже цветы; всюду книги, тетрадки выпускников школы, сбереженные мамой… Никогда бранного слова не прозвучало здесь, никто никого не оскорбил, и, сколько помнит себя Наташа, ни о ком постороннем не говорилось плохих речей. Кто кому может тут изменить?! Немыслимо!

«Так и у меня будет!» — Наташа просветлела и вскочила с места, точно сбросив гнет беспокойства, который непрестанно давил ее с тех пор, как она столкнулась с жестокими утратами войны.

— Пойдемте на Волгу! Вам обязательно надо познакомиться с моим отцом и перейти на его пароход, — весело сказала она, доставая из шкафа два шероховатых вафельных полотенца, мыло в яркой коробке из пластмассы, купальные костюмы — свой и мамин для Варвары. — Пойдемте, я покажу вам, как надо плавать.

— Что же, попробуем, — нерешительно согласилась Варя, поддаваясь ее настроению. — Один наш якут, Никита Бурцев, тоже не умел плавать, а потом научился. Это было, когда он ездил в тайгу с Иваном Ивановичем. Где-то он теперь, Никита?

Комиссар батальона Платон Логунов находился во время атаки на правом фланге роты, который без конца бомбила мощная авиация противника. Обстановка сложилась очень трудная, потери были велики, и Логунову пришлось заменить убитого командира роты. Атаку отразили, но телефонная связь с командным пунктом была опять прервана, и требовалось послать связного.

Частое цвиканье пуль, подсекавших степные травы и взбивавших по всему склону высотки вихорки пыли, походило на ливень, пробежать под которым никого не соблазняло. Однако положение на участке обороны оказалось настолько серьезным, что кто-то должен был рискнуть и проскочить на командный пункт батальона. Налаживать же телефонную связь до наступления темноты представлялось делом безрассудного риска.

Прежде чем писать рапорт, Логунов на минуту прильнул к окуляру перископа и увидел, как в ближнем тылу фашистов скапливались, проворно переползая по буграм, танки, недосягаемые по той простой причине, что артиллерийская батарея полка была подавлена бомбежкой с воздуха.

«Дело дрянь! — Платон оглянул полузасыпанные за день взрывами ходы сообщения, окопчики бронебойщиков, зарывшуюся в землю единственную противотанковую пушку. — Если бы прошлой ночью мы отошли на новый рубеж… Хотя фашисты от нас тоже не отстали бы. А пока мы их тут держим».

Логунов представил скопившиеся у Дона массы войск и мирного населения. Переправу надо было прикрывать во что бы то ни стало.

«Получить бы подкрепление. Вон танки идут… Что мы с ними будем делать? Ума не приложу!.. Хотя бы бронебойщиков нам подбросили. И гранат мало. Вся надежда на бутылки с горючкой, с запалом, взрывающимся от броска. Отбивались этими бутылками от танков прошлой осенью под Москвой, и нам приходится… Верно говорится: голь на выдумки хитра».