Сергей Скрипник - Горная база
Но другого выхода нет. Останется здесь зам. ком. группы Донец, аккуратный исполнительный офицер. «Равнодушен к мясу и рыбе. Не замечен в губительных пристрастиях к пьянству и блуду. Порочащих связей не имел», — усмехнулся Дрепт. Он нашел лейтенанта у чужого груза — досматривающим. Запустившим руку в один из развязанных им мешков. «Гербициды, командир, — сказал Донец, — предназначены уничтожать сорняки. Среди которых в контексте сельскохозяйственной культуры числится и мак. А здесь гербицидами и не пахнет. В двух мешках семена элитного сорта опиумного мака и производитель, между прочим, американская селекционная фабрика. А вот минеральные удобрения в других — отечественного производства». «Леня, вас, подрывников, учили все это различать?!» «Нет, просто на мешках наклеены сопроводиловки». «Лишь бы на солнце это не взорвалось, — сказал Дрепт, — Вместе с нашими «мешками» получится запоминающийся фейерверк». Аккуратно завязав мешки — сделав все, как было — и еще немного помявшись, Донец обратился к командиру глухим голосом: «Илья, я тебе когда-нибудь за время службы задавал лишние вопросы? Перед Дарзабом? Перед Сулеймановыми горами? Перед Панджшером? Перед Бар-Мель?» «Нет, Леня, не задавал. Спрашивай. Я вижу, что маешься». «Объясни, что мы здесь делаем? Я понимаю, что такое работа в закрытом режиме. Но не до такого же идиотизма!..» «Старик, веришь, я сам ничего не пойму? И те, кто посылал, тоже. Так что не пыхти: разбираться будем сами». «Ах, вот так?» «Вот так, Леня!» Дрепт закурил и какое-то мгновение раздумывал. Дрепта устраивало, что Донец затронул больную тему. Сам он уже уподобился винту с сорванной резьбой, прокручивающемуся на одном и том же месте. Пусть теперь попробует Донец, может быть, у него получится? Может быть, он, в отличие от Дрепта, что-то увидел в этой долине, что не заметил Дрепт? В долине, а, значит, в самой ситуации. Они сели на рюкзаки, подмяв их под себя той стороной, куда меньше всего добралось солнце. Плечом к плечу. Спиной к солнцу, лицом к Ландайсину. Они находились в центре плато, и долина, и река открывались перед ними чисто символически, скрытые его краем, фигурно обрезанные, как любительская фотография. «Илья, — невесело начал Леня, — ни я, ни снайперы не засекли там ни одной моджахедовской «точки». Можно было списать неудачу на большой разброс обзора. Но мы-то знаем, где надо искать, где прорыт тоннель — ну, с погрешностью плюс-минус двадцать метров. В радиусе трехсот прошаривали каждый миллиметр. Ну, естественно, по оптическим дальномерам. Почему в радиусе трехсот — максимум, что берет «ночная» оптика снайпера. А такой объект — это, прежде всего, снайпера. И люди, ведущие ночные войны, все свои расчеты делают с коррекцией на ночь…» «Вы что же, надеялись за пять километров отыскать «лежку» снайпера в бинокль? Ты меня удивляешь, Леня». «Не об этом речь. Ты меня не дослушал, как всегда…» Есть грех, подумал Дрепт, нетерпелив. «Я тебя слушаю, Леня, продолжай». «А это говорит о том, что «лежки» могут быть так замаскированы, что ты их не увидишь и в упор…» «Леня, грош цена снайперу, если я его обнаружил до того, как споткнулся об него…» «Вот! — с горестным торжеством произнес Донец. — Опять не дослушал!..» Для него не существовало понятия «легко», и он морщился, даже слыша это слово. Будь его воля, он бы изъял его из обращения. Не существовало понятия «легко» — не существовало и дел, с ним связанных. Дрепт наблюдал его однажды на рыбалке. Они набрели неподалеку от базы на одно симпатичное озерцо и, одолжив у мотострелков БТР, устроили уикэнд. Товарищ Донец замучил своей приговоркой «теперь наша задача…», с которой начинал любое дело. Заводил ли «броник», раскладывал на берегу снасти и разводил костерок под казанком, чистил рыбу. «Теперь наша задача…» Делясь своими наблюдениями по территории, прилегающей к предполагаемому местоположению моджахетского тоннеля, он начал втюхивать мне азбучные истины, подумал Дрепт. И это вместо краткого резюме, типа: отсюда ее не исследовать, основные и запасные позиции наверняка хорошо подготовлены, возможно, укреплены долговременными огневыми точками — в стройматериалах моджахеды нужды не испытывали. Но это я и без него знаю, думал Дрепт. Леня полез за планшеткой и блокнотом, но Илья остановил его. «Я тебя прошу, — взмолился он. — У меня уже от всего этого в глазах рябит! Ты только не обижайся». Донец, конечно же, обиделся. Не умею я с людьми ладить, что ли, — спросил себя Илья, глядя вслед заместителю в его обиженную удаляющуюся спину. С другой стороны — почему он так обстоятельно многословен? Почему обо всем всегда надо начинать с царя гороха, почему танцевать надо всегда от печки? Дрепт ничего не имел против обстоятельности. Но смотря чьей и смотря когда. Для подрывника это качество сущий клад. Когда Донец хмурил брови над статическими расчетами, чтоб заложить взрывчатку с аптекарской точностью, — это принималось. Но если бы Дрепт, командир группы, вместо того, чтобы действовать, начал хмурить брови, сетуя на отсутствие информации, группа бы на этом плато завшивела. Снайпер Новаев вначале определяет направление и силу ветра и температуру воздуха, а не тогда, когда цель побежала. Дрепт ничего не имел против обстоятельности. Против обстоятельности минера. Донец возвращался. На нем лица не было: «Командир, нам нечем работать. Мы не выгрузили взрывчатку…»
4. Нетуристские Чартази
«Все хочу спросить гостеприимного хозяина, — чинно произнес командир Дрепт, не забыв с поклоном приложить к груди руку, — что сталось с теми садыками, что побывали до нас на плато?»
Старцу Абдулхаю, как и тогда, в Кабуле, переводил племянник Хафизулла. Но на этот раз он быстро переводил, а дядя быстро отвечал. И в этой быстроте, в ее почти механической естественности, отсутствии даже тени какого-либо замешательства читалось, — и не надо было быть для этого физиономистом, — безжалостная искренность человека, давно считающего себя хозяином жизни. Эту резкую перемену в нем увидел, не переставая трястись, и Суслов. Но в отличие от Дрепта, он располагал информацией. Дрепт подумал: «Там, в Кабуле, придуривался старик!..» Суслов же знал много больше и стал мысленно примеривать на старца мундир губернатора. Эти азиаты наверняка до сих пор носят золотые эполеты и ордена размером с чайное блюдце, а своих бачат он тоже во что-нибудь нарядит с погонами.
Аркадия Суслова трясло лихорадочно.
«А что с ними стало? Их сюда никто не звал. Пришли, как воры. — Старик помедлил, чтоб отпить из пиалы с простоквашей. Облизнул губы. — А забрали их, как вьюки, на мулах. Недвижимыми».
«Кто забрал, уважаемый Абдулхай?»
«Свои. Те, что за Ландайсином».
«За мостом? В Кабуле почтенный Абдулхай говорил, что там мост».
«Там кяриз, дорогой, кяриз под рекой… Но мост или кяриз, это неважно».
«Для нас это очень важно, уважаемый Абдулхай. Нам там, как ты понимаешь, работать. Стрелять. Взрывать. Кстати, нам бы у тебя взрывчаткой разжиться — наша отсырела».
«На солнце Афганистана, мой юный друг, отсыреть не может ничего. Это первое. А второе — взрывать здесь ничего не придется. Пострелять — да. Взрывать — нет. Кяриз нам самим нужен. Только я вместо пакистанских бандитов поставлю там своих верных людей».
«Это ты так решил. Но мы не тебе служим».
«Это мы так решили, — улыбнулся старец, делая ударение на «мы». — А жаль, что вы служите не мне. Я бы расплачивался не презренными бумажками-афгани, а дорогими камнями и золотом».
«Кто это «мы»?» — поинтересовался командир Дрепт, пропустив остальное мимо ушей.
Старец перегнулся над ягненком и снисходительно потрепал командира Дрепта по плечу.
«Ешь барашка, офицер. И вкусную рыбу. Ты совсем ни к чему не притронулся, а день у тебя сегодня был непростым… Еду, кстати, мы приготовили по рецептам твоих людей. Шурави, оказывается, как и мы, пуштуны, любят острые пряные приправы». — Пока старец скупо отщипывал перстами, унизанными дорогими тяжелыми темными кольцами, от кукурузной лепешки и подносил ко рту пиалу, племянник-переводчик успевал справиться с завидными кусками того и сего.
Жадно ел и Суслов. Но ел как-то нервно и руки подрагивали. Тут тоже не надо было быть физиономистом, чтобы, выражаясь языком почитаемого москвичом Шекспира, заметить: «Неспокойно в датском королевстве!..» Оглядев едва возвышающийся над полом стол на резных ножках, когда они прошли в гостиную старца, Суслов приуныл. Водки, на которую он очень надеялся, на столе не было. И он отлично понимал, что спрашивать о ней хозяев в присутствии командира Дрепта исключалось. Они были на войне, а здесь работали уже совершенно другие законы. Стало быть, исключался для него и вариант расслабления, который помог бы справиться и с дрожавшими руками, и нервами. «Черт, какой с меня разведчик!» — молча выругался он, проклиная себя за то, что не мог унять свой нервный жор. Хотя всего пару часов назад, когда на плато ему удалось незаметно избавиться от ящика с толом, выразительно подумал: «А все-таки на что-то я гожусь!..» Но организм этого парня не был рассчитан на длительное нервное напряжение. Он грозил рассыпаться, как та новомодная у европейцев восточная игра в палочки, где весь шалашик держался на одной краеугольной.
