Роман Юров - Чужие крылья III
Полк работал с максимальной нагрузкой. Одна из эскадрилий все время была в воздухе, вторую торопливо заправляли топливом и боеприпасами, третья уже ожидала в готовности. Рев двигателей над аэродромом не смолкал ни на минуту. Подходила очередная группа штурмовиков и ожидающая эскадрилья взмывала в небо, а над аэродромом, "в круге" уже стояли вернувшиеся с боевого задания истребители…
За день Виктор сделал четыре вылета. Четыре раза пришлось прикрывать "Илов", и теперь, уставший, как собака, он тупо ждал команды на отбой полетов. День выдался тяжелым, особенно морально – пришлось постоянно быть в напряжении. Однако и итоговый результат был неплохим, полк потерь не имел, зато летчики первой эскадрильи сумели сбить "мессера" и "раму". Сам Виктор за весь день провел короткую стычку с парой "мессеров"-охотников. Сбить их не удалось, но и не дал подобраться к "Илам".
Рядом закряхтел Егоров, зашарил по карманам в поисках папирос.
— Видал? — сказал он, — до обеда летали, немцев вообще не было. После отдельные звенья мелькали вдалеке, и лишь вечер-ром "мессер-ров" увидели. Завтр-ра, думаю, навалятся…
— Подтянут авиацию, — согласился Виктор, — подеремся. У нас тут тоже силища немалая. Я столько машин ни разу не видел.
— Хана немцам! — захорохорился Лешка Соломин. По старой памяти он частенько отирался среди летчиков третьей эскадрильи. — Наши фронт прорвали, — теперь фашисты побегут, чтобы в котел не попасть. Нового Сталинграда они боятся.
— Не так уж сильно и прорвали, — возразил Ильин, — километров на пять всего. У них наверняка вторая линия обороны, резервы подтянут…
— Не, — пренебрежительно махнул рукой Лешка. — Против такой силы у них шансов нет. — Соломин был один из немногих в полку, кто дрался еще под Сталинградом, поэтому к его мнению прислушались. Спор сошел на нет…
Второй день оказался еще жарче первого, к огню на земле добавилось палящее солнце. Летчики, обливаясь потом, буквально выползали из кабин, но отдохнуть, укрыться от палящих лучей, было негде. Лишь к вечеру строители из БАО сумели соорудить тент для защиты от солнца, под которым на сене, прикрытом брезентом, отдыхали летчики, и примитивный душ. Стало чуток легче.
Подвезли обед. Молодая девушка-официантка, в белом накрахмаленном халате принялась разносить еду. Летчики ели неохотно, капризничали. От жары, от нервного напряжения, кусок не лез в горло.
— Вчера мой техник в деревню ездил, — тихо сказал Гаджиев, — а там госпиталь какой-то. Раненых, говорит, столько, что уже помещений не хватает. На землю кладут.
Все замолчали, мрачно переваривая услышанное.
— Тут прошлой зимой, — зачем-то влез Виктор, — такая же песня была, только чуть южнее. Я видел. Морская пехота прорывала, так там снег был черный от бушлатов. Как вспомню, до сих пор трясет…
Гул моторов заглушил слова – над аэродромом появились возвращающиеся с задания "Яки" первой эскадрильи. Только вместо ушедшей шестерки возвращалось пять машин.
— Кого не хватает? — загалдели летчики – Может на брюхо, в степи сел? — самые нетерпеливые бросили обед и помчались узнавать новости.
Новости оказались неважными – группа была атакована "мессерами". Ведущий, штурман полка майор Ефимчук, сбил одного, но те в ответ зажгли "Як" его ведомого – младшего лейтенанта Ковалева. Горящий истребитель упал на вражеской территории, парашюта никто не видел…
У Виктора что-то екнуло в груди, а перед глазами стало юношеское лицо с нелепыми усами. Усы Ковалев сбрил в первый же вечер в полку и погиб в своем третьем боевом вылете. Из прибывшей в начале мая пятерки младших лейтенантов, осталось только трое…
В кабине тянуло гарью. Земля, покрытая дымом и пылью, просматривалась отвратительно и Виктор невольно проникся уважением к штурмовикам. Как они в таких условиях отличают свои войска от чужих, он не представлял.
— "Репей", "Репей", — голос у радистки станции наведения оказался приятный и мелодичный. — Вас вижу. Слева ниже бомбардировщики. Немедленно атакуйте.
Слева ниже Виктор увидел только пятерку "Илов", которые отработав, неторопливо уходили домой. Потом из дымки, подобно охотящимся акулам, вынырнуло звено "мессеров", но, увидев выше себя шестерку "Яков", они торопливо рванули обратно. Лишь затем показалась девятка "хейнкелей", за ней еще одна и еще. Выше них, подобно рою ос, носились "мессершмитты". У Виктора вспотели ладони.
— Я "Сокол-одиннадцать", — эфир разорвал чей-то резкий, гортанный голос, — вижу противника. Атакую истребителей.
— Я "Р-репей-двадцать один", — Егоров говорил глухо. — Атакуем вторую девятку. Бью ведущего. Двадцатый, бей левого замыкающего, двадцать четвер-ртый – пр-равого. За мной, р-ребята!
"Як" комэска свалился на крыло и устремился на летящий ниже строй бомбардировщиков. Наперерез уже неслись "мессершмитты", но на них откуда-то сверху валились "лавочки". Завертелась карусель. Этого Виктор уже не видел, впереди его пикировала четверка Егорова, снизу на них наплывали камуфлированные туши бомбардировщиков, вверх, навстречу "Якам" неслись тысячи пуль. Так же сотни пуль выпущенных егоровской четверкой падали вниз, навстречу ненавистным крестам. Это было похоже на фонтан из огня, на лазерное шоу и он почувствовал, как в животе холодным комком поселился страх. Потом бояться стало некогда, намеченный жертвой бомбардировщик скользнул под капот и "Як" затрясся, выплевывая сталь и свинец. В кабине запахло порохом.
Виктор потянул вверх, увидев, как из строя вываливается горящий "хейнкель". Рябченко висел чуть сзади, на своем месте, а вот четверки Егорова не было видно.
— Двадцать первый. Двадцать первый? — запросил он комэска, но тот не отвечал. В эфире была какофония звуков: в волну влезла какая-то немецкая радиостанция и теперь периодически слышалась чужая речь, "Ольха" – наша станция наведения, пыталась вызвать некоего "Тюльпана", азартно матерились, дерущиеся с "мессерами", пилоты "лавочек". Мимо вдруг замелькало что-то темное, маленькое, и Виктор увидел, как первая девятка "хейнкелей" сбрасывает свой бомбовый груз прямо ему на голову. Он шарахнулся в сторону и пошел в набор высоты, надеясь еще раз атаковать бомбардировщики.
Третья девятка "хейнкелей" встретила Виктора таким плотным огнем, что об атаках пришлось сразу же забыть. Получив издалека несколько попаданий от стрелков, он быстренько отвалил. На бронестекле сияла сколами, страшноватая на вид, снежинка попадания, истребитель начало потряхивать, температура масла поползла вверх.
— "Ольха", это "Репей-двадцать четыре". Я подбит, ухожу домой.
Однако так просто выйти из боя не получилось. Едва Виктор повернул на юго-восток, как откуда-то свалилась четверка "мессеров", пришлось закрутиться с ними. К счастью, на эти "мессера" вскоре навалилось звено "лавочек" и они отстали. Пользуясь случаем, Виктор решил быстро уносить ноги.
Аэродром показался, когда мотор уже начал посвистывать и скрежетать. В кабине отчетливо воняло гарью, и Виктор сходу пошел на посадку. Едва колеса коснулись земли как он, опасаясь пожара, перекрыл топливо и выключил зажигание. Истребитель катился непривычно тихо…
Остальные летчики вернулись через двадцать минут. Втроем, без Егорова. Ильин с Ковтуном и одинокий Никифоров. По их словам, после атаки на "хейнкелей", "Як" комэска пикировал к самой земле, даже не пытаясь перейти в горизонтальный полет. Его истребитель взорвался где-то у Степановки, в расположении наших наступающих войск, а сопровождающая комэска тройка едва не развалилась, пытаясь выйти из пикирования…
— Жалко Семен Ивановича, — выдохнул Шубин, водружая обратно свою фуражку. Он помолчал и добавил уже персонально Виктору. — Принимай, тута, третью эскадрилью. Пока временно, потом посмотрим. Через два часа, по графику тута, вылетаете…
— Отлеталась, — резюмировал Шаховцев, вытирая тряпкой запачканные маслом руки. — Мотор, это ладно, это хрен с ним. Маслорадиатор тоже можно поменять. Пробитый винт – ерунда. Но у тебя лонжерон прострелен, вдобавок ресурс по планеру почти исчерпан. В ПАРМе может что и смогут, но скорее всего, разберут на запчасти.
Палыч ходил вокруг искалеченного самолета с глазами обиженного ребенка и тут же, услышав эти слова, жалобно поглядел на Виктора.
— Если отремонтировать, — добавил Шаховцев, — то можно будет для обучения использовать. Взлет-посадка и полет по кругу. Но запчастей на это нет. Так что "русалку" твою спишем.
— Хороша была "русалка", — огорченно протянул Виктор, — я на ней пятерых сбил…
— Из дивизии на днях должны несколько "Яков" передать, — поведал инженер, — из них подберешь, — Шаховцев ушел, оставив их с искалеченной машиной.
— Жалко "русалку", — Палыч любовно провел рукой по кромке крыла. — Хороший самолет. Я за войну много машин обслуживал, но эта дольше всех прожила. Полгода считай…
