Николай Гнидюк - Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы
— Ну, и чем же кончилось?
— На этот раз все обошлось. Проверили все платформы. Оказалось, только один желтый танк попал не по назначению, ну и списали этот случай за счет обычной ошибки. Но должен вам сказать, что мы еще никогда так не ошибались. Откуда только они взялись, проклятые желтые танки?!
Я не стал ломать голову над этим вопросом. Желтые так желтые. Не все ли равно, в какой цвет фашистам вздумается окрашивать свои танки? Может, понадобилось поскорее выпустить из ремонта несколько танков, а никакой краски, кроме желтой, не оказалось. Ждать, пока привезут зеленую, нет времени. Словом, я не придал особого значения рассказу Гроуды о желтых танках и, возможно, совсем забыл бы о них, если бы через несколько дней не услышал от Клименко:
— На станцию только что прибыл целый эшелон с желтыми танками. Сорок три штуки. Все новенькие, все желтенькие.
— Откуда ты знаешь?
— Сам видел и пересчитал.
— Ты был на станции?
— Не на станции, а возле переезда. Я нынче там дежурил.
— Зачем?
— Да, понимаете, лампа… Нужно было ее…
И он щелкнул зубами.
Я ничего не понял. Что за лампа и зачем понадобилось Клименко дежурить у какого-то переезда?
И он рассказал, что по вечерам над переездом, на котором ему часто приходится бывать, зажигается большая электрическая лампа. Переезд этот не охраняется, но благодаря свету, какой дает лампа, немецкие охранники на путях могут наблюдать за ним.
— «Газон» мой, — сказал Леня, — все видели, кто его не узнает? Еще, чего доброго, засекут, после хлопот не оберешься. Не горел бы фонарь, подъехал бы к переезду с выключенными фарами…
И Леня решил объявить войну… электрическим лампам! Подкрадется к железнодорожному полотну, спрячется в кустах и ждет, пока лампа загорится. А когда загорится — натягивает рогатку и стреляет по ней камешком. На следующий день гитлеровцам приходится новую лампу вешать.
— Вот и нынче — еду несколько часов назад на своем «газоне» и вижу: лезет один на столб, а второй внизу стоит, задрал голову. Ну, думаю, лезь, лезь, недолго твоя лампа погорит. Загнал машину в соснячок, сам вернулся к переезду, лежу и жду, когда эта немчура уйдет. А они хоть и ввинтили лампу, но не торопятся уходить: расселись на травке, попыхивают цигарками, о чем-то толкуют. Вот я и жду. А тут слышу: поезд идет. Подошел он — я смотрю, на платформах танки, и все желтые. Посчитал: сорок три. Ну, мне уж не до лампы, подбежал к «газону», сел и — сюда.
— Новенькие, говоришь?
— Прямо блестят!
— И все желтые?
— Ну да!
— Нужно сообщить в штаб.
— А я как раз на «маяк» и ехал. Осталось еще забрать три ящика английских мин.
Посмотрел на меня жалобно и добавил:
— Когда уж эти мины нам понадобятся? Все везу и везу, а пользы никакой.
— Не торопись, Леня. Всему свое время. Будет и польза. Кто знает, может, именно на желтые танки они и пойдут. Приедешь на «маяк», передай записку для Лукина.
Я скоренько набросал на листке из трофейного немецкого блокнота-дневничка:
«В последнее время на восток идут платформы с танками желтого цвета. Сегодня прошел эшелон — сорок три танка. Прошу разрешения начать операцию».
— Вот было бы здорово! — повеселел Клименко, прочитав записку. — Ну, я поехал.
— А как же лампа?
— Сейчас я ее прикончу. Фрицы думают, что она вечером будет светить, а я из нее пшик сделаю. Когда буду возвращаться через переезд, ни одна собака меня не заметит.
Он уехал, а я направился в центр города, где возле кабачка меня, коммерсанта Яна Богинского, должен был ожидать фаэтон всегда пьяненького извозчика Вацека, по прозвищу Сакрамента. Фаэтон был на месте, а Вацеково «пся крев» я услышал сразу же, едва открыл дверь кабачка и на меня дохнуло кислым пивным перегаром, смешанным с едким запахом махорки.
— Прошу, пане добродию, до нашей компании, — поднялся мне навстречу, пошатываясь, извозчик.
— Дзенькую бардзо, Вацек. К сожалению, дела не позволяют мне задерживаться в Здолбунове. Прошу прощения у почтенной компании, — я приложил руку к сердцу и слегка поклонился собутыльникам Вацека, — но сегодня лишен возможности воспользоваться таким соблазнительным приглашением.
Вацек весьма неохотно, неторопливо поднялся с места и зашагал за мной к выходу.
И вот наш экипаж, оставив позади Здолбунов, катится по шоссе в Ровно. Впереди, на козлах, сидит раскрасневшийся Вацек Сакрамента (мой «персональный водитель», как шутит Николай Иванович), на заднем сиденье — я. Сижу зажмурясь, будто дремлю, на коленях обеими руками придерживаю большой желтый портфель. Вид у меня довольный, самоуверенный. Ну, кто не поверит, что коммерсант Ян Богинский возвращается в город после какой-то успешной торговой операции?
Месяц назад я, подобно Вацеку, важно сидел на козлах, держа в руках вожжи, и, причмокивая, погонял лошадей. За моей спиной посапывал дородный ефрейтор, напротив него, вот на этом, заднем сиденье, помещались бледнолицая красавица в черном и надменный белокурый обер-лейтенант, а в ногах у них лежала рыжевато-бурая овчарка. Экипаж катился по ровенским улицам к резиденции наместника фюрера на Украине, гаулейтера Эриха Коха.
Как быстро идет время! Кажется, только вчера это было, а уже столько воды уплыло!
Тот день мог стать последним для Коха. И наверняка для нас троих: для Николая Ивановича, для Вали Довгер, для меня. Но ничего не случилось. Аудиенция закончилась мирно. Наместник фюрера жив и здоров. Николай Иванович продолжает исполнять роль доблестного гитлеровского офицера Пауля Зиберта. Валя получила удостоверение «фольксдойче» и стала сотрудницей рейхскомиссариата. А коммерсант Ян Богинский разъезжает на Вацековых дрожках в поисках выгодных торговых дел.
И все-таки аудиенция закончилась поражением Эриха Коха. И не только потому, что по его распоряжению на службу в рейхскомиссариат была принята советская разведчица, а и потому — и это главное! — что, разоткровенничавшись с обер-лейтенантом Зибертом, в котором Кох увидел своего земляка, он выдал величайшую в то время военную тайну: место и дату начала большой наступательной операции гитлеровских войск против Советской Армии, операции, от которой в значительной мере зависел весь дальнейший ход войны.
И когда радистки нашего отряда передавали на Большую землю шифрованные сообщения о количестве и характере составов, проходивших через Здолбуновский узел на восток, там, на Большой земле, в Москве, знали, куда и с какой целью направляются эти составы, даже если в шифровках не была указана станция их назначения. Знали и мы, что гитлеровцы стягивают все свои силы в район Курска и Орла, чтобы здесь взять реванш за поражение под Сталинградом. Знали, как важно каждое наше донесение, и старались ничего не прозевать, все заметить, обо всем разузнать и своевременно сообщить в отряд.
Вот и теперь, отправив с Клименко сообщение о желтых танках, я не сомневался: оно заинтересует наше командование. Был уверен, что эти танки тоже идут на Курск. Но почему они окрашены в такой необычный цвет — я не знал.
Зато Николай Иванович, едва я рассказал ему об этих танках, сразу разгадал секрет.
— По-видимому, — сказал он, — эти танки предназначались для генерала Роммеля, но вместо Африки их пришлось срочно послать на Восток. А может, из самой Африки перебрасывают под Курск несколько танковых дивизий.
— Если это так, — обрадовался я, — то, выходит, у немцев неважно с танками.
— Еще бы: сколько их побито под Москвой! А под Сталинградом!
— И сколько еще побьют под Курском! — добавил я.
— Да, да. Уверен, что сюрприз, который готовит нам Гитлер, обернется для него печальной неожиданностью. И он даже не узнает, какую роль в этом сыграл его верный сподвижник, гаулейтер Кох!
— Хорошо было бы, — сказал я, — чтобы эти танки вообще не достигали места назначения. Два часа назад я отправил записку Лукину. Прошу командование разрешить нам перейти к диверсиям. Арсенал у Шмерег уже солидный. Здолбуновские хлопцы прямо рвутся к жаркому делу. Думаю, что пора начинать.
Кузнецов не возражал.
— Только, — снова предупредил он, — все нужно делать обдуманно, без суеты, наверняка.
Как мы и ожидали, Лукин ответил согласием. От Аврама Иванова он получил третий экземпляр отчета о движении поездов, где литерой «Р» был обозначен состав, который в 13.46 прибыл на станцию Здолбунов, а в 14.09 вышел из нее в сторону Шепетовки. В отчете было добавлено рукой Иванова: «Танки желтого цвета. 43 штуки». В тот же день сообщение о желтых танках было зашифровано и пущено в эфир. И уже там, по ту сторону фронта, в такой далекой и в то же время близкой Москве, стало известно то, о чем дознались здолбуновские разведчики.
МАСТЕРА НА ВСЕ РУКИ
