Генерал без армии - Александр Александрович Тамоников
Красноармейцы рассредоточились у сарая. У парней чесались руки, они изнывали от нетерпения.
– Глинский, Ситников, обойти участок и в соседний дом. Там трое. Надо избавиться от них, но без шума. Сами сообразите, как это сделать.
– Мы сообразим, товарищ старший лейтенант, – заявил Ситников, у которого от возбуждения раздувались ноздри. – Еще как сообразим. Вы, главное, не переживайте.
Он и Глинский отступили с занимаемых позиций, исчезли во мраке. Малинович и Ленька Пастухов наворачивали глушители «БраМит» на стволы «наганов». Эти устройства практически не поступали в войска, но Шубин знал, с кем договориться.
Он в очередной раз извлек кляп изо рта Николая, предварительно предупредил его о том, чем чреваты любые запрещенные действия. У полицая подгибались ноги, он трясся от страха. Пастухов и Малинович перебежали за телегу. Бердыш поднялся на крыльцо, прижался к косяку. Остальные прятались во мраке, приготовив автоматы.
Николай сделал несколько неуверенных шагов, поднялся на крыльцо. Героем он точно не был и спасать дружков за счет своей жизни не собирался. Полицай подошел к двери, отчаянно колебался, но все же решился, взялся за ручку. Бердыш схватил его за шиворот, воткнул в бок ствол пистолета. Николай понимал, что шансов у него не было. Разведчики держали его на мушке.
Николай потянул на себя скрипучую дверь и хрипло выкрикнул в сумрак:
– Эй, мужики, давайте быстрее сюда! Выходите, говорю, господа немцы прибыли!
Повторяться не имело смысла, орал он громко. Бердыш стащил предателя с крыльца, бросил на землю, а сам помчался за угол. Николай поднялся. На него было жалко смотреть. Челюсть отвисла от страха, пальцы совершали непроизвольные движения.
Нечисть повалила из избы. Полицаи спрыгивали на землю, гремя автоматическим оружием, подтягивали штаны, застегивали куртки. Их было только трое. Остальные еще копались внутри.
У здоровяка с погонялом Мамон подрагивала левая половина лица. Это был неприятный тип, какой-то рыхлый, упитанный. Кожа свисала с дряблых щек.
– Коляша, где немцы, ты чего несешь? – заорал он.
Глушители «БраМит» особой надежностью не отличались, но работали. Посыпались хлопки. Полицаи закружились в диковатом танце. Толстяк Мамон выпучил глаза, схватился за живот и осел на землю, беззвучно хлопая ртом. Повалился и раскинул руки угловатый увалень в гражданской кепке. Третий пустился наутек, упал с подрубленной ногой, перевалился на спину. Треснула височная кость, кровь хлынула ручьем.
Пока кипели страсти, Николай предпринял попытку улизнуть и даже добежал до сарая, когда Малинович спохватился и перенес огонь. Одна из пуль попала полицаю в спину, он упал на колени, стал кашлять. К нему помчался Ленька Пастухов, успевший отстрелять всю обойму, вытащил на бегу нож.
Ноги понесли Глеба к крыльцу. Он вскинул автомат, одним прыжком преодолел ступени. Дверь осталась приоткрытой.
На улицу вывалился еще один кадр, рассупоненный, с вытаращенными глазами. Он, как ни странно, соображал, вскинул автомат, прыжком убрался в темноту.
Шубину пришлось стрелять. Автомат трясся в его руках, пули летели по всей ширине проема.
Полицай орал, но недолго, пока масса свинца в его организме не стала избыточной. Он обрушился на пол, как куль с картошкой.
Глеб перепрыгнул через тело, ворвался в горницу, поливая ее огнем. Керосиновая лампа разлетелась вдребезги, но еще горела свеча на окне, ее не задели пули. Грузное туловище скатилось со скамеек, составленных впритык, шарахнула встречная очередь. Но Глеб ее предугадал, метнулся в сторону, отбил плечо, кажется, о печку.
Мимо него промчался Максимка Бердыш, прыгнул на полицая, оседлал его, стал наносить удары ножом в грудь. Предатель давился кровью, подскакивал, словно жеребец.
В дальнем углу находился кто-то еще. Этот тип был без оружия. Пули не задели его. Он слетел с груды тряпья, на которой лежал, бросился к окну, собираясь выбить стекло. Брызнули осколки, но проем оказался узким, и беглец застрял в нем. Он визжал от боли, плевался, когда Глеб схватил его за ворот и швырнул на пол.
К ним подбежал Пастухов с фонарем, и сразу все стало ясно. На полу корчился молодой рыжеволосый детина. Кровь текла с лица, усеянного оспинами, с порезанных рук.
– Алексей Комарь? – строго спросил Глеб. – Можешь не отвечать, все понятно. Вставай, сука, разговаривать сейчас будем.
– Вы не понимаете, – провыл предатель. – Я партизан из отряда товарища Антонова. Полицаи нас схватили, всех остальных убили, а меня связали, пытали, чтобы я выдал, где находится отряд. Но я им ничего не сказал, сумел развязаться, пока они спали.
– Врешь ты все, мерзавец! Ладно, полежи пока. – Комарь получил прикладом в лоб и потерял сознание.
Крови на его лице стало значительно больше.
Разведчики столпились в горнице.
Там нарисовались возбужденные Ситников и Глинский, и стало совсем тесно.
– У нас тоже все в порядке, товарищ старший лейтенант, – отчитался Валентин. – Трое спали в избе, как вы и сказали. Мы щеколду снаружи проволокой приподняли, проникли внутрь. Двоих сразу угомонили, третий автомат свой искал, потом просил прощения за все. В общем, жалко табуретку, – смущенно признался Ситников. – Сломалась, когда ему череп крушила.
– Отлично! Мужики, здесь свечи должны быть, поищите, если не затруднит. Малинович, дуй на улицу, следи за обстановкой. Вроде не должны упыри слететься, но кто их знает. Эй, что там со свечами?
Горница озарилась мутным пламенем. Рябой Алексей валялся без сознания в луже крови. Грузный полицай, прежде чем скончаться, испортил воздух, и ароматы царили не очень приятные. Впрочем, ветерок проникал в разбитое окно и постепенно устранял запахи.
Крышка погреба находилась в углу. Туда спустились два бойца, подали на лестницу тела погибших товарищей, осторожно вытащили, положили на пол.
Кровь уже загустела. В глазах Завадского застыло изумление. Мол, как же так, ведь я такой осторожный, опытный, почему недоглядел? Лицо Шемякина перекосилось от злобы. Он понял, что все кончено, пытался забрать с собой хоть кого-то.
Разведчики обнажили головы, постояли над телами. Шмыгнул носом Ленька Пастухов.
– Вытаскивайте, мужики, – распорядился Шубин. – Нельзя их здесь оставлять, в лесу пристроим. Уходим быстро, пока бесы не примчались. А эту падлу я сам отведу. – Он схватил рыжего предателя за ворот и встряхнул.
Они работали оперативно, у мертвых полицаев позаимствовали гранаты. Глинский разжился устрашающим тесаком с зазубренным обушком. Бердыш принес из сарая вполне пригодные носилки.
Бойцы доставили мертвых товарищей на опушку, нашли канаву в лесу, завернули в плащ-палатки, уложили, засыпали камнями и листвой с ветками. Минуту молчания пришлось укоротить.
Рыжий гад выпутался из ремня, стянувшего ему запястья, и решил сбежать. Разведчики его догнали, надавали по шее, снова ввергли в беспамятство.
– Товарищ старший лейтенант и вы, парни, подойдите сюда! – донесся
