Валерий Горбань - И будем живы
Легкая стремительная «Субару-Леоне» поравнялась с «Короной».
Чудик не смотрел на дорогу, будто и не летел по ней, как сумасшедший. Если бы впереди оказался поворот, он просто ушел бы в кювет по прямой. Генка, осторожно глянув на Игоря в зеркальце заднего вида, сбросил скорость километров до шестидесяти.
Чудик не делал знаки остановиться, не махал рукой, ничего не говорил. Он просто ехал, и неотрывно смотрел на Саньку, подавшегося навстречу другу. Его широкое, раскрасневшееся лицо закаменело, а из маленьких, почти зажмуренных от душевного напряжения глаз, ручьем текли слезы.
Обе машины были с правым рулем и, опустив стекла, друзья оказались практически лицом к лицу, тем более, что Чудик почти вплотную притерся к их борту.
— На дорогу смотри, чудовище! — грубовато-нежно сказал Князь.
Чудик, с готовностью закивал головой, но продолжал ехать все так же, рискованными маневрами уворачиваясь от встречных машин, и снова догоняя «Корону».
И Князь не выдержал.
— Уезжай! Все! Чудик, братка, уезжай! Скоро увидимся, я скоро вернусь!
Тот снова покивал головой, но в этот раз послушался, ударил по тормозам и, уронив бедовую голову на руль, уперся в сигнальную планку своим знаменитым лбом.
Под протяжный плачущий вой «Субару», «Корона» снова рванула вперед и пошла — пошла-пошла, будто отрываясь от самой опасной в этой жизни погони.
Князь склонил голову к самым коленям, и, раскачиваясь от давящей грудь боли, поднял к лицу скованные наручниками кулаки.
А в салоне продолжала петь и плакать все в этой жизни видевшая, все знающая и все давным-давно постигшая скрипка:
— Жил один еврей, так он сказал, что все проходит…
Все проскочило, как по маслу. Наручники Игорь снял и вернул Генке после прощания с Чудиком, сделавшего понятным все без лишних слов. В аэропорту их встретили молчаливые деловые ребята и пригласили в зал ресторана, где они быстро и плотно пообедали. Затем им вручили билеты и проводили в самолет через депутатский зал. Уже усевшись в кресло, Игорь рассмотрел свой билет, и увидел, что в него правильно вписаны не только его фамилия и инициалы, но и номер паспорта, который он никому из организаторов этого турне не сообщал.
А через две недели ему из Находки позвонил Павел и сказал:
— Сегодня мы Чудика и второго вашего парня выловили в бухте. У Чудика больше сорока ножевых, у Сереги — чуть поменьше. Сейчас ищем Николая. Если он живой и объявится, имей в виду: он очень нужен нам, как свидетель. Не думаю, что он захочет сюда приезжать. Но, хотя бы сам его подробно допроси. И поговори с Князем. Он должен знать, с кем они общались и кто за этим делом стоит. Если расскажет, возьми на протокол. Поручение нашей прокуратуры мы вам пришлем. Дело у них в производстве…
После этого короткого разговора Игорь долго сидел за столом в своем кабинете. Формально, он должен был дождаться официального следственного поручения и лишь потом идти в СИЗО. А за то время, пока бумаги будут идти, Князь уже все узнает по тюремной почте, или от орущих каждый вечер под окнами изолятора приятелей.
Но Игорь знал, что сейчас он встанет и сам поедет к Саньке. Поедет сказать ему, что бестолковый и твердолобый Чудик в тот день, на бесконечной серой ленте, среди умирающих листьев, все уже знал, ко всему приготовился и попрощался со своим Князем навсегда.
Грозный
— Оставь ты это! Жизнь надоела? О семье подумай. Ты же видишь, что в городе творится. Война на носу. Эти шакалы совсем с цепи сорвались. Ничего ты не добьешься. Обвинят, что порочишь защитников независимой Ичкерии и пристрелят, как агента Кремля.
Начальник райотдела сердито-сочувственно посмотрел на Дауда, нервно выдернул сигарету из лежащей на столе пачки и закурил, пуская дым отрывистыми клубками, словно выплевывая.
— И что? Будем спокойно смотреть на все, что творится? Что же у нас за республика такая? Фашистская, да?
— Договоришься ты когда-нибудь… Зачем ты в прокуратуру полез? Асланбек мне звонил, очень советовал не соваться в этот гадюшник. И из МВД уже звонки были: «Кто это у тебя нашелся такой умный? Он хоть понимает, кого пытается дискредитировать?». Вот уйдешь на пенсию, тогда делай, что хочешь, ты человек взрослый. А пока на службе, нечего через голову руководства прыгать. Я все сказал. Иди, и еще раз подумай!
Дауд вышел, аккуратно, с привычным уважением закрыв за собой дверь кабинета. Хотя, вообще-то, хотелось так шарахнуть этой дверью, чтобы с петель слетела!
Несколько дней назад он получил информацию о том, что два сотрудника департамента госбезопасности нанесли визит в квартиру известной в городе русской преподавательницы, заслуженного учителя. Что там происходило, неизвестно. Но, на следующий день, заглянувшая в приоткрытую дверь любопытная соседка увидела незнакомых людей, делавших в квартире приборку. И как ни испугалась, но успела заметить, что один из работников ожесточенно оттирал щеткой впитавшееся в ковер возле дивана большое кровяное пятно. Сама же учительница и ее взрослая дочь бесследно исчезли. А через несколько дней в их бывшем жилище начались пьяные оргии, в которых принимали активное участие те же самые дэгэбэшники.
Собственно говоря, никакой загадки в том, что произошло, не было. Такое творилось в городе сплошь и рядом. Но, обычно, подобные «зачистки» квартир все же маскировались под их легальную покупку в связи со срочным отъездом русских хозяев в неизвестном направлении. Но эта ситуация отличалась неприкрытой наглостью и безбоязненностью тех, кто, по всей видимости, и был виновником трагедии. И еще тем, что убийцы не побоялись поднять руку на известного всему городу человека, благодаря которому сотни чеченских девчонок и мальчишек при поступлении в ВУЗы сумели легко перешагнуть самый трудный для них барьер — сочинение по русскому языку и литературе. Ее ученики теперь работали буквально везде — на предприятиях, в больницах, в школах, в администрации, в МВД… Многие занимали солидные посты. Неужели и этот случай не всколыхнет людей, не заставит задуматься, куда катится Чечня? Неужели практически все вот так, до полного сумасшествия опьянели от националистической пропаганды и этих непрерывных воплей о непонятно кому нужной независимости?
Для Дауда не было секретом, что происходящее в республике, как минимум, негласно поощрялось ее новым руководством. Не прошло и полгода с момента прихода к власти Дудаева, как он с удивлением и возмущением стал встречать на улицах родного города одетых в форму новых силовых структур вооруженных типов, которых он лично когда-то отправлял за решетку. Те весело скалились при встречах: «Привет, начальник!» Или угрюмо спрашивали: «Тебя еще не пристрелили, легавый?». А затем, всевластие вооруженных подонков стало таким, что, например, заявления от русскоязычных потерпевших, в полиции попросту перестали принимать. Да, собственно, с такими заявлениями никто и не рисковал обращаться. Молча стерпев нападение, грабеж или насилие, человек еще имел шанс уцелеть и вырваться из этого ада. Но любая попытка добиться справедливости и наказания негодяев оборачивалась только повторной встречей с ними, и отнюдь не в зале суда. А как же иначе?! Ведь сам Президент Дудаев на весь мир заявил: «Слухи о насилии против русских являются безосновательными и кощунственными. Вся пропагандистская кампания на этот счет развязана российским руководством и не имеет под собой никакой основы. В республике не зарегистрировано преступлений против русских на межнациональной основе».
Не лучшей была судьба и трезвомыслящих чеченцев, особенно, интеллигенции. Кого могла удивить или ужаснуть судьба двух русских женщин, после открытых, наглых, демонстративных расправ над ректором и проректором университета и руководителями других грозненских вузов, в том числе, чеченцами, не признававшими власть распоясавшегося быдла.
И все же… Дауд, на свой страх и риск ознакомил с материалом районного прокурора, надеясь, что его вмешательство хотя бы предотвратит новые насилия и убийства со стороны отморозков в форме. Асланбек вообще-то, неплохой мужик: грамотный, независимый, за его спиной стоит мощный тейп, не потерявший своих позиций и при новой власти.
Но вот как все обернулось…
Погруженный в невеселые мысли, Дауд сел в свой старенький зеленый «Москвич» и покатил домой. На службе, собственно говоря, в такой ситуации и делать-то было нечего.
Его дом был угловым, в самом начале их улицы. Начинал его строить еще отец Дауда. А достраивал повзрослевший и ставший самостоятельным сын. Пусть его дом был не таким роскошным, как некоторые особняки в городе, и даже не таким основательным, как многие другие дома на их улице. Но зато, каждый кирпич аккуратной кладки, каждая досочка чердачной обшивки, каждый оконный наличник были ему знакомы, и казалось, улыбались хозяину, когда он появлялся возле своих владений. И в доме его тоже встретят улыбками. Его Элиза — невысокая, с виду хрупкая и изящная, но гибкая и выносливая, умеющая легко, весело и без видимого напряжения выполнять всю нелегкую работу по разраставшемуся хозяйству. Девятилетняя Аида — мамина помощница и вечная досада для веселого, предприимчивого и бесстрашного шестилетнего Лемы. И сам Лема — его гордость, надежда и старший наследник. Дауд очень надеялся, что у него будет еще не один сын. Но и не забывал каждый день благодарить Аллаха за то, что на свете уже существовал этот отчаянный и беззаветно преданный отцу мальчуган.
