Ганс Шерфиг - Замок Фрюденхольм
Власти стояли на страже безопасности государства. Повсюду в стране смотрители дюн, главные лесничие, инженеры-гидротехники и начальники портов наблюдали за своим окружением и отсылали наблюдения в таинственную СО, характер деятельности которой был им неизвестен.
Именно в это время председатель профсоюза Расмус Ларсен вступил в общество любителей бабочек и в особо важных случаях прикалывал к отвороту пиджака эмблему с мотыльком бирючины, по которой его узнавали другие коллекционеры бабочек. Это общество ставило своей целью вербовать осведомителей из числа членов профсоюзов. Таким путем властям стало известно, с кем играет в карты Оскар Поульсен и у кого пьет кофе Йоханна. А имена посещающих Мартина Ольсена и Маргрету в их маленьком доме возле пруда были занесены в картотеку Полицейского управления.
Кофе выдавался по карточкам. Но в Отделении «Д» ежедневно благоухал редкий теперь напиток. Добросердечный ютландец, полицейский комиссар Хорсенс, любил крепкий, без примеси кофе; не отставал от него и помощник Оденсе. Обоим им приходилось тяжко трудиться, и, разумеется, они нуждались в невинном возбуждающем средстве. Со склада оптовика на Вестре Вольдгаде полицейские машины забирали кофе мешками; перепадало кое-что и для семейных нужд.
В Отделении «Д» полицейские трудились над картотекой с семидесятью пятью тысячами имен. Конечно, такого количества опасных лиц в стране не имелось, но в картотеку на всякий случай заносились все, кто писал статьи в газеты, интересовался политикой или профсоюзным движением. В дополнение к комплекту карточек существовал архив, где на каждое зарегистрированное лицо хранилось досье с документами, в основном вырезками из газет. Годовые комплекты газеты «Арбейдербладет» за несколько лет аккуратно разрезались, и вырезки раскладывались по многочисленным папкам. Кроме того, поступали сообщения и доносы от сыщиков различного ранга и разной степени надежности.
Большая часть этих материалов была совершенно бесполезна. Год за годом сонные полицейские вырезали из «Арбейдербладет» заметки с фамилиями и клали их в конверты. Трактирные сплетни и пьяная болтовня записывались и тщательно перепечатывались на машинке. Копились груды газетной бумаги и исписанных страниц. Материалы, собранные старательными и неопытными сыщиками, складывались без всякой системы и критического подхода.
— Мертвый материал! — сказал полицейский комиссар Хорсенс. — И его слишком много. Понадобилось бы не меньше двадцати человек, чтобы привести его в порядок.
— И предпочтительно сведущих в политике, — добавил Оденсе, — Ни один черт не сумеет отделить тут плевелы от зерен.
— Если бы можно было положиться на своих помощников, — глубоко вздохнул добрый ютландец, — Горько разочаровываться в человеке, которому веришь! От этого болит вот здесь! — указал он на свое ютландское сердце.
Время было суровое. В любой момент могли потребоваться картотека и архив Отделения «Д». От безработицы, охватившей сто восемьдесят тысяч человек, дороговизны и зимних холодов люди начали терять терпение. Полиции следовало знать, что волнует народ, и усердно трудиться, чтобы привести в порядок бумаги. А для этого не хватало ни людей, ни опыта.
Среди тех, кто обманул добряка полицейского, был Эгон Чарльз Ольсен, которого он наставлял на ум. В течение нескольких месяцев Ольсен обслуживал Отделение «Д», давая сведения, которые он собирал в центре города в уютных винных погребках, где некоторые студенты из крайнего крыла коммунистической партии порою привлекали к себе внимание туманными высказываниями. Полиция питала глубокий интерес к образованным людям и подвыпившим студентам. Помимо скромных гонораров, Ольсен получал еще возмещение за купленное для студентов пиво.
Но Ольсен изменил Отделению «Д», попав в лапы конкурирующей СИПО, где ему платили больше и где сам начальник государственной полиции благоволил к нему.
За последние годы Отделению «Д» не везло. После аферы с немецким эмигрантом, похищенным среди бела дня датскими нацистами совместно с полицией, пришлось пожертвовать старым начальником отделения, обладавшим исключительными способностями к языкам. Теперь он был скромным работником в Королевской библиотеке и составлял картотеку на китайские рукописи, как прежде на датских граждан; он, наверно, стал бы ученым, если бы в свое время злая судьба не привела его в полицию.
Пришлось убрать из отделения и нескольких полицейских по уголовным делам, они открыто устраивали встречи с сотрудниками тайной немецкой полиции в ресторане около главного вокзала в Копенгагене. Сотрудничество с гестапо проявлялось так открыто, что вызывало возмущение граждан.
А тут еще государственная полиция создала конкурирующее отделение — СИПО и весьма странную «Гражданскую организацию» с ее обществом любителей бабочек и таинственными внутренним, внешним и мобильным кругами. СИПО преуспевала за счет Отделения «Д», переманивая его персонал и агентов.
В мире шла война. И в Полицейском управлении тоже втихомолку велась война. Она разгорелась между столичной и государственной полицией. Бесшумные засады и нападения из-за угла подорвали нервную систему начальника копенгагенской полиции Баума и толкнули его на стезю алкоголя.
Начальник государственной полиции Ранэ оказался более выносливым. Этот разносторонний и жизнерадостный человек с курчавой шевелюрой и галстуком-бантом походил не на сыщика, а скорее на художника доброго старого времени. Он был честолюбив, стремился завоевать известность в столице и появлялся на всех премьерах и вернисажах. Он заводил знакомства среди всех слоев населения и имел интересных друзей и в Дании и за ее пределами.
В числе его друзей были такие диаметрально противоположные типы, как светский лев Франсуа фон Хане и вор Эгон Чарльз Ольсен.
9
В замок Фрюденхольм Франсуа фон Хане приезжал в большом и красивом полицейском автомобиле с шофером-полицейским, одетым в штатское.
Огромная машина привлекала к себе внимание. В любое время суток можно было видеть и слышать, как она мчится по дороге. Интересно, зачем? В это трудное время происходило много странного. Но кто это разъезжает по дороге в самое разное время суток?
Однажды вечером бдительный полицейский остановил таинственную машину на дороге возле Престё. Разрешите ваши права! Куда направляется машина? Господин фон Хане протянул полицейскому письмо, подписанное начальником государственной полиции:
«Писатель Франсуа фон Хане известен мне как добропорядочный датчанин, которому можно полностью доверять. Он состоит преподавателем в государственной полицейской школе.
Й. Е. Ранэ».
— Благодарю, — сказал полицейский, — и извините! В такие времена приходится быть бдительным; теперь всякое бывает.
— Прекрасно, — одобрил фон Хане, — Едем дальше!
Полицмейстеру из Престё, позвонившему в Полицейское управление в Копенгагене, подтвердили, что письмо подлинное, таинственный автомобиль не украден и его пассажир выполняет важное поручение.
— Странные дела творятся в поместье, — сказал полицмейстер.
Писатель Франсуа фон Хане был много старше графа Розенкоп-Фрюденскьоля. Но выглядел он моложаво, был строен, обладал бравой военной выправкой. Когда он, в сапогах со шпорами, высоко держа голову, шел по-прусски размеренным шагом по двору замка Фрюденхольм, то сильно смахивал на петуха; казалось, он вот-вот закукарекает. А если он встречал на дворе настоящего петуха, то оба останавливались и разглядывали друг друга.
— Удивительное существо! — говорил он графу Пребену, — Благородное, великолепное создание! Я всегда любил петухов. Мои друзья говорят, что я сам похож на петуха. Недаром у меня такая фамилия[10]. Мне это очень льстит.
— Да, пожалуй, верно, — сказал граф, взглянув на гостя — Хотя мне лично больше нравятся индюшки. Вы должны посмотреть моих индюшек, они великолепны; стоит только свистнуть, как они начинают шуметь и волноваться.
— В Германии я держал птичник, — сказал фон Хане. — Однажды у меня был чудесный петух английской породы доркинг. Вы знаете, это крупная порода. Он любил пить пиво, запрокидывал назад голову и по-настоящему смаковал. Иногда напивался так, что не мог идти. Забавно было смотреть на него. Его звали Хельмут. Прямо вам скажу, я горевал, когда его не стало!
— Его зарезали?
— Нет, что вы! Зарезать Хельмута! Ах, он погиб от несчастного случая. Его переехали на дороге. С возрастом он стал глуховат, а возможно, в тот момент он был не совсем трезв и поэтому неосторожен. Весил он четырнадцать фунтов.
— Вот черт! — сказал граф. — Четырнадцать фунтов! Да это вес хорошего гуся.
— Да, он весил точно шесть кило и восемьсот граммов. Мы взвесили его перед погребением. Порода доркинг очень крупная. Их сейчас редко встретишь в Германии. Они плохо несутся, но у них великолепное мясо.
