Николай Черкашин - Знак Вишну
Выследил!
Никого вокруг не было. Дверь закрыта. Солдат сидел шагах в десяти и внимательно вглядывался в воду. Он был так увлечен своим занятием, что не обернулся на легкий шорох в алтаре.
Ледяными пальцами Дита нащупала в сумочке пистолет, и холодная сталь браунинга показалась ей горячей. Четыре выстрела гулко отдались под высокими нефами храма. Солдат неловко завалился на бок, и рука его свесилась в воду.
Фрейлейн Хайнрот с ужасом смотрела на безжизненное тело.
По ступеням алтаря еще катилась, звеня и подпрыгивая, гильза последнего выстрела. Дита бросилась за ней, словно за оброненной монеткой, и это невольное движение вывело ее из столбняка. Все, что делала она потом, происходило само собой — быстро, бездумно, автоматически, будто она повторяла это сотни раз и именно здесь, в этих нелепых тапочках и с этой зажатой под мышкой сумочкой.
Дита вытащила руку убитого из проема и быстро, задвинула плиту. Она оттащила труп за ноги к баррикаде скамеек, оставила его там, и, подобрав свалившуюся с головы солдата пилотку, принялась подтирать ею красные капли на каменном полу. Тут она вспомнила про незапертую дверь и метнулась в боковой придел. Прежде чем накинуть крюк, выглянула наружу. У крыльца стоял зеленый военный мотоцикл с коляской. На секунду она растерялась. Если труп можно было куда-то спрятать, то что делать с громоздкой машиной? В «торфотеку» ее не закатишь… Но мотоцикл мог еще подождать. Главное — убрать труп.
Диту осенило. Она отодвинула плиту и приволокла солдата к могиле Артензиуса. Спихнула убитого в воду, а заодно и сунула следом уложенную в стопку одежду. Она даже не задумалась, чья она… Поставила крышку на место.
Теперь оставался мотоцикл… В «Союзе девушек» фрейлейн Хайнрот училась стрелять, метать гранаты, водить армейский «цундап».
Она вышла из кирхи, оглядела машину. Сесть за руль и перегнать мотоцикл подальше от дома было столь же заманчиво, сколь и безрассудно. Но Дита уже ухватилась за эту мысль и все в том же лихорадочном запале, в каком только что замела следы убийства, включила зажигание и, как была в домашних тапочках, ударила по стартеру. Мотор завелся с полуоборота.
«Не стреляйте! У меня важное сообщение!»
Воздух рвался из груди, плита не поддавалась, и Орест, почти теряя сознание, пронырнул сквозь лаз в выходное колено сифона. Дрожа от холода и пережитого потрясения, он выбрался по скобам в затхлую темноту, осторожно нащупал пол из рифленого железа.
Попытаться пронырнуть во второй раз Еремеев не решился — слишком свеж был ужас, пережитый в воде под плитой. Он прислушался. В стылой тишине звучно шлепались в колодец капли. Должно быть, срывались с потолка. Орест выпрямился и нашарил над головой низкий шершавый свод, ссыпав целый дождь холодных капель. Поежился, снял и отжал трусы, струйки воды пролились оглушающе громко. Не хватало только, чтобы услышали «вишнуиты».
Глупо. Все глупо. И то, что полез искать сифон, и то, что Лозоходыч задвинул плиту, и то, что придут «вервольфы» и он предстанет перед врагами в столь беспомощном и непотребном виде. Уж лучше бы утонуть тогда в подвале под ратушей… Ни пистолета, ни документов, ни одежды.
Холод пробирал не на шутку. Пришлось сделать несколько приседаний, разогнать кровь. Орест представил себе, как нелепо все выглядит со стороны — голый контрразведчик в логове врага, в могильном склепе, приседает и встает, встает и приседает с усердием образцового физкультурника. Стало смешно, и страх слегка рассеялся. Он развел руки и попытался определить размеры своего пространства. Нащупал что-то вроде сужающегося коридора. Осторожно шагнул в темноту, затем еще и еще. Стенки округлились и превратились в жерло бетонной трубы, по которой можно было передвигаться лишь на четвереньках. В конце концов, если есть вход, должен быть и выход.
Может, удастся попасть в какой-нибудь разветвленный ход, а там выбраться через отдушину, смотровой колодец или подвал, соединенный с подземельем, как там, под руинами аптеки.
Метров через сто труба кончилась и начался узкий коридор. Тьма стояла кромешная. Орест вглядывался до рези в глазах, пытаясь различить хоть призрачное подобие пробивающегося света. Он шел, выставив вперед руки, как это делают внезапно ослепшие люди, и с замиранием сердца ждал, что в любую секунду могут ударить в глаза огни фонарей и раздастся короткий лающий окрик. Лишь бы не стреляли сразу… Еремеев лихорадочно продумывал «легенду» на случай допроса. Придумалось что-то не очень складное… Да и как объяснишь свое появление в городских катакомбах в одних трусах, к тому же сырых. Кто он? Откуда? Как попал и что ему здесь нужно на заповедных тропах «вервольфов»? Еще в бетонной трубе Орест приготовил защитную фразу: «Не стреляйте! У меня важное сообщение!»
«Сообщение» это тоже надо было сочинить поумнее. Главное, чтобы не изрешетили в первые секунды столкновения.
Коридор вскоре разветвился на три хода. Еремеев выбрал правый рукав, памятуя вычитанное где-то правило: в лабиринтах всегда надо держаться одной стороны.
Пол становился все сырее и сырее. Сгущался и запах плесени. Потом правая ступня поползла в ледяную воду. Орест тут же повернул назад, снова вышел к подземному перекрестку. Левый коридор вывел его в высокий, судя по замирающим отзвукам шагов, тоннель. Пол в тоннеле был захламлен мотками проволоки, обрезками труб, пустыми жестянками и прочей дрянью.
Орест старался ступать как можно аккуратнее, но, несмотря на осторожность, все-таки стукнулся лбом о железяку, свисающую откуда-то с потолка. Железяка покачнулась и, ржаво взвизгнув, уехала в темноту. Через пару шагов Орест снова на нее наткнулся, ощупал и понял, что перед ним скоба роликовой тележки, подвешенной к потолочному монорельсу. Собственно, самой тележки не было, вместо нее свисала скоба, выгнутая наподобие крюка. Еремеев подтянулся на ней, резко оттолкнувшись от пола. Истошный визг роликов огласил тоннель; скоба проехала метра полтора и встала.
В сомкнувшейся тишине Оресту показалось, что ржавый звук пролетел по всему подземелью. Но никто и ничто ему не откликнулось. Орест уселся поудобнее на скобе, дотянулся до монорельса и с силой катнулся на роликах. Подвесная тележка пробежала еще несколько метров. Пожалуй, стоило избрать именно этот способ передвижения. По крайней мере, можно было не спотыкаться о железную рухлядь. К тому же монорельс, как и всякая дорога, должен был куда-то вывезти. Еремеев в кровь искорябал пальцы о рыхлое железо направляющей балки. Зато работа быстро вернула тепло окоченевшему телу.
На одном из участков монорельс пошел под уклон. Ролики покатились сами, набирая ход. Остановить их было невозможно. Еремеев хотел спрыгнуть, но побоялся расшибиться о брошенное железо. Он молил, чтобы рельс нигде не оказался прерванным. Выставил вперед ноги на случай удара и отдался этому бешеному лету.
Бегство
Если бы Дита была в здравом уме, она никогда бы не решилась на подобную авантюру. Но страх, липкий, дурманящий страх, который обволок разум, едва они вывели с Заячьей Губой свои велосипеды на дорогу, и который темной волной ударил после выстрелов в солдата, не давал ей ни минуты на раздумье, гнал прочь от страшного места, торопил во что бы то ни стало уничтожить последнюю улику — мотоцикл.
Впрочем, как ни была смятена фрейлейн Хайнрот, она понимала, что зарываться не стоит, один-два квартала, въезд в глухой дворик, и все. И пусть ищут свою колымагу! Она еще не знала, что будет делать потом — бежать ли из города или уходить в подземелье к господину Вишну.
Думать об этом было пока рано, ибо все остальное казалось простым и безопасным по сравнению с самым главным делом — избавиться от мотоцикла.
Дита пересекла Кирхенплатц по диагонали и благополучно въехала в безлюдный переулок Пивных Подвалов. Ставни в бюргерских домах были еще закрыты. Мокро блестели серые камни мостовой. Привычный запах торфяного дымка успокаивающе щекотал ноздри.
Навстречу вышли двое. Дита с ужасом разглядела приплюснутые фуражки, широкое золото русских погон… В узкой улочке не развернуться. Она крутанула рукоятку газа — вперед до упора! Но мотоцикл вместо того, чтобы резво рвануться, вдруг зачихал, застрелял и остановился вовсе. Нечего было и думать, чтобы попытаться запустить мотор. Офицеры приближались и, как показалось девушке, ускорили шаг, завидев немку за рулем военной машины.
Дита спрыгнула с седла и бросилась в ближайший дворик. Конечно же, они побежали за ней. Она слышала, как застучали их сапоги по тротуарным плитам. Они выследили ее! Они знали, куда она поедет! Они шли ей навстречу! Им прекрасно известно, что она застрелила русского солдата и теперь перегоняет его мотоцикл подальше от кирхи, подальше от дома. Они догонят ее и убьют. Убьют тут же, по праву законной мести!
