В. Быстров - Герои подполья. О борьбе советских патриотов в тылу немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны. Выпуск первый
Смирнову, Гусеву, Протопопову и другим врачам удалось связаться с некоторыми подпольными группами. От них они получали сводки Совинформбюро, сведения о положении в советском тылу и сообщали их своим больным, поддерживая в них бодрость, уверенность в освобождении.
Деятельность врачей–патриотов постоянно была сопряжена со смертельным риском. Немецкие врачи придирчиво контролировали их работу, фашистская контрразведка засылала в «русскую больницу» свою агентуру. Длительное время там работала палатной сестрой агент ГФП. Но «сестру» быстро «раскусили», и она не смогла полностью выполнить задание своего шефа — начальника ГФП Кукавка. Бдительность врачей, среднего и младшего медперсонала, а также самих больных, особенно офицеров, давала возможность избегать провалов. Однажды гестапо арестовало главного врача Смирнова, продержало его в застенке несколько суток, но из‑за отсутствия улик отпустило.
Медицинскую помощь в «русской больнице» получало и гражданское население города. За период существования больницы в хирургическое отделение было доставлено 324 тяжело раненных местных жителя, 266 из них были спасены.
Когда захватчики стали угонять на каторжные работы в Германию орловских юношей и девушек, многих из них спасла «русская больница». Врачи Протопопов и Гусев делали им не вызывавшиеся необходимостью операции и длительное время держали в больнице, умышленно поддерживая раны незаживленными. Врач–рентгенолог М. Р. Девочкина выписывала подлежавшим угону в Германию фиктивные справки о заболевании туберкулёзом.
Оккупанты неоднократно, когда им нужно было помещение, выбрасывали раненых советских воинов на улицу. Но врачи–патриоты каждый раз с неимоверными трудностями находили пристанища для своих подопечных. В августе 1942 года все оставшиеся в «русской больнице» раненые были размещены в одном из зданий на Тургеневской улице, где было создано хирургическое отделение. Врачами-хирургами здесь продолжали работать Протопопов и Гусев.
Неподалеку от «русской больницы» на территории орловской тюрьмы располагался прифронтовой сборный лагерь военнопленных. Здесь находилось много раненых, обмороженных и больных советских воинов. Никакой медицинской помощи им не оказывали. Смертность среди них была ужасающей. Находившиеся в лагере советские врачи–военнопленные были бессильны что‑либо сделать, так как никакими медицинскими средствами не располагали. Руководители «русской больницы» установили контакт с лагерными врачами, помогли им организовать в лагере лазарет, снабжали его медикаментами, перевязочным материалом и другими медицинскими средствами. Врачи–военнопленные добились разрешения немецких властей временно помещать тяжелораненых в «русскую больницу», а тифозных и дизентерийных больных — в её инфекционное отделение. Пользуясь этим, лагерные медработники создали из числа военнопленных специальную группу санитаров, которые под руководством военфельдшера Г. Чмыхало доставляли в «русскую больницу» не только больных, но и под видом больных здоровых людей, а работники больницы помогали им бежать. Бежавших списывали как умерших.
В июле 1943 года работники хирургического отделения «русской больницы» и лазарета лагеря военнопленных буквально похитили из лагеря тяжелораненых, обречённых на смерть шестерых советских лётчиков, спасли им жизнь и дали возможность вернуться в ряды Красной Армии. Вот как об этом случае рассказывает один из шестёрки, и поныне находящийся в рядах Советской Армии полковник В. А. Некрасов:
«17 июля 1943 года во второй половине дня… группа наших истребителей, состоявшая из 12 самолётов «ЯК.1», сопровождала самолёты–штурмовики «ИЛ-2» в район города Волхова. При штурмовке шоссейной дороги Орел — Волхов в район действия наших «ИЛов» пришла группа немецких истребителей «Фокке–Вульф-190» численностью до 30 машин. В силу сложившейся обстановки мне пришлось таранить «ФВ-190». Мой самолёт потерял управление и загорелся. Я вынужден был выброситься на парашюте над территорией, оккупированной немцами… С тяжёлыми ожогами лица, рук, ног, части тела и раненой правой рукой я попал в плен.
В одну из камер, очень маленькую, поместили нас, шестерых лётчиков, с различными степенями ожогов. Наше положение было крайне трудным.
На второй или третий день, точно не помню, к нам прибыл мужчина с солидной бородой, с аккуратно зачёсанными волосами. Одет он был в гражданское платье. На первый раз сказал, что он русский врач, но как оказался в Орле, нам не было известно. Он внимательно нас осмотрел и сказал, что поможет. Впоследствии мы узнали, что это был врач С. П. Протопопов.
Через некоторое время к нам пришёл второй врач. Это был Б. Н. Гусев. Он оказал нам медицинскую помощь, сделал перевязки, протёр каким‑то раствором обожжённые места, привёл в порядок глаза —сами мы этого сделать не могли, так как у большинства руки покрылись твёрдой и болезненной коркой, не сгибались, а глаза буквально заливались гноем…
В ночь на 25 или 26 июля 1943 года Орел бомбардировала наша авиация… К нам вошли мужчина и женщина и начали нас бинтовать. На расспросы не отвечали, предупредив: «Меньше разговаривать». На рассвете… под видом гражданских лиц, пострадавших при бомбардировке, вывели на улицу, и мы, с трудом передвигаясь, направились в город. Шли долго, и не столько из‑за расстояния, сколько из‑за плохо подчинявшихся ног. Прибыли мы на улицу Тургенева, 27, где всех нас шестерых поместили в одной палате. Здесь мы поступили в распоряжение медсестёр М. Н. Шуметовой и Н. Н. Сырцевой.
…Ежедневно к нам приходили врачи Протопопов и Гусев, лечили нас и рассказывали о положении на фронтах. Где они добывали сведения, для нас было неизвестно, однако, как потом выяснилось, сведения были совершенно точными…
После освобождения г. Орла нас навестили военные врачи и командиры.
Перед нашим отъездом из больницы Протопопов и Гусев попрощались с нами, сказав, что «вы теперь свободны и мы свою задачу, как советские врачи, выполнили…»».
Когда советские войска развернули наступательные бои на орловском направлении, гитлеровцы, готовясь к бегству из Орла, через городскую управу приказали отправить в лагерь военнопленных всех находившихся на излечении в «русской больнице» солдат и офицеров Красной Армии. Врачи–патриоты не только не выполнили этого приказа, а, наоборот, воспользовавшись замешательством фашистов, при активном содействии врача–военнопленного коммуниста Л. Т. Гуры сумели вывести из лагеря и укрыть до подхода советских войск 135 человек.
Когда части Красной Армии вошли в освобождённый город, «русская больница» передала командованию свыше 200 солдат и офицеров, а прибывший сюда представитель воздушной армии принял 22 боевых лётчика.
Деятельность военных врачей В. А. Смирнова, С. П. Протопопова, Б. Н. Гусева и А. А. Беляева в оккупированном врагом городе получила высокую оценку главного хирурга Красной Армии Н. Н. Бурденко, который прибыл в город Орел вместе с передовыми советскими частями. Вместе с врачами подлинными патриотами проявили себя медицинские сестры Д. М. Лифинова, В. А. Алешина, Н. Н. Сырцева, М. Н. Шуметова, А. М. Давыденко–Бондаренко, аптечные работники М. А. Зайцева и П. В. Чикина, санитарки М. С. Емельянова, П. Д. Чистякова и многие другие.
Сейчас, когда удалось восстановить факты, говорящие о деятельности орловского подполья, о трагических событиях, разыгравшихся в городе, многое предстаёт в новом свете, совсем по–иному выглядят некоторые люди — участники этих событий.
Первым бургомистром Орла был А. А. Шалимов. В марте 1942 года он был арестован гестапо и расстрелян «за связь с партизанами». Первым полицмейстером Орла стал П. А. Ставицкий, который в начале 1942 года покончил жизнь самоубийством в гестаповском застенке, чтобы избежать пыток и душегубки. Заместителем начальника сыскного отделения городской полиции работал Д. М. Языков. В феврале 1943 года он был застрелен гестаповцами в своей квартире на глазах у семьи.
Городским полицмейстером после Ставицкого был назначен В. И. Головко. В августе 1942 года он был замучен до смерти во время допросов начальником сыскного отделения Букиным и шефом гестапо Кохом. Орловской уездной полицией в начале оккупации руководил П. К. Мячин. После жестоких истязаний гитлеровцы расстреляли его в апреле 1942 года.
Все эти лица до сих пор считались предателями. Но теперь об их службе в органах оккупационных властей собраны данные, которые свидетельствуют о том, что они были советскими патриотами-подполыциками. Об этом довольно убедительно говорит тот факт, что все они были уничтожены гестаповцами, которые постоянно следили за лицами, находившимися на ответственных постах в городской управе и городской полиции.
О многом говорят и назначения, производившиеся А. А. Шалимовым в аппарате городской управы. Например, А. А. Шалимов однажды вызвал к себе и назначил директором треста очистки старого коммуниста, поляка по национальности, А. М. Вильбика, до оккупации работавшего директором Орловского банно–прачечного треста. Вильбик — в прошлом путиловский рабочий, красногвардеец, активный участник гражданской войны. А. А. Шалимов не мог не знать прошлого А. М. Вильбика. Сквозь пальцы смотрел бургомистр и на действия своего назначенца. А. М. Вильбик набрал в коннотранспортный обоз треста очистки вдвое больше людей, чем требовалось по штату. Люди ничего не делали, а только укрывались в обозе от мобилизации на рытье окопов и строительство других военных сооружений. Конское поголовье обоза не было обеспечено кормами. Поэтому ни один наряд комендатуры на подвозку снарядов к фронту не был выполнен, так как лошади были не способны к работе. Часть лошадей пала от истощения, а остальных А. М. Вильбик распорядился забить на мясо и раздать рабочим.
