Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 15. Разгром
Через месяц, с 25 по 31 июля 1892 года, газета «Жиль Блас» («Gil Bias») напечатала несколько статей Шарля Лезе, в которых подтверждалась глубокая документальная основа «Разгрома».
За двадцать лет, истекших со времени франко-прусской войны, о ней было написано огромное количество книг. «За последние годы, — писал Ж. Корнели в „Голуа“ („Gaulois“) 22 июля 1892 года, — мне попадались на глаза многие романы, созданные, вернее, сложенные, об этой великой трагедии. Но ни один из них не может быть удостоен стать объектом исторических споров, как „Разгром“». Нападки на эту книгу и споры о ней разгорелись еще до того, как она вышла отдельным изданием (сначала «Разгром» был напечатан газетой «Ви попюлер» — «La Vie Populaire»), Но особенную остроту они приобрели в связи с атаками, которым Эмиль Золя подвергся со стороны офицеров и генералов, принимавших участие в войне 1870 года. Они упрекали писателя в том, что его роман оскорбляет армию, что в нем неверно изображены действия французского командования, что Золя не смог до конца разобраться и квалифицированно проанализировать и оценить целый ряд военных операций. А генерал Баррайл, бывший военный министр, заявил, что Золя рассматривает события с ложных философских позиций.
Эти измышления были впоследствии опровергнуты военным историком Альфредом Дюке в статье, опубликованной после смерти Эмиля Золя в газете «Ла Патри» («La Patrie»). Дюко пишет, что во время работы над «Разгромом» Золя часто обращался к нему за консультацией по различным вопросам, касающимся стратегии и тактики французских и немецких войск во время войны 1870 года. «Склонившись над картами, — говорит Дюке, — мы тщательно разбирали маневры и действия боевых единиц. Золя все схватывал буквально на лету и всякий раз находил правильное решение, верный вывод. Я должен отметить, что Эмиль Золя всегда вдохновлялся желанием сказать правду о людях и обстоятельствах».
Масло в огонь этих споров подлило письмо немецкого офицера Танера, опубликованное газетой «Фигаро» («Le Figaro») 19 сентября 1892 года. В своем письме Танера отмечает, что Золя удалось хорошо и талантливо воссоздать все, что не относится к военным действиям, «да и нельзя было ожидать другого от такого прославленного художника». Но дальше Танера заявил, что Эмиль Золя в романе «Разгром» оклеветал первоклассную армию Мак-Магона, которая отличалась исключительной храбростью, начиная от простого солдата до главнокомандующего. «Я считаю эту книгу очень художественной и очень вредной… Она написана таким образом, что вводит в заблуждение людей не военных, которым кажется, будто им рассказывается правда. Золя позорит несчастного Мак-Магона… фальсифицирует факты, оскорбляет армию, у которой был несчастный жребий, но она храбро воевала и не уронила своего достоинства и чести даже в разгроме».
Письмо Танера, который в чине капитана баварских стрелков участвовал в сражениях у Бомона и Седана, выражало настроение военных кругов Пруссии, всячески раздувавших легенду о доблести прусской армии, разгромившей наголову первоклассную армию Второй империи. Золя своим романом нанес тяжелый удар по этой легенде.
Десятого октября 1892 года Эмиль Золя опубликовал статью «Возвращение из путешествия», в которой содержится ответ офицеру Танера. Золя пишет: «Мне достаточно взять документы в руки и рассмотреть по порядку все эти необычные измышления, как правда окажется на моей стороне. Танера, выражая интересы прусской военщины, старается всячески укрепить легенду о том, что во Французской кампании они разбили бесчисленную рать, хорошо оснащенную, прекрасно обученную, во главе которой находились талантливые полководцы… В сражении под Седаном Германия имела дело не с истощенной голодом, деморализованной и не управляемой армией Второй империи, а со всей великой и непобедимой Францией, со всеми, вставшими грудью ее доблестными сынами. Но даже у них пруссаки вырвали победу. Весь смысл письма сводится именно к этому».
Тапера упрекал Эмиля Золя и в том, что он, описывая положение пленных французов на острове, сильно сгустил краски. В ответ на это обвинение Золя привел неопровержимые факты, которые полностью подтверждают очевидцы. «На небольшом клочке, — сообщает Золя, — куда пруссаки согнали восемьдесят тысяч солдат и офицеров, царил невообразимый хаос. Голодные, раздавленные морально, эти несчастные, несколько дней находившиеся под проливным дождем, были доведены до крайности. Один из очевидцев свидетельствует, что на его глазах солдат убил другого солдата, чтобы завладеть его куском хлеба». Люди, пережившие этот кошмар, как рассказывает Эмиль Золя, вспоминают об этих днях с ужасом, леденящим сердце, — так велики были страдания пленных.
«Я думаю, — продолжает Золя, — что, вероятно, сразу же после войны капитан Танера, безусловно, не рискнул бы написать свое письмо. В то время Базейль напоминал огромное кровавое пятно. Он вызывал у всех людей мира такой душераздирающий крик ужаса, что сами баварцы всячески избегали вспоминать о своей победе… Добавим, что капитан Танера, по его словам, был участником базейльского избиения».
Нашлись и такие, кто предъявил Золя обвинение в том, что он неверно передал состояние Шалонской армии под Седаном. На это он ответил в статье «Седан»: «Шалонская армия, невзирая на все беды, показала свое величие». Но 1 сентября армии уже не было. Вокруг царили смятение и беспорядок. Десятки тысяч солдат метались в панике и отчаянии под уничтожающим огнем пятисот немецких пушек.
Травля Эмиля Золя военной кастой и его недругами приняла особенно большой размах во время так называемого «дела» Альфреда Дрейфуса. В реакционной печати появились различные карикатуры, памфлеты, в которых писателя обливали грязью, называли преступником и предателем. На улицах раздавались крики: «Смерть Золя!» В его доме били стекла. «Его преследовали, — говорит Луи Арагон, — не только за „Я обвиняю!..“, но и за „Жерминаль“, за „Разгром“, за эту книгу, о которой люди, сами являвшиеся виновниками разгрома, неизменно говорили с добродетельным негодованием».
Реакция старалась использовать любой факт, чтобы оскорбить, унизить и оклеветать честное имя Золя. В этой связи интересно напомнить историю немецкого издания «Разгрома», на обложке которого был напечатан оскорбительный для Франции рисунок. Издание это дало повод недругам писателя заявить, что «Золя предался врагу», что «он на содержании у немцев», хотя известно, что писатель категорически возражал против публикации этого рисунка.
Получив в марте 1900 года экземпляр иллюстрированного «Разгрома», отпечатанного в Штутгарте, Эмиль Золя немедленно, 22 марта, отправил письмо немецкому издателю А. Левинштейну. «Меня чрезвычайно огорчила цветная гравюра, воспроизведенная на обложке книги. Я не могу согласиться на ее публикацию, так как считаю ее оскорбительной для Франции, и требую безотлагательно удалить ее со всех экземпляров издания… Верю, что вы это сделаете и не заставите меня разорвать наши отношения и принять необходимые меры… Я надеюсь также, что среди иллюстраций в книге нет таких, которые были бы нежелательными или оскорбительными для моей страны».
В своем ответе на это письмо А. Левинштейн, желая уговорить Золя, привел целый ряд доводов. И в частности, тот факт, что это издание будет продаваться только в Германии. Но писатель категорически отказался изменить свое решение. В письме к А. Левинштейну от 30 марта он заявил, что «гравюра, о которой идет речь, противоречит основной идее и смыслу романа. Вы говорите, что это издание предназначено исключительно для распространения в Германии. Но именно это обстоятельство и усугубляет оскорбительный характер рисунка… Во Франции в определенных кругах и без того уже муссируются слухи, будто я состою у немцев на жалованье и вместе с ними праздную разгром французской армии».
Этим злобным измышлениям, всячески раздувавшимся реакцией, был дан должный отпор не только во Франции, но и в печати многих европейских стран. Испанская газета «Эпоха» писала, что, создав «Разгром», Золя совершил подвиг: «Чтобы говорить в романах „Ругон-Маккаров“ правду, нужна была храбрость, но, чтобы сказать правду такую жестокую, как в романе „Разгром“, нужен героизм». Аналогичная мысль пронизывает и всю статью, опубликованную швейцарской газетой «Журналь де Женев» («Le Journal de Genève»). «Задавшись целью возродить картины минувшей франко-прусской войны, осветить эту мрачную страницу в истории своей родины, Золя, как и должно было предполагать, великолепно и сильно реализовал свой замысел. „Разгром“ — это конец Второй империи, это конец не только самого режима, но конец общества, историческое лицо которого призваны были показать „Ругон-Маккары“. Разгром неминуемо должен был свершиться, как неизбежный итог того порядка вещей, который был установлен во Франции преступлением 1852 года. Эсхилу, если об этом подумать, трудно было бы отыскать более совершенный сюжет, чем эта двадцатилетняя трагедия».
