Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 15. Разгром
Жан встал медленно, с тягостным усилием, и вымолвил:
— Прощайте!
Генриетта не двинулась с места.
— Прощайте!
Жан подошел к телу Мориса и взглянул на покойника. Высокий лоб Мориса казался еще выше, узкое длинное лицо вытянулось, в пустых глазах, недавно чуть безумных, погас огонь безумия. Жану очень хотелось поцеловать своего «дорогого голубчика», как он столько раз называл Мориса, но он не посмел. Ему казалось, что он залит кровью Мориса; он отступал перед ужасной судьбой. О, какая смерть среди крушения целого мира! Значит, в последний день, под последними обломками погибающей Коммуны, понадобилась еще эта лишняя жертва! Бедное существо ушло из жизни с жаждой справедливости, при последнем содрогании своей великой мрачной мечты, грандиозного и страшного замысла — разрушить старое общество, сжечь Париж, перепахать и очистить землю, чтобы на ней возникла идиллия нового, золотого века.
В смертельной тоске Жан обернулся и взглянул на Париж. К концу сияющего воскресного дня косые лучи солнца на самом краю небосклона озаряли огромный город жгучим алым светом. Казалось, это — кровавое солнце над безмерным морем. Стекла бесчисленных окон накалились, словно их разжигали невидимые мехи; крыши воспламенились, как пласты угля; желтые степы, высокие здания пылали, потрескивая в вечернем воздухе, как вспыхивающие вязанки хвороста. То был последний огненный сноп, гигантский багровый букет; весь Париж горел, словно исполинская связка прутьев, словно древний, иссохший лес, взлетая сразу в небо стаей крупных и мелких искр. Пожары не прекращались, все еще поднимались большие столбы бурого дыма; слышался протяжный гул, — может быть, предсмертный хрип расстрелянных в казарме Лобо; а быть может, радостные крики женщин и смех детей, обедавших на террасах ресторанов после приятной прогулки. Дома и здания были разграблены, мостовые разворочены, но среди всех этих развалин и страданий на пламенеющем царственном закате, закате того дня, когда догорал Париж, снова шумела жизнь.
И вот у Жана возникло небывалое ощущение. Ему почудилось, что в медленно наступающих сумерках над столицей, объятой пламенем, уже встает утренняя заря. А ведь это был конец всему, ожесточение судьбы, бедствия, каких еще не приходилось испытать ни одному народу: беспрерывные поражения, потеря целых областей, миллиарды контрибуции, гражданская война, потоки крови, груды развалин и трупов; ни денег, ни чести — и необходимость восстановить целый мир! Жан сам оставлял здесь свое растерзанное сердце, Мориса, Генриетту, все свое счастливое будущее, унесенное грозой. И все-таки за ревущим пеклом в сияющей высоте великого спокойного неба воскресала живучая надежда. Это было подлинное обновление вечной природы, вечного человечества, возрождение, обещанное тому, кто надеется и работает, дерево, пускающее новый могучий росток после того, как отрезали прогнившую ветку, чьи ядовитые соки сушили листву.
Жан, рыдая, повторил:
— Прощайте!
Генриетта не подняла головы, закрыв лицо руками.
— Прощайте!
Опустошенное поле осталось невозделанным; сожженный дом лежал в развалинах, и Жан, самый смиренный и скорбный из людей, пошел навстречу будущему, готовый приняться за великое, трудное дело — заново построить всю Францию.
1892
КОММЕНТАРИИ
Создание «романа из военной жизни», как «совершенно необходимой части „Ругон-Маккаров“, предусматривалось Эмилем Золя уже в первоначальном плане серии, переданном издателю А. Лакруа в 1869 году. Излагая основную идею и тему произведения в пояснительной записке к плану, писатель отметил, что он покажет в нем „военный мир… эпизод из итальянской войны. Война — как она есть. Связь Империи с армией. Моя главная цель — нарисовать подлинные поля битвы, без шовинизма, отобразить подлинные страдания солдат“. Размышляя в то время о „романе из военной жизни“, Золя имел в виду кампанию 1859 года, которую Франция затеяла, притязая на Савойю и Ниццу.
В следующем, значительно расширенном варианте плана „Ругон-Маккаров“, который был определен Эмилем Золя после франко-прусской войны, видимо в 1871–1872 годах, и состоявшем теперь из восемнадцати томов, кроме „романа об итальянской войне“, героем которого писатель избирает Жана Маккара, он включает еще два произведения с военной тематикой: „роман о разгроме (обзор газет конца Второй империи)“ и „роман о войне, осаде и Коммуне“.
В 1877 году Эмиль Золя создает новеллу „Осада мельницы“ на сюжет из минувшей войны. Сначала ее опубликовал русский журнал „Вестник Европы“, в котором тогда сотрудничал писатель. Во Франции „Осада мельницы“ была напечатана в 1880 году в сборнике „Меданские вечера“. В письме к своему голландскому почитателю и переводчику Ван Сантен Кольфу от 26 января 1892 года Эмиль Золя признается, что среда, место, действие, персонажи „Осады мельницы“ являются вымышленными. Они не имеют отношения к роману, посвященному франко-прусской войне 1870 года. „Мне нужен был сюжет для новеллы, а так как события минувшей войны были свежи в памяти читателей и тема привлекала их внимание, я и придумал эпизод осады мельницы“.
В преддверии непосредственной работы над „Разгромом“ Эмиль Золя сообщает Эдмону Гонкуру в марте 1890 года, что после „Денег“ он намерен написать книгу „Война“. „Но это будет не роман, это будет прогулка одного господина сквозь Осаду и Коммуну“[4].
Овладев во всей полноте материалом, Золя изменил свои планы и вместо нескольких произведений с военной тематикой решил написать один роман о франко-прусской войне 1870 года. „Название книги — „Разгром“, — указывает Золя, — я выбрал довольно давно. Оно особенно верно и емко выражает смысл моего произведения. Это не только картина войны, это падение династии, это исчезновение определенной исторической эпохи“ [5].
Эмиль Золя не случайно обратился к минувшей войне, для этого было много причин. Уже в предисловии к первому тому серии, к роману „Карьера Ругонов“ (1871) писатель говорит, что „…падение Бонапарта, которое нужно было мне, как художнику, и которое неизбежно должно было, по моему замыслу, завершить драму… дало мне чудовищную и необходимую развязку“. Франко-прусская война, таким образом, стала исторической границей серии; устранив режим Второй империи, она явилась логической концовкой „Ругон-Маккаров“. С другой стороны, эта тема открывала для Эмиля Золя возможность высказать свое отношение к политическим событиям, которые в конце 80-х годов происходили в стране.
Обострение международной обстановки в Европе было использовано националистическими силами во Франции для разжигания реваншистских страстей, преследовавших далеко идущие цели — развязать новую войну с Германией за возвращение утраченных Эльзаса и Лотарингии. Одним из главных вдохновителей реванша стал генерал Буланже. Этот политический авантюрист и демагог, опираясь на влиятельную партию радикалов и тайно поддерживаемый монархистами, сумел привлечь на свою сторону значительную часть представителей мелкой и средней буржуазии. Над страной нависла угроза нового государственного переворота, который неизбежно привел бы к ликвидации республиканских свобод и установлению военной диктатуры.
В этих условиях книга Золя о франко-прусской войне приобретала большую актуальность. Подводя итоги „нелепого царства безумия и позора“ эпохи Второй империи, она в то же время напоминала французам о жестоком историческом уроке и предостерегала страну от повторения ошибок прошлых лет.
„До начала работы над книгой, — говорит в своем очерке об авторе „Ругон-Маккаров“ Генрих Манн, — Золя менее всего представлял себе „Разгром“ как роман; слишком мучительно было желание все сказать, все охватить, он хотел дать только „обзор“ — какой обзор! — войны и гражданской войны. Однако навыки мастерства победили… Битвы жизни, иного он никогда и не изображал; но это борьба за существование, борьба с сорванной маской и, более того, с содранной кожей, нужно сильное и суровое сердце, чтобы за нее взяться. Он взялся, взялся пережить ее глубже и сознательнее, чем люди, на долю которых она выпала двадцать лет назад“.
Работа над этим исключительно сложным и острым произведением отняла у Эмиля Золя в общей сложности около пятнадцати месяцев: с февраля 1891 по май 1892 года. Он освоил и творчески переплавил огромный документальный материал, связанный с событиями двадцатилетней давности. Помимо всевозможных приказов, распоряжений, сводок, донесений, записных книжек и дневников участников войны, из которых он черпал многочисленные детали, писатель собрал целую библиотеку книг, альбомов, карт, инструкций и наставлений по военной технике, справочников с описанием формы и знаков отличия французских и прусских генералов и офицеров всех родов оружия и другие документы. Все это он разместил на подвижной этажерке, находившейся возле его письменного стола. Среди научных работ, которыми пользовался Эмиль Золя, необходимо назвать исследование по истории Франции 1870–1873 годов Теодора Дюре, двадцатитомную военную историю Альфреда Дюке, в которой рассматривались события франко-прусской войны. Через руки писателя прошло большое количество книг, посвященных минувшей войне, изданных во Франции и в других странах. Известно, что после войны, говорит Эмиль Золя в статье „Седан“ (1891), было опубликовано немало книг, написанных бывшими участниками кампании 1870 года, в которых они стремились оправдать себя перед историей. Появились воспоминания генерала Дюкро, Вимпфена, Лебрена, книга принца Бибеско, адъютанта генерала Дуэ, о марше седьмого корпуса от Реймса до Седана с 23 по 30 августа. Бибеско посетил Золя и передал ему некоторые принадлежавшие лично ему документы, из которых, по словам писателя, он почерпнул много интересного материала.
