Аркадий Сахнин - Тучи на рассвете (роман, повести)
Одно из писем заканчивалось так: «Родина, милая Родина, какая ты счастливая, что имеешь таких сыновей!»
Благодарная Родина ответила своим сыновьям. Указом Президиума Верховного Совета СССР они были награждены орденами и медалями.
«… По-разному выражают свои чувства люди. Но одно объединяет то скупые, то взволнованные строки, адресованные героям, — светлая гордость за людей, рожденных Россией, страстная вера в их большое сердце. Это не простые письма. Это вся страна сошлась на большой форум. Это незримые нити, идущие от мартенов Запорожстали в палатку целинника, от цехов ленинградских промышленных гигантов в колхозные станицы Кубани. Это нити, связывающие сердца», — так писала «Комсомольская правда» о потоке писем, идущих в редакцию.
Да, по-разному выражали советские люди свои горячие чувства к героям. Им слали подарки, их звали в гости, делегации молодежи различных городов приезжали в Курск. И почти каждая встреча приносила что-то неожиданное.
По просьбе Московского радио и телевидения командование части разрешило участникам разминирования выехать на два дня в Москву, чтобы выступить перед слушателями и телезрителями. В первый же вечер в Центральном Доме Советской Армии состоялась встреча с солдатами и офицерами Московского гарнизона. Здесь секретарь Центрального Комитета комсомола вручил героям Почетные грамоты ЦК ВЛКСМ и удостоверения о занесении их имен в Книгу почета.
Вечер затянулся. И водитель Николай Солодовников стал заметно нервничать. Еще по дороге в Москву по его инициативе решили осмотреть главный конвейер Московского автомобильного завода имени Лихачева.
И вот уже давно прошло назначенное для экскурсии время, а курян все не отпускали. Им задавали десятки вопросов, их расспрашивали о подробностях операции, о жизни роты.
На завод попали совсем поздно. Вторая смена закончила работу, конвейер остановился. Но слух о том, что приедут герои из Курска, распространился по цеху, и почти никто не уходил.
Встретили воинов радостными восклицаниями, горячими приветствиями. А они, никак не предполагавшие, что их могут специально ждать, были растроганы и смущены. Но вскоре общее оживление передалось и им. Рабочие показывали свое производство, объясняли, как действует конвейер, и чувствовали себя неловко оттого, что конвейер стоит. И вдруг какой-то паренек, успевший помыться и переодеться, вскочил на верстак.
— Товарищи, — раздался его звонкий голос, — я предлагаю бесплатно поработать полчасика в честь гостей, пусть посмотрят.
— Правильно! — закричали в толпе.
— Пустить конвейер!
— По местам!..
Далеко за полночь, растроганные, взволнованные, окруженные толпой, покидали куряне завод и уносили в сердцах любовь рабочего класса.
А на следующий день их ждал новый сюрприз…
Как обычно работала вторая смена в трикотажном ателье на Колхозной площади Москвы. Но вот начался перерыв, и кто-то включил телевизор. На экране появилась группа воинов из Курска. Работницы ахнули.
— Как же теперь, девочки!
Никто не ответил. Все смотрели на экран, восторженные и удрученные.
«… Я сам из Грузии, — говорил с экрана Дмитрий Маргишвили, — но мне одинаково дороги и Грузия, и древний русский город Курск, и каждый клочок советской земли. Когда мы уничтожали склад снарядов, никто из нас не думал, что приедут корреспонденты, что нас пригласят в Москву. Мы выполняли свой долг перед Родиной, как выполнил бы его каждый советский человек…»
Вот во весь экран чудесное добродушное лицо Ивана Махалова. Он смущенно молчит.
«Когда мы ехали сюда, — начинает он наконец нерешительно, — я очень готовился. А вот сейчас сбился, прошу извинить…»
И вдруг лицо его становится серьезным, волевым, голос уверенным и сильным:
«Я только одно скажу. Если надо, сделаем! Все сделаем, что партия скажет…»
Начальнику цеха Антонине Ивановне Пантелеевой очень трудно было оторваться от телевизора, но она не могла больше сидеть и бросилась в другую комнату звонить в телецентр.
Почему же так странно вели себя работницы?
Когда девушки впервые узнали о подвиге, им очень захотелось сказать воинам какие-то теплые, душевные слова. Сначала решили писать коллективное письмо, но вдруг Юля Макотинская сказала:
— Девчонки, давайте им сорочки сошьем. Самые красивые, как на всемирную выставку.
В цехе поднялось что-то невообразимое. В несколько минут собрали деньги. Это оказалось самым легким. Дальше все шло в непрерывных спорах. Прежде всего — из чего кроить? Одни предлагали голубой трикотаж, другие — серый, третьи — в полоску. Кто-то требовал только одинаковых для всех.
Сто семьдесят женщин работают в ателье, и каждой хотелось собственноручно шить для героев. Сшить самой хоть рукав, хоть манжету, хоть петлю выметать.
Глядя на фотографии в газетах, определяли размеры воротничков, ширину плеч. И вот наконец сорочки готовы. Их принимали контролеры, как особый государственный заказ. Их придирчиво осматривали модельерши, и главный инженер Концевич, и начальник цеха Шухина, и директор ателье Иванова.
Все это опытные мастера. Через их руки проходит вся готовая продукция — более тридцати тысяч штук трикотажных изделий. Ни к одному шву или петельке придраться нельзя было. И когда окончился осмотр, кто-то тяжело вздохнул:
— И какие же мы дурехи, девочки! Ну кто разрешит солдатам носить такие сорочки!
И снова бурлили цехи. А через час возле каждой сорочки появилась и шелковая майка: носить ее может любой солдат.
Выделили делегацию в Курск из трех самых достойных. Но как уехать, ведь надо работать? И трое написали заявление с просьбой предоставить им отпуск на два дня за свой счет «по семейным обсто ятельствам».
Директор ателье Анастасия Петровна Иванова вернула девушкам заявления.
— Выпишу командировку, — с улыбкой сказала она.
— А если ревизия будет?
— Ревизоры — советские люди, поймут.
На следующий день только и говорили о курских событиях, завидовали тем, кто поехал к героям, кто пожмет им руки. В такой момент работницы и увидели своих героев на экране московского телевизора. Им радостно было смотреть на этих людей и до слез обидно, что где-то в Курске сидят их делегатки с шелковыми майками и сорочками.
Девушки помчались на телецентр, разыскали курян, рассказали все, что произошло. Трудно было отказать работницам и не посетить их ателье…
Из Воронежа, Москвы, Тбилиси приезжали в Курск представители молодежи, чтобы лично поздравить верных сынов Родины.
За день до приезда грузинской делегации Валя получила билет на встречу воинов с делегатами братской республики. Все знали о том, что в числе их будет и Гурам Урушадзе.
На вокзал она идти не решилась, а на вечер пришла одной из первых. Она могла занять почти любое место и все же села далеко от сцены, в одном из задних рядов. С волнением смотрела она, как появились на сцене Иван Махалов, Дмитрий Маргишвили, Михаил Тюрин, как заполнили места в президиуме делегаты Грузии. Гурама среди них не было. Что же могло произойти? Ведь о его приезде объявили официально.
Валя слушала выступления солдат, представителей молодежи Курска, слушала горячие страстные слова грузин. И все-таки она с тревогой думала о Гураме.
Одной из первых покинула зал, когда вечер закончился. Чем дальше уходила от клуба, тем реже становились прохожие. На своей улице она оказалась совсем одна. Валя ускорила шаг. Показались очертания ее дома. На ступеньках неясный силуэт. На крылечке, на старом родном крылечке, сидел человек. С вокзала он добежал сюда за десять минут. И вот уже много часов сидит и ждет…
1962 год
Крик из глубины
Наверно, только о любви написано так много, как о море: романы, повести, сказки, поэмы, песни. Море воспевают народы и эпохи. И эти несовместимые понятия — любовь и море — удивительным образом где-то сходятся, сливаются воедино и одинаково волнуют и будоражат душу.
Воспето море буйное, жестокое, беспощадное, воспето ласковое и нежное, неповторимо сказочной красоты. Оно может, как и любовь, довести человека до отчаяния, погубить, но так же дает ему силы, радость, одухотворяет. И какие бы испытания ни несло море людям, они будут тянуться к нему и думать о нем, потому что захватывает оно, как любовь.
Я видел этих людей, которым не жить без моря и без которых нет моря. Видел на боевых и мирных кораблях, на подводных лодках и на морском дне. Об этих людях и пойдет рассказ.
… На базе стояли подводные лодки. Они готовились к выходу на учения.
Когда учения окончились, все вернулись на свою базу, а одна лодка осталась на дне моря, зарывшись винтами и кормой в илистый грунт, оторванная от всего мира.
… На базу подводных лодок я приехал поздно вечером. Здесь было еще спокойно, еще никто ничего не знал. Мне предстояло идти на одной из лодок, чтобы написать о том, как морские охотники выслеживают и топят лодки. Казалось, для этого достаточно побывать на морских охотниках. Но я ходил с ними и, откровенно говоря, мало что понял.
