Небесные мстители - Владимир Васильевич Каржавин
Все-таки он вырулил, но посадил самолет не на взлетном поле, а на лесной поляне, врезался в чащу.
Придя в сознание, Игорь услышал цокот мотоцикла. К ним спешили начлет Грачковский и двое санитаров. У одного из них в руках был большой белый баул с красным крестом.
Званцев не без труда выбрался из кабины. Его волновало только одно. Что с Петром? Услышав слабые стоны, которые издавал чех, он облегченно вздохнул. Жив!
– Если с ним что случится, пойдешь под суд, – заорал Грачковский, подбежав к самолету, и обложил Званцева крепким матом.
Петр тем временем открыл глаза и попытался улыбнуться.
– Да жив он, – сказал Званцев, кивнул в его сторону и ухватился за крыло, чтобы не упасть. Голова сильно кружилась, к груди подступила тошнота.
Если бы он знал, что эта катастрофа будет поворотным пунктом в его дальнейшей жизни!
Их поместили в медсанчасть завода, в одной палате, на соседних койках. Званцев отделался сотрясением мозга и переломом левой руки. У Петра была сломана ключица и повреждено колено.
Начались хождения в палату. Первым посетителем, конечно же, стал Трясогузкин.
Секретарь парткома погрозил Званцеву пальцем, отругал его, правда, без мата, кивнул в сторону койки, на которой лежал Петр, и заявил:
– Ты его чуть не угробил, поэтому шефствуй над ним, чтобы их глава не имел к нам претензий.
Но руководитель чехословацкой делегации не только не предъявил претензии за полет на грани, но и попросил руководство завода поощрить летчика-инструктора, который показал свое мастерство, выйдя из штопора у самой земли.
Вскоре Игорь и Петр стали прогуливаться в небольшом скверике у медсанчасти. Ноги у Званцева были в порядке, а чех передвигался, опираясь на палочку.
Они много разговаривали, конечно, на русском, ведь чешским Игорь не владел. Прошла неделя, и Петр уже говорил почти без акцента. Он постоянно расспрашивал товарища по несчастью о работе, учебе, увлечениях, при этом лишь однажды, как бы невзначай, поинтересовался семьей.
А что Игорь Званцев мог поведать о своей семье? Его воспитывала одна мать, учительница немецкого языка. Отец погиб в Первую мировую войну, которую чехи называли Великой.
Он задал было и Петру вопрос о семье, но тот ушел от ответа, лишь с непонятным волнением в голосе спросил:
– А кем был твой отец на войне?
– Летчик, поручик Званцев Николай Порфирьевич. Его самолет сбили в шестнадцатом над позицией австро-венгров. Может, именно поэтому меня тянет к авиации.
Игорь окинул взглядом собеседника. Ему показалось, что его чешский друг хочет сказать что-то важное, но не решается. Так и случилось, но только после.
Утром в день отъезда Петр в полной военной форме зашел попрощаться. В отличие от Игоря, он почти выздоровел, лишь немного прихрамывал. Примерно через час за ним должен был заехать представитель чехословацкого посольства. Летчики, товарищи Петра, несколько дней назад, пока он долечивался, отбыли домой на новых скоростных «СБ-2».
Они стояли друг против друга в том самом скверике у медсанчасти, где каждый день совершали прогулки. Ласковое майское солнце предвещало хороший день.
Прощаясь, Игорь улыбнулся, протянул руку. Петр в ответ сделал то же самое. Но в руке у него что-то было.
– Это тебе. Прочти и никому не показывай, – негромко сказал Петр, вложив конверт в ладонь Игоря.
Званцев снова почувствовал волнение в его голосе.
Он осторожно вскрыл заклеенный конверт из плотной бумаги, достал листок, развернул. Ни на конверте, ни на листке имени и адреса не было. Но это письмо было послано именно ему, Званцеву Игорю Николаевичу.
Здравствуй, дорогой сын!
Мало надежд, что мое письмо попадет к тебе, но я по натуре оптимист, верю в хорошее. Не знаю, что говорила тебе мама обо мне, только я, как видишь, жив. В июне 1916 года во время знаменитого Брусиловского наступления мой самолет был подбит. Я сделал вынужденную посадку на территории противника и попал в плен к австрийцам. Я очень хотел вернуться домой, но в России произошла революция. Я решил ее переждать, потому что жизнь царского офицера мало чего стоила. Воевать же в Гражданскую, когда русские бьют русских, я не пожелал. А в октябре 1918 года Австро-Венгрия распалась и образовалась Чехословацкая республика. Наш лагерь находился на территории Чехии. Офицерам разрешалось под честное слово посещать близлежащий городок. Там у меня появились друзья и женщина, с которой я связал свою дальнейшую судьбу. После поступил на службу в чехословацкую армию, в одну из ее авиационных частей. Дослужился до полковника. Год назад ушел в отставку. Сейчас живем с женой Эльзой и дочерью Марией в небольшом доме на окраине Праги. Пенсии хватает. Еще пишу книгу о войне. А мое авиационное дело продолжает сын Петр, который и передаст тебе это письмо.
Дорогой сын, мой милый Игорек! Я тебя так называю потому, что у меня есть фотография, а на ней ты, пятилетний, сидишь у мамы на коленях. Я знаю, какая у вас в Советской России тяжелая обстановка. Арестовать могут по малейшему подозрению. Поэтому о моем письме никому не рассказывай. Покажи только маме и уничтожь.
Ради бога простите, что так получилось. Всегда ваш,
ЗНП.
Инициалы ЗНП означали Званцев Николай Порфирьевич.
Игорь еще раз перечитал письмо, огляделся вокруг так, словно боялся, что кто-то за ним следит, потом посмотрел в глаза Петру и сказал:
– Выходит, мы с тобой братья?
– Да, братья, – тихо отозвался Петр.
– У меня есть еще и сестра?
Вместо ответа Петр достал из внутреннего кармана куртки небольшую фотографию. Это был семейный снимок примерно пятилетней давности, потому что Петр на нем выглядел юношей, а сестра Мария – совсем девочкой, с косичками. Отец на фото был в военной форме, а его жена Эльза напоминала актрису из какого-то фильма, улыбалась и выглядела заметно моложе матери Игоря.
Первым желанием Званцева было попросить Петра оставить ему фотографию, но он не решился это сделать. Его охватила какая-то грусть, доселе совершенно неведомая. Казалось бы, нужно радоваться. Он впервые увидел отца, пусть и на фото. Так нет.
Игорь еще раз окинул взглядом человека в военной форме, вернул фотографию и тут же спросил:
– Скажи, почему ты носишь фамилию Шнайдер, а не Званцев?
– Меня так записали при рождении, – ответил Петр, пожал плечами и добавил: – Таково было желание матери.
– А кто она у тебя? Немка?
– Немка, но ее родители жили в России. Когда началась война, им пришлось эмигрировать.
– Работает?
– Она владеет небольшой швейной мастерской.
Они чуть помолчали, потом Игорь спросил:
– Слушай, Петр, а
