Привет из прошлого… - Александр Каренин
– Ага, еще чего! Ты себя в зеркале видел?
– Ну было дело!
– Хм. Ну ладно, тогда. А вон кстати майор Нарыжный идет, наверное, сейчас разбор ваших вчерашних полетов будет! – сказала Юлия, посмотрев в окно.
– Товарищ капитан, а разрешите перед кончиною своей задать вам один вопросик? – состроив кошачьи глаза, спросил я.
– Ну попробуйте! – засмеялась она.
– Майор Нарыжный вам не муж случайно?
– Нет, майор Нарыжный мне пока не муж, и вообще это ни ваше дело товарищи курсанты! – убрав с лица улыбку, она резко встала с постели и пошла к выходу.
Повернувшись к Дронову, я улыбаясь спросил:
– Ну что козел, конец нам сейчас будет! Майор как узнает про наши с тобой похождения по ночам с цветами, отчислит нас нахрен. Предлагаю что-нибудь придумать, и говорить одно и тоже! Ты как, со мной? – протягивая ему перебинтованную руку, добавил я.
– Лёвкин, клянусь, выздоровлю я тебя зашибу!
– Ну ты выздоровей сначала, а то я тебе сейчас в ребро твоё больное как задвину, так ты тут же и скопытишься!
– Чего??
– Шучу я! Давай соображай быстрее пока майор идет! Ахах, а вот и он! – с дрожью в голосе сказал я, и спрятался под одеяло.
Нарыжный зайдя в палату увидел две трясущиеся одеялки, под которыми лежали две синие отбивные вроде нас. Он взял рядом стоящий стул, поставил его между койками присел и молча рассматривал нас. Просидев так четверть минуты, Нарыжный постучал ладонью по моей койке.
– Кто там? – спросил я, потихоньку спуская одеяло с головы.
– Сто грамм! – грубовато ответил Нарыжный.
– А-а-а, здравия желаю, товарищ майор! Вот курсант Лёвкин и курсант Дронов, лежим после… – не дав договорить, майор прервал мой доклад: – После?! Я знаю, чего после!
Вы чего щеглы такое творите, а? Я вам бл… покажу кузькину мать! Будущая элита авиации! Сталинские соколы мать вашу! Вы посмотрите на себя на кого вы похожи? Вас по идее за такое, в миг исключить надо из школы!
– Товарищ майор, простите нас. Мы виноваты! – ответил я, опустив глаза вниз.
– А как иначе, родные вы мои! Ладно, как выпишут вас, сразу на губу сядете, оба! Там и померитесь! – сказал Нарыжный, после чего встал и пройдя не много к выходу, добавил: – И еще, если я хоть раз вас увижу совершенно здоровыми и с цветами возле санчасти! Сверну шею обоим, и не посмотрю, что вы еще дети! Уяснили?
– Так точно товарищ майор! – синхронно в голос ответили мы с Андреем.
Нарыжный надел пилотку и вышел из лазарета. Не много погодя, я продолжил поддевать Дронова:
– Вот что ты за человек такой, чуть из-за тебя не расстреляли!
– Да пошел ты! – скрепя зубами, злился Андрей.
– Не могу как видишь! И это все благодаря тебе! Сделал из меня калеку! – засмеялся я.
– Да ты тоже хорош! Чуть зубы не выбил мне, стервец! – слегка рисуя на своем лице улыбку, произнес он.
– Я еще и стервец?! Нет вы посмотрите на этого хама! – легонько стукнув по плечу, улыбнулся я.
Это было наше недолгое перемирие. Все это время препровождении в лазарете, мы вели себя тихо и спокойно, ни на секунду ни намекая друг другу на агрессию и ненависть.
Пролечившись некоторое время в санчасти, нас ожидал суровый и большой обещанный «привет» от начальства. Прибыв в штаб на «долечивание», майор Нарыжный, не стесняясь в выражениях, читал нам лекцию о вреде сексуально-межличностных отношениях на службе, которые, цитирую: «…до добра не доведут, а доведут только до больших проблем в виде общего геморроя на одну задницу!». Выслушав его довольно доходчивый и интересный монолог, нас с Андреем ждало увлекательное и в тоже время романтическое путешествие на гауптвахту, за нарушение дисциплины.
Находясь всё это время в заточении, я беспрерывно думал о Юленьке, представляя наши будущие встречи и логический конец конфетно-букетного периода. Всё это будет совсем скоро, а тем временем, где-то на тренировочных площадках и учебных классах, наши однокашники грызли гранит науки и изучали материальную часть, пока мы загорали на «губе».
***
Шел пятый день отбывания наказания. Андрей, как обычно лежит на своей шхонке, закинув ноги на перила, и покручивая во рту соломинку, напевает какую-то свою мелодию, чем-то схожую с «Сопками Маньчжурии». А я уже утомившись от безделья за всё это время, хотел приступить к своим трудовым лётным будням, и ждал пока старшина Чуранов, клацая ключами, выпустит нас на свободу. По бродив по камере, я вскоре залез на свой второй ярус кровати и высунув морду в форточку, наблюдал за курсантами. Кто-то занимался строевой подготовкой, оттачивая свой шаг, кто-то прыгал с парашютом с вышки, кто учил материальную часть самолетов, а кто-то и вовсе известным «фольклорным мужским органом» груши околачивал, с папиросой в зубах. Этой балдой как раз и был мой дружбан Егорка. Ему были до фонаря все эти строевые подготовки, какие-то там прыжки с вышки и прочее. Егору просто хотелось по скорее летать, но из-за плохих отметок по профпредметам его не допускали до машин. Глядя на него и вертя головой, я мысленно проговаривал про себя, мол вот халтурщик! Что же из тебя получится? Молодой еще, пацан, что с него взять! А, впрочем, думаю с возрастом поумнеет. Но, это все в целом, а в общем, глобально так скажем, на дворе стояло прекрасное время года – весна. Птички поют, коты лазают по деревьям, черемуха начинает распускаться. Задумываясь обо всем об этом, меня начало не много клонить в сон, и закрыв на минуту глаза, передо мной снова появился образ той единственной и неповторимой Юленьки, которая подарила мне те счастливые минуты, когда она просто находилась рядом. Она подошла ко мне и прикоснувшись к моему лицу, поцеловала в губы. Я был на седьмом небе от счастья, и слегка постанывая попытался ответить ей взаимностью, и как только я нежно провел руками по ей бархатной и тонкой шее, я тотчас же поцеловал её в ответ. Уста её были такими сладкими как мёд, каким хотелось напиться до одурманивания. Но вдруг она, резко отталкиваясь, дав мне сильную затрещину, мужским голосом говорит:
– Так я не зрозумів, Лёвкин! Ти зовсім охренел до мены лізти? – забыв русскую речь воскликнул старшина, и утирая свои губы, добавил – ну ти що дурбеціло, робиш?
Подскочив с койки, я в растерянности утирая свои губы, и сплевывая на пол, ответил:
– Тьфу, товарищ капи… ой господи, товарищ старшина, извините я не хотел! Тьфу, тьфу! Мне сон не хороший приснился!
– Так я вже зрозумів, який
