Вадим Шарапов - Команди Особого взода

  - Быстро! - окрик Нефедова хлестнул кнутом. - Помогать ему, ну!

  Сергей кинулся к колодцу и вцепился в ворот мокрой гимнастерки, вытягивая старшину наружу. Тот с хрипом перевалился за край и Никольский увидел, что второй, полуоторванной рукой он намертво сжимает за горло кого-то, заросшего черной шевелящейся шерстью, отдаленно напоминающего горбатого человека. И тут же рядовой почувствовал тупой удар в грудь, напротив сердца. Его откинуло от сруба, но другие солдаты уже тянули колдуна наверх.

  Никольский поднялся с земли и посмотрел на грудь. Гимнастерка была разорвана, и точно под левым соском торчал длинный железный штырь, пробивший сердце. Но боли не было и никаких неудобств не было тоже. Сергей попытался было вздохнуть, и тут же понял, что это совсем не обязательно, и что все это время он не дышал. Попытался удивиться или рассердиться, но не получилось, словно все это время чувства, которые он испытывал, были только воспоминанием о них. Зато теперь он помнил - но тоже отстраненно и равнодушно - как поднялся ночью с досок старого блиндажа, превращенного в госпитальный морг - поднялся он, и с ним еще десяток таких же убитых. Последний резерв зачистки.

  Тогда он повернулся, и молча двинулся обратно к куче солдат. Втиснулся между ними и ухватился за холодную мокрую кожу завывающего колдуна.

  Степан Нефедов выпустил из губ оберег. Боль уже ушла, больше не раскалывалась голова - видимо, заклятье исчерпало Силу. Он сделал несколько шагов и не удержался - шатнуло. Тогда Степан сел прямо на землю и, не оборачиваясь, сипло приказал:

  - Кончайте его.

  И зажал ладонями уши, согнулся, весь сморщившись. Не в человеческих силах было выдержать страшный крик колдуна, которого заживо рвали на куски мертвые солдаты. Он не мог причинить им никакого вреда и поэтому кричал и кричал, распадаясь на кровавые части.

  Потом вой прекратился.

  Нефедов встал. Он облизнул соленые губы и почувствовал вкус собственной крови, которая текла из носа. Старшина размазал ее по подбородку, махнул рукой и повернулся.

  Солдаты стояли и молча глядели на него. Они не двигались. Ольга... Федор... Сергей... пожилой старшина... никто из них не шевельнулся и ничего не сказал, когда старшина Нефедов достал из нагрудного кармана тонкую металлическую пластинку со сложными символами. Он сглотнул и криво усмехнулся.

  - Ну, вот и все. Жаль, анекдот я вам так и не рассказал. Да это ничего. Благодарю за службу... а Родина не забудет, - и переломил пластинку пополам. Бросил обломки в лебеду и пошел прочь, не видя, как беззвучным пламенем вспыхивают и исчезают тела.

  Грузовик на опушке уже урчал мотором.

9. Круг Земной

  Метель разыгралась к ночи.

  Завьюжило так, что вытянутой руки было не увидеть - снежные хлопья неслись над землей, хлестали по деревьям, переметая все тропки и дороги. Беда человеку, который в такую круговерть окажется в лесу, далеко от жилья. Пропадет ни за что.

  Деревня Грачи словно бы замерла. Даже собаки не перегавкивались, отлеживались по конурам, взъерошив шерсть. Редкие окошки светились сквозь снежную муть - в такую погоду даже сена корове подкинуть, и то хозяину надо набраться смелости.

  Но военный грузовик, с кузовом, крытым брезентом, упорно пробивался по заметенной дороге. Рычал мотором, порой буксовал на одном месте. Тогда из-под тента молча выпрыгивали люди, наваливались плечами на мерзлое дерево кузова, выталкивали машину вперед и снова забирались под брезент. К полуночи трофейный "Опель Блитц" въехал в Грачи и замер, почти уткнувшись тупым носом в стену крайней избы.

  - Ни черта не видно! - шофер, молодой парень в черном танковом комбинезоне, матюгнулся и вылез из кабины. Помогая фарам ручным фонариком, он посветил вокруг и похлопал по брезенту.

  - Вылезай, приехали!

  На голос лениво отозвалась собака - забрехала, зазвенела цепью. Скрипнула дверь, и на пороге избы встал здоровенный мужик в рубахе и подштанниках, с берданкой в руках.

  - Кого там черти носят ночью? - громыхнул он могучим басом. Под луч фар вышагнула фигура в черном, отозвалась спокойно:

  - Чего ругаешься? Раз носят, значит, надо. Особый взвод, остановимся у вас тут на денек, - жилистый, невысокий мужик, по погонам судя - старшина, поднялся на крыльцо, не обращая внимания на ружье. Волосы на его непокрытой голове трепала вьюга. Хозяин невольно отступил на шаг, а когда глянул на петлицы - крест в звезде, так и вовсе опустил берданку и отвел глаза.

  - Охотники? - пробормотал он и посторонился. - Заходите в избу... товарищ старшина. Только тесновато у меня, тут уж не обессудьте. Жена, да трое ребятишек. Да замолкни ты! - это уже выскочившему с лаем псу.

  Старшина обернулся в темноту, что-то тихо и неразборчиво сказал подбежавшему шоферу. Хозяин тем временем во все глаза смотрел, как из кузова один за другим бесшумно выпрыгивают солдаты. Подошли ближе, выстроились у крыльца. Все как один - широкоплечие, косая сажень в плечах, и самый малорослый - на полголовы выше командира.

  - Разобраться по избам! - приказал старшина. - Саша, машину загони во двор и укрой, как следует, а то с утра не откопаем. Выполнять...

  Солдаты мгновенно исчезли в метели. Проводив их взглядом, старшина снова повернулся к хозяину и усмехнулся.

  - Не узнаешь, Николай? Понятное дело, давненько я у вас не был. Ну, зови в дом, что ли. Парень я не гордый, где постелишь, там и лягу, - и, не дожидаясь ответа, сам шагнул в сени. Оторопевший мужик повесил берданку на гвоздь и поспешил следом за неожиданным гостем. В избе, при свете керосинки, которую зажгла полусонная жена, он уставился на старшину. Вгляделся хорошенько - и охнул.

  - Степан? Ты, што ли? Степан Нефедов?

  - Он самый, - военный пригладил волосы и сел на табурет, стягивая сапоги. Потом откинулся на стену и устало прикрыл глаза.

  - Дак... это же сколько лет-то прошло? - Николай суетился, озадаченно взмахивал руками. Огромный, он был похож на медведя, который отмахивается от надоедливых пчел. - Ведь в самом начале войны еще...

  - Да не мельтеши ты, Коля, - отмахнулся Нефедов, - сядь вот лучше, расскажи, что тут у вас и как?

  Хозяин присел на скрипнувшую под ним скамью. Потом спохватился, снова вскочил.

  - Степан, так что ж мы насухую-то с тобой разговоры разговариваем? У меня вот и самогон есть, и сало...

  - Не пью, спасибо, - покачал головой Степан, - не приучен. Чаю выпью с удовольствием, а если и сахару в него положишь - так и совсем спасибо.

  - Наталья! - шепотом, прозвучавшим чуть тише обычного баса, позвал жену хозяин. - Чайник поставь!

  Его жена молча повозилась у печки, вздула огонь, поставила объемистый чайник и снова ушла в другую комнату, даже вроде бы и не глянув в сторону ночного пришельца. Нефедов улыбнулся.

  - Хорошая у тебя хозяйка, Николай, нелюбопытная.

  - Э! - махнул рукой мужик. - Ты не смотри, что слова не сказала. Завтра вся деревня знать будет, что ты вернулся. Баба же, сам понимаешь...

  - Пусть говорит, - Нефедов думал о чем-то другом. Он рассеянно погладил кота, который мявкнул и перевалился на другой бок, и спросил. - Так значит, в Грачах спокойно все?

  - А что здесь сделается? Всю войну тишина была. В начале, говорят, тоже. Да что я тебе рассказываю-то? Я как на пятый год по ранению комиссовался, сразу в председатели сельсовета и попал... Так и живем.

  - Председатель сельсовета? - хмыкнул Степан. - Ишь ты. И в лесах спокойно?

  - Так ведь ваши-то, Охотники, здесь в войну не один раз проходили. Тишь да гладь, - Николай помялся нерешительно, а потом все же спросил, - слышь, Степан, вы-то сюда по заданию, или как?

  - Или как, - отозвался Нефедов, снимая кипящий чайник, - или как. Постоим тут у вас сутки, отдохнем, метель переждем - и дальше поедем. Здесь нам делать нечего.

  - Ну и слава богу, - Николай заметно повеселел, видно было, что разом успокоился и ободрился, - и то верно - что вам здесь делать-то? Но, однако, нагрянул ты, Степан, нагрянул... Кто бы и знал, что ты живой? Ведь даже Татьяна не верила.

  Он осекся, увидев, как Степан медленно поставил жестяную кружку на стол. Молчали долго. Потом старшина провел ладонью по лицу, словно смахивая что-то, и глухо спросил:

  - Она здесь?

  - Жива-здорова, - растерянно сказал Николай, виновато сутулясь на табурете, - как раньше одна была, так и сейчас.

  Нефедов поморщился, как от сильной боли, и встал. Он сильно побледнел и теперь какими-то медленными, неуверенными движениями обхлопывал себя по карманам. Все-таки нашел коробку папирос, потоптался на половике и как был, босой, вышел в сени. Через пару минут Николай вышел вслед за ним.

  - Степан... Ты чего? Что стряслось-то?

  - Она что, замуж так и не вышла? - спросил Нефедов, в темноте жадно затягиваясь "Казбеком". Красный огонек на конце папиросы разгорался и угасал с легким треском.