Семен Шмерлинг - Десант. Повесть о школьном друге
Но время шло. Снег покрывал осеннюю грязь. Мороз сковывал речки, болота. Наступление началось 13 декабря, туманным утром. В 9.00 грянул залп «катюш», а вслед за ним шквал артиллерийского огня. Грохот его доносился и до 83-й дивизии, которая до поры до времени находилась в армейском резерве. Ох, хуже нет — ждать и догонять. А дивизии предстояло и то и другое, ибо по замыслу командования ее вместе с 1-м танковым корпусом предполагалось ввести в прорыв.
Но прорыв пока не получался. Атака захлебнулась. Вражеские позиции ожили, немцы перешли в контратаку, яростную, как прыжок пантеры. Ее с трудом удалось отбить. И только на следующий день наметился успех. Передовые части прорвались к шоссе Невель — Городок, не на юг, как предполагалось, а на запад. И командование сразу воспользовалось удачей. В прорыв — полтора километра по фронту и два в глубину — они ввели 83-ю гвардейскую стрелковую дивизию вместе с танковым корпусом.
Гвардейцы форсировали по тонкому льду речки Овсянку и Кабишанку, десятки ручьев, прижимая врага к едва одевшемуся ледком обширному озеру Езерище. Они свертывали обороны противника, и их фланкирующий удар был поистине подобен прыжку пантеры.
К 17 часам 15 декабря дивизия овладела деревнями Фаины, Ренище и завязала бой за ключевой пункт немецкой обороны — село Сурмино. Именно здесь, отмечал в своих воспоминаниях генерал К. Н. Галицкий, «наступал 248-й гвардейский стрелковый полк… Его батальоны форсировали топкие места, преодолели лесные заросли и внезапной атакой вышли в тыл 365-му пехотному полку 211-й пехотной дивизии, оборонявшемуся фронтом на север… Один из батальонов овладел населенным пунктом Каики, где располагался 187-й артиллерийский полк противника, и захватил исправные орудия и боеприпасы. Уцелевшие вражеские солдаты в панике бежали». Последовавшую затем контратаку противника в районе села Лаптевка гвардейцы решительно отбили.
Все эти населенные пункты — Каики, Лаптевка, Сурмино — занесены в наградной лист командира минометного взвода гвардии лейтенанта Л. Б. Некрасова. Но в наградном листе упомянута еще и маленькая деревушка Дюбино, разбитая снарядами, полусожженная, около которой завязалась минометная дуэль.
Навстречу наступающей роте старшего лейтенанта Галеева с околицы Дюбина внезапно забил миномет. Накрытая густой завесой разрывов, свистящими осколками, рота залегла.
— Гады, гады, — неистовствовал Галеев. — Пулеметом не выковырнешь. Лейтенант, давай свои «самовары».
— У меня один, два отстали…
— Пусть один.
— К бою! — крикнул Некрасов следовавшему за ним в сотне метров расчету Шабанова. Минометчики сбросили вьюки.
— Давай, Абдулла.
Шабанова подгонять не нужно. И боеприпасы у Абдуллы имелись. Заряжающий и безлошадный ездовой тащили на носилках ящик с минами, а у командира и наводчика по паре мин были привязаны к поясам.
Скорее, скорее, ведь прицеливаться и стрелять приходилось под разрывами. Скомандовав прицел, азимут, заряд, Некрасов замер, наблюдая, как согнувшись работал у прицела наводчик Воробьев.
— Огонь!
Понеслась первая, пристрелочная. Легла близко к цели. Теперь все дело в быстроте: кто кого. Немецкие разрывы приближались, и ребята старались вовсю. И командир, и наводчик обратились в заряжающих. На предплечье левой руки, как на лотке, каждый держал по две-три мины и одну за другой, поочередно опускал в «трубу». Работал солдатский «автомат». Десяток мин висел в воздухе, а очередная гнездилась в стволе. И мощная серия разрывов вспыхнула в ложбине, где торчал, как кость в горле, проклятый стопятимиллиметровый. Поднялись бурые всплески земли, огня — и немец замолчал.
— Вперед! — закричал ротный. — В атаку!
Наконец-то подтянулись расчеты Воронкова, Иванова, и Некрасов дал беглый огонь по окраине Дюбина. Но помощь его была невелика, потому что стрелял азартно и небережливо.
— Все, лейтенант, мин нету, — доложил Воронков.
Молодой взводный корил себя за горячку, а между тем на окраине Дюбина фашисты контратаковали наступающую роту. Стрелкам пришлось плохо. Некрасов понял, что, если не возьмем деревню, станет еще хуже: где зацепишься на голом, заснеженном поле? В конце концов, у него десяток бойцов с винтовками и автоматами, нельзя же безучастно глядеть, как дерется рота?!
— Наводчики — у минометов, остальные — за мной! — скомандовал Некрасов. — Вперед!
Не оглядываясь пополз. Лишь у крайнего домика обернулся: за ним тянулась реденькая цепочка — Шабанов, Воронков, Ковалев… Уже на ходу у него созрел план — спуститься в неглубокий овражек и по нему выйти немцам во фланг. Так он и поступил и, как потом говорил ротный, наделал шуму.
Конечно же, десяток минометчиков не смогли опрокинуть роту фашистов, но неожиданностью нападения, дерзостью своей они посеяли панику у немцев. Жиденькое «ура!», дробь выстрелов, внезапно возникшие на гребне оврага фигуры красноармейцев сделали свое дело — на минуту-другую фашисты растерялись, и этого было достаточно, чтобы наша стрелковая рота поднялась и возобновила атаку.
Это событие в жизни молодого офицера вошло в наградной лист всего несколькими строками:
«В бою за деревню Дюбино 20 декабря 1943 года точным огнем подавил минометную точку противника, и, когда вышли все мины, он поднял свои расчеты в атаку на численно превосходящего противника, личным примером увлекая их за собой. Противник бежал, оставив на поле боя убитых и раненых.
За мужественное выполнение своих обязанностей, за нанесение противнику больших потерь в живой силе и технике тов. Некрасов достоин награждения орденом Красной Звезды».
Рядом с медалью «За отвагу» на груди у лейтенанта Некрасова появился первый орден. А его родная дивизия за успешное проведение Невельской операции удостоилась ордена Красного Знамени.
…Орудия замолчали, изредка на флангах раздавались приглушенные расстоянием автоматные очереди. А снег падал и падал, густой и крупный. Мокрыми хлопьями покрывал болотистую землю, непрестанно засевая огненную позицию, и бойцам то и дело приходилось еще разгребать, обметать минометы и ящики с боеприпасами. Продрогшие от холода и сырости красноармейцы были рады и такой работе, только бы согреться. Укрытия соорудили временные — легкие шалаши, обтянутые плащ-палатками. Некрасов знал — обстановка неопределенная: то ли основательно закрепляться и готовить огонь по противнику, то ли вскоре сниматься и продолжать марш. Гвардии лейтенант, промерзший и простуженный, совещался со старшиной Бояркиным: надо было срочно пополнять запас мин и продовольствия. В это время и прибежал посыльный:
— Товарищ гвардии лейтенант, комбат вызывает.
— Некрасов, — сказал командир стрелкового батальона, — пойдешь в дивизию, в политотдел. Догадываешься зачем? Получишь партийный билет. Поздравляю. Сначала заверни в штаб полка, замполит дорогу укажет. Понял? Ну, давай.
Слова комбата сильно обрадовали. Со дня на день Леопольд ожидал вызова в политотдел. Прошло около месяца, как он, кандидат в члены ВКП(б), подал заявление о приеме в члены партии. Несколько строчек этого заявления переписывал трижды, хотелось выразить кратко и точно самую главную свою мысль. И помнит его от слова до слова: «Прошу принять меня в члены Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Хочу сражаться за Родину коммунистом. Клянусь быть верным делу партии до конца жизни». Перед последними боями он был принят — и вот сегодня получит партийный билет.
По дороге в штаб полка Леопольд раздумывал, как быстрее и лучше добраться до политотдела. Дорог каждый час. Коли начнется бой или марш, его место — в роте. А предстоит дорожка не близкая, километров семь туда и столько же обратно. Ветер поднялся, такая снежная круговерть учинилась… А что, если на лыжах? Занять у пехотинцев — они не откажут — и махнуть. Лыжи не подведут, все-таки старые друзья. Так он и сделает.
У замполита полка Некрасов встретил гвардии капитана артиллериста. Оказывается, того тоже вызвали для получения партбилета. Хорошо: пойдем вместе. Леопольд предложил ему идти на лыжах:
— Снегу навалило — быстро покатим.
— А ты как ходишь?
— Нормально.
— Ну что ж, принимаю.
Через полчаса, приладив лыжи, офицеры двинулись в путь. Шли поначалу робко: вьюга разыгралась не на шутку. В лесу еще кое-как различали дорогу, а в поле завертело так, что ни зги не видать. Некрасов — на это обратил внимание артиллерист — встал в голову и уверенно пробивал лыжню в липучем и рыхлом снегу. Не самоуверен ли молодой лейтенант? Однако вскоре гвардии капитан убедился, что перед ним идет бывалый и умелый лыжник. И сам неплохой спортсмен, он оценил широкий, накатистый шаг Некрасова, плавность и расчётливость его движений. И парень-то заботливый, то и дело оглядывается: не отстал ли спутник, не потерялся? С таким не пропадешь.
