Александр Былинов - Запасный полк
— Саша, впусти! Слышишь? Не будь цербером! — крикнул Беляев, приоткрыв дверь, и через минуту в баню вошел окутанный седым туманом, неуловимый начальник строевой части майор Солонцов.
— Ага, попался! — весело сказал Беляев. — Давай заходи. Смелее.
— Я, товарищ полковник, не знал... — начал было Солонцов, но Беляев перебил его:
— Не полковник я нынче, а голый человек. Ясно? Бери шайку. Мыло есть? Мочалка? Друг другу хоть спины продраим.
Солонцов сверкнул своими металлическими зубами и взялся за шайку.
— По-черному умеешь мыться? — спросил Беляев, намыленный так, что его трудно было узнать.
— Так точно, товарищ полковник.
— Смир-рно! Отставить! — Беляев залился смехом. — Ну и службист. Прошу тебя, забудь о том, что я полковник и командую бригадой. Ты какой губернии?
— Вологодской, — ответил майор, начиная мыться, а Беляев только сейчас уловил в речи подчиненного окающий, именно вологодский, говорок.
— А я Симбирской, Ульяновской, то бишь... Почти земляки, в общем. Давай три основательно. Песок здесь, я вижу, злой, въедливый. Надо баню строить настоящую.
Солонцов мылся заправски. Он выразительно покрякивал, вероятно, точно так же, как покрякивали его пращуры, бородами подметая банные полки, дымящиеся в крутом пару. Он, видимо, получал истинное удовольствие, когда Беляев растирал мочалкой его мускулистое, хоть и немолодое тело. И Беляев подумал, уже окатываясь прохладной водой, что роль начальника как раз и заключается в том, чтобы ускорять живительный бег крови, игру мускулатуры, будить в людях инициативу.
В предбаннике, когда остывали после адской парной, Солонцов рассказал историю своих не очень удачных протезов из «нержавейки».
Защитники Севастополя полюбили зубного врача Лидию Петровну — ее протезная мастерская помещалась в береговой штольне. Все они, ее пациенты, тайно верили в свою долговечность: искусственные зубы вставляются не на один день. Но под Севастополем шли ожесточенные бои. И сам Солонцов чудом ушел на баркасе в открытое море. А Лидия Петровна, говорят, погибла под бомбами...
— Может быть, вам в город надо, к специалистам? Не стесняйтесь. Вижу, как мучаетесь с протезами, — сказал Беляев, преисполнившись уважения к скромному человеку, перенесшему севастопольскую драму.
— Полагаю, привыкну, товарищ полковник. Она предупреждала, между прочим... Вы разрешите идти? Я уже готов.
— Пойдем вместе.
По дороге Солонцов осторожно поделился с Беляевым своими планами боевой подготовки войск. Он предложил бы организовать наступление пехоты за огневым валом. Это очень эффектное зрелище, да и не только зрелище, а серьезная тренировка войск в условиях, приближенных к фронтовым.
— Вы артиллерист? — спросил Беляев.
— Никак нет. Общевойсковик.
— Академик?
— Что вы... — майор искренне застеснялся. — В прошлом я учитель. Учитель географии, потом инструктор райкома, третий секретарь.
— Откуда же вы знаете... этот огневой вал... и прочее? — в голосе Беляева просквозила едва скрываемая, почти мальчишеская досада, что не он вот первый вспомнил об этой отличной форме тренировки войск. — Вам приходилось организовывать подобные учения?
— Никак нет, товарищ полковник. Просто был на фронте. Применяюсь. Полагаю, что при наличии артиллерийского полка в бригаде особых трудностей не представится.
— Применяетесь? Это хорошо. — Беляев уже увлекся предложением Солонцова. — А полигоны устроят нас? Есть настоящие артиллерийские полигоны? Отлично. Значит, вы уже вопрос подработали, как говорится?
— Я выносил этот план еще при прежнем командире бригады, при генерале. Он и слушать не хотел. — Солонцов грустно развел руками. — Он заявил, что не желает отвечать за возможные жертвы. Я писал туда, повыше... Но, знаете, не всегда достучишься. Кое-кто склонен был воспринимать эту идею как химеру! Или досужую выдумку. Так вот и готовили войска по старинке. Да, да, по старинке, точно так же, как в первую империалистическую... «Прикладом бей, штыком коли...»
Беляев вспомнил полковника Чернявского в ночь тревоги.
— Винтовкой тоже надо владеть в совершенстве, — сказал он. — Вы знаете, как Чернявский выполняет ружейные приемы?
— Я знаю также, как он руководит штабом соединения, разрабатывает документацию, лично «поднимает карты», читает Шекспира в подлиннике...
Они, Беляев и Солонцов, еще долго толковали после жаркой бани. И оба расстались с тем чувством, когда вдруг каждому становится понятно: как все же хорошо сложилось в жизни, что скрестились их пути.
2
Командир артиллерийского полка, гигант с наголо бритой головой, выслушал командира бригады стоя, несмотря на приглашение садиться.
— Вы хотите, чтобы я стрелял через голову маршевых рот с полной гарантией безопасности? — переспросил он, когда Беляев кончил.
— Да, это необходимо.
— Но это невозможно в наших условиях, товарищ полковник.
Беляев заметил под носом Семерникова капельки пота.
— Трусите?
— Откровенно скажу — да, трушу.
— Да вы садитесь.
— Нет уж, постою. Разрешите стоять.
— Стойте, ладно. — Его начал раздражать этот трусливый великан. — Какая разница: стоите вы или сидите? Факт тот, что трусите. — Хотелось сказать что-либо смертельно обидное по адресу бравого на вид полковника. — А я хочу обучать войска так, как этого требует фронт. Слышите? И найду в вашем полку батарейца, который не посмеет так откровенно, так постыдно признаться в трусости. Прикажу — и откроет огонь.
— Может быть, батареец и возьмет, товарищ полковник, грех на душу, а я, если разрешите...
— Какие же вы, с позволения сказать, артиллеристы, если не можете обеспечить элементарной точности на полигоне с предварительной пристрелкой; занимайтесь хоть две недели, хоть месяц наводкой, если пожелаете...
— Дело не в предварительной пристрелке, товарищ полковник...
— Дело в том, что засиделись, благодушествуете здесь... — Беляев уже почти с ненавистью смотрел на лоснящееся от пота округлое лицо Семерникова. — Нельзя оставаться тыловым обывателем, владея такими мощными средствами уничтожения, как артиллерия. Вам доверили материальную часть не для того, чтобы вы ее ежедневно протирали тряпочкой. Из пушек надо стрелять, черт возьми...
— Мы стреляем, товарищ полковник. Но только не по своим. — Семерников говорил густым басом, и в повадке его сквозила уверенность бывалого и даже бесстрашного человека.
— Да почему же обязательно по своим? — вскричал Беляев, не выдержав. — Вы, бог войны, выскажитесь наконец определенней. Или в самом деле струсили? Тогда, честное слово, нам с вами в одной бригаде делать нечего.
— Разрешите доложить, — с улыбкой проговорил артиллерист. — Разрешите теперь и сесть. У меня большое рассеивание снарядов. Год изготовления пороха одна тысяча девятьсот тридцать четвертый. Старый порох, негодный. Начальная скорость семидесятишестимиллиметрового снаряда изменяется по прихоти господа бога. Вместо шестисот шестидесяти двух метров в секунду он может пролететь шестьсот шестьдесят или пятьсот двадцать. Я артиллерист, товарищ полковник. Я ни одного снаряда не выпущу в белый свет. Отвечаю головой. Судите теперь за трусость, приказывайте батарейцам стрелять «через голову» своего командира полка.
Беляев неожиданно охватил плечи артиллериста:
— Как же вы меня напугали, друг. А я-то подумал, грешным делом, кого же мне бог послал артиллерийским полком командовать? — Он стоял за стулом, на котором сидел артиллерист, и тот не мог видеть улыбающегося и просто-таки счастливого его лица. — А если дадут подходящие снаряды, будем стрелять?
— Эх, товарищ полковник, кто нам, заштатной тыловой единице, даст свежие снаряды? Да если бы...
Беляев нахмурился:
— Наша бригада не заштатная тыловая единица, а воинское соединение, которым гордиться надо! — строго сказал Беляев. — Вот она, беда наша... Свыклись с мыслью, что тыловики, что даром солдатский хлеб едим, что второго сорта службу несем... потому и на фронт среди комсостава такая тяга, я бы сказал, нездоровая тяга, непатриотическая, хоть могут эти слова показаться парадоксальными.
Семерников поднялся и, расправив свои могучие плечи, как бы сверху вниз посмотрел на Беляева — он был значительно выше командира бригады.
— Как же понять в таком случае «щедрость» нашего продснабжения и военторговские похлебки? Тоже гордиться прикажете? Давно желал переговорить с каким-нибудь командованием по этому поводу. Все сдерживался, а с вами осмелел. Верю, что поймете правильно.
Вопрос артиллериста был понятен Беляеву. По странному обстоятельству командному составу бригады отпускали достаточно скудный «военторговский» паек, в то время как бойцов кормили по «второй» красноармейской норме, наполнявшей солдатские котелки густым, ароматным борщом, жирной кашей, кусками мяса.
