Владимир Першанин - Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник)
Ермаков уже два часа следил за амбразурой дота, прикрытой металлической заслонкой. Блеснули линзы немецкой оптики, фрицы осматривали берег. Кое-где вели огонь пулеметы обычного калибра, легкие минометы. Мощные пули крупнокалиберного «машингевера», укрытого в доте, способны за полкилометра пробивать броневую плиту, но достойной цели для себя немцы пока не видят.
Внизу, на мокром песке вышагивали вороны, раздергивая останки человеческой плоти. Эти ребята на кромке берега в большинстве останутся пропавшими без вести. Вряд ли их товарищи успели забрать документы, а упавший человек не обязательно убит. Да и кто там ночью чего понял? Упал боец, отлежался, а потом попал в другую часть. И будут ждать без вести пропавшего и год, и два, и даже когда война кончится.
Броневая заслонка поднялась повыше. Значит, фрицы что-то приметили. Левее окапывались бойцы соседнего полка, но их прикрывал бугор. Стрелять по ним бесполезно, немцы патронов на них не тратили. Вдоль левого берега на большой скорости прошел катер – до него слишком далеко. Тоже ни к чему себя лишний раз обнаруживать.
Переправа днем сокращалась до минимума. Но масса бойцов 62-й и 64-й армий постоянно нуждалась в огромном количестве боеприпасов. Без хлеба и махорки можно прожить. Раненые под обрывом потерпят до ночи, а кто умрет от заражения или не вовремя сделанной операции, такая, значит, судьба.
А без патронов никак не проживешь. Октябрь сорок второго был месяцем непрерывных немецких атак. Если кончатся патроны – труба дело. Бойцы копаются в заваленных окопах, выворачивают карманы убитых, воротя нос от нестерпимой вони. Находят полсотни патронов россыпью, несколько обойм в порванном подсумке. Смятый пулеметный диск наполовину опустошен, но сколько-то патронов осталось.
В обрушенной ротной землянке должен бы оставаться небольшой старшинский запас. Рыхлую землю разгребают лопатками, касками. Есть! Среди глины, камней, клочьев одежды и останков тел нашли несколько просмоленных пачек патронов, две пулеметные ленты и ящик чудом не сдетонировавших гранат.
Ура, живем! Но если разделить найденные боеприпасы на взвод (тем более на роту), то до вечера не хватит. На штыках не продержишься. Поэтому с левого берега посылают мелкие суда, иногда бронекатера, а то и простые лодки с допотопными подвесными моторами, заранее обрекая половину из них на уничтожение.
Вот и сейчас прошел на полной скорости знакомый бронекатер С-40 с бортовым номером «06». Кто везет, на того и грузят. Капитан «шестерки» молодой, отчаянный, но уже набрался опыта и пересек Волгу почти благополучно.
Почти, потому что полевая 75-миллиметровка угодила в носовую часть фугасным снарядом, вырвала кусок палубы, но остановить ход смелого корабля не смогла. Хоть кто-то и погиб из экипажа, но тридцать тонн груза доставлено: мины, патроны, снаряды к легким пушкам, махорка, сухари и прочее.
А еще принято посылать с курьером засургученные конверты. Могут в спешке харчи и медикаменты забыть, но конверты с увесистыми гербовыми печатями не забудут. Там приказы, инструкции, грозные предупреждения: «Держаться… ни шагу назад… разъяснять бойцам ответственность… за трусость к трибуналу… к расстрелу… в штрафные роты (они только-только появились)». Как же такие пакеты забудешь взять? Без них война не война и все рухнет.
«Шестерка» доту с его крупнокалиберным «машингевером» не по зубам. Да и не хотят фрицы рисковать. На бронекатере трехдюймовое орудие в танковой башне и три пулемета. Могут ответить так, что мало не покажется.
И хотя риск получить снаряд в амбразуру минимальный (капитан отчаянно маневрирует, бросает корабль из стороны в сторону, уклоняясь от плотного вражеского огня), немцы не согласны и на этот минимальный риск.
Орудие бронекатера вело беглый огонь на ходу. Если шесть килограммов добротного русского тротила и стали влетят в амбразуру, то расчет размажет по стенам. Лучше не рисковать без нужды. Покурить, похлебать теплого кофе из термоса и дождаться подходящей цели, наблюдая за Волгой через опущенную броневую заслонку.
Такая цель вскоре появилась. Пассажирский катер-трамвайчик, который до войны ходил в заволжские хутора, возил отдыхающих на пляж. Многочисленные окна в трюме заколотили досками, рубку обшили тонким листовым железом, но пароходик остался тем же беззащитным речным извозчиком со скоростью десяток узлов.
Катер вывернулся из-за обрывистой оконечности острова и, выжимая все возможное из своего стодвадцатисильного двигателя, шел к правому берегу. Только острая необходимость заставляла пускать в почти безнадежный путь такие катера, лишенные брони и с трудом выжимающие свои десять узлов. Немецкие самолеты ввязались в схватку с нашими истребителями, и первую половину пути судно прошло благополучно.
Теперь катер обстреливали из полевых орудий – с холмов, а заслонка на амбразуре поползла вверх, давая возможность открыть огонь из крупнокалиберного пулемета.
Очередь. Еще одна. Ермакову показалось, что при свете вспышек он хорошо видит лицо в глубине дота. Андрей нажал на спуск. Пуля выбила рыжее облачко кирпичной крошки. Надо взять чуть левее и не торопиться. Стреляная гильза, звякнув, отлетела в сторону, а хорошо смазанный затвор подал очередной патрон с бронебойно-зажигательной пулей.
Удивительно, но Андрей не услышал своего второго выстрела, слишком сильно был напряжен. Но пулемет замолк, и пока длилось это недолгое молчание, Ермаков загнал в казенник третий патрон. Пулемет снова ожил. Трассы хлестнули по воде, потом заплясали огоньками на борту катера, ближе к корме, там, где находится двигатель.
После третьего выстрела огонь из дота прекратился. Броневая заслонка сползла вниз. Но в катер, замедливший ход, летели мины. Андрей переполз на запасную позицию. В его сторону из окопа рядом с дотом посылал очереди чешский ручной пулемет «зброевка» с магазином сверху.
Укрытие у Ермакова надежное, но от мины не спасет. Пока минометчики добивают катер, но через пяток минут развернут один из самоваров, и если огонь будет плотный, то какая-нибудь мина обязательно влетит в окоп. Андрей лихорадочно пополз в сторону разваленной железнодорожной будки.
Чешский пулемет его не отпускал, срезая сухие стебли, выбивая крошево щебня. Одна из пуль прошла так близко, что Ермаков ощутил на лице толчок сжатого воздуха. Он скатился в воронку, понимая, что до будки доползти не сумеет.
Тем временем тяжелогруженый катер, избитый осколками и пулями, набирал все больше воды и едва плелся. Заслонка амбразуры дота снова поднялась, и пулемет ударил размеренными очередями по 8–10 пуль. Если мины летели с большим разбросом, то крупнокалиберный «машингевер» посылал пули точно в цель. Горела капитанская рубка, дымилось машинное отделение. Трассы ложились на уровне воды, и в отверстия пробивались десятки новых струек.
Ермаков, обозленный, уже не владея собой, выстрелил, стараясь попасть в ручного пулеметчика, который не давал ему поднять головы. Пучок пуль пропахал влажную землю, забросав его срезанной травой.
Взвод Палехи тоже вел огонь. «Максим», полученный по распоряжению комиссара, посылал длинные очереди в сторону дота, но дуэль закончилась быстро. Немецкий расчет на несколько минут отвлекся от тонущего катера. Тяжелые пули хлестнули по щиту, пробили казенник и кожух. Второй номер, подававший ленту, схватился за плечо и сполз в окоп.
Сержант, командир расчета, пытался перевязать глубокую рану, но пуля натворила дел: перебила ключицу, вырвала на выходе огромное отверстие. Парень истек кровью на руках сержанта.
Тем временем катер резко осел на корму. Из трюмов поднимались пузыри воздуха, судно тонуло, недотянув до берега полсотни метров. Из десяти человек экипажа на поверхности воды виднелись шестеро. «Зброевка» оставила в покое Ермакова и вместе с крупнокалиберным пулеметом добивала команду. Андрей, приподнявшись на локте, поймал в прицел пулеметчика, который в азарте поднялся над гребнем стены.
Выстрел оказался точным. Пулемет, загремев, покатился по камням и, зацепившись сошками за арматурный прут, повис стволом вверх. Из дота, обозлившись, снова взялись за русского снайпера. Тем временем трое оставшихся в живых моряков с катера выбрели в прибрежные кусты, где их подхватили бойцы Палехи и повели в блиндаж.
– Был катер, и нет его, – обжигаясь, пил горячий чай машинист в обгоревшей спецовке и с перевязанными руками. – И капитана тоже нет. Тридцать лет по Волге и Каспию ходил. Все, отплавался наш капитан.
Пришла Зоя, сменила повязку одному из раненых моряков. Следом явился старший лейтенант Орлов, подвыпивший и раздраженный:
– Сидите? Катер у вас под носом на дно пустили. Как в тире, очередями дырявили, пока вы здесь лапу сосали. А ты, снайпер хренов? Для чего тебя держим? Да еще на медаль представили.
– Товарищ лейтенант, – не обращая внимания на выкрики Орлова, козырнул Палехе посыльный. – Там в кустах еще одного моряка нашли.
