Георгий Брянцев - Конец "Осиного гнезда". Это было под Ровно
Так же как в Сарненских лесах, мы и здесь, в новом районе, развернули борьбу против оккупантов, громили фольварки, проводили диверсии на железных дорогах. С нашим приходом еще один район уходил из рук немцев. Немудрено, что немцы стали проявлять к нам усиленное «внимание». То в одной, то в другой деревне появлялись их крупные вооруженные отряды. Снабженные оружием и боеприпасами, бандиты-предатели также не упускали случая выслужиться перед своими господами.
В стычках с фашистами и их наемниками был убит мой заместитель по хозяйственной части Иван Яковлевич Соколов — прекрасный товарищ и храбрый партизан. Погиб Гриша Шмуйловский, наш поэт, наш запевала, научивший партизан новым советским песням.
Прилетев из Москвы позже других, Гриша хотел поскорее наверстать потерянное время. Когда предстояло какое-нибудь серьезное дело, он просил, чтобы послали его. Он мечтал о том, что совершит подвиг. Однажды в дружеском разговоре с товарищами Гриша сказал;
— Если мне придется умереть, то хочу умереть в наступлении, лицом на запад!
Лицом на запад! Как хорошо и ярко выражали эти слова стремление советского человека наступать, скорее изгнать оккупантов с родной земли!
В боях и стычках многие партизаны получили ранения. Ранен был разрывной пулей в руку и Сергей Трофимович Стехов.
Без стычек с фашистами не проходило теперь почти ни одного дня. Людей в отряде требовалось значительно больше. Куда раньше ходило пять, десять человек, теперь снаряжали по роте, по две. Одного-двух разведчиков, которые направлялись в Ровно, Луцк, Здолбуново, надо было сопровождать и охранять большим количеством бойцов. А наш отряд раздробился. В Сарненских лесах осталось двести человек; под Ковелем, на выполнении специального задания, было семьдесят. Кроме того, на «зеленых маяках» под Ровно и Луцком постоянно находилось около двадцати лучших бойцов.
Раньше о росте отряда мы не беспокоились, брали в отряд лишь таких людей, которые могли быть нам полезны для разведывательной работы. Если бы перед нами стояла вообще задача роста, мы могли бы собрать целую армию — желающих пойти в партизанские отряды было огромное количество, но нам этого не нужно было. Небольшим, но гибким отрядом мы легче выполняли свою разведывательную работу.
Теперь положение было иное: требовалось большее количество бойцов.
Мы дали задание разведчикам и организации Новака в Ровно вести вербовку наиболее надежных людей в наш партизанский отряд, и каждый разведчик, возвращаясь из Ровно, стал приводить с собой по десять-двадцать человек.
Воспользовавшись этой вербовкой, в отряд проникли два предателя — Науменко и Черненко. Около месяца они пробыли у нас и потом скрылись. Значительно позже мы узнали, что Науменко являлся секретным агентом гестапо и был заслан в наш отряд с заданием разведать его численность и вооружение.
Уже через несколько дней после бегства Науменко Кузнецов, Струтинский и Шевчук сообщили, что обстановка в Ровно крайне осложнилась. По улицам ходят шпики и агенты гестапо, заглядывают чуть ли не каждому прохожему в лицо, проверяют документы, устраивают облавы.
В своем донесении Струтинский писал: «Науменко видели в легковой машине. Он проезжал с гестаповцами по городу».
Хотя Науменко не знал наших явок в Ровно, но ему все же удалось навести гестаповцев на след одной из них. В небольшом двухэтажном доме на углу главной улицы города и небольшого переулка, в квартире одинокой женщины, всегда останавливались Куликов и Галузо. Куликов до войны был сельским учителем, а Галузо — агрономом. Оба они в начале 1943 года присоединились к нашему отряду. Куликов и Галузо много раз ходили в Ровно.
Галузо внешне имел некоторое сходство с Кузнецовым, и гестаповцы, очевидно, были уверены, что выследили именно его. Пауль Зиберт пока не вызывал никаких сомнений.
Однажды ночью немцы окружили дом. Хозяйка первая это заметила и разбудила наших разведчиков. Галузо посмотрел в окно:
— Хозяюшка, ты уходи отсюда. Соври там что-нибудь или скройся, а мы тут останемся.
Хозяйка ушла.
— Рус, партизан, выходи! — слышался с улицы немецкий голос.
Куликов и Галузо тем временем спешно баррикадировались, закрывая двери и окна мебелью.
Немцы стали ломиться. Партизаны из окон открыли огонь. Завязался бой. По домику стреляли из винтовок, автоматов и пулеметов. Когда враги увидели, что это не помогает и меткие выстрелы партизан разят то одного, то другого из них, они вызвали помощь.
Подъехала машина с крупнокалиберным пулеметом. Но из окна дома в эту машину была брошена граната. Машина и пулемет были разбиты. Пришлось гестаповцам вновь вызывать подкрепление.
Свыше шести часов длился этот бой в центре Ровно между двумя советскими патриотами и доброй сотней фашистских карателей. Куликов и Галузо расстреляли уже все свои патроны, израсходовали гранаты, и только после этого немцы их взяли, но взяли… мертвыми. Поняв безвыходность положения, раненые, истекающие кровью, они покончили жизнь самоубийством.
Но на этом последствия предательства Науменко не кончились.
РАЗГРОМ «МАСТЕРА СМЕРТИ»
6 ноября 1943 года радисты с утра не снимали наушников. Ваня Строков регулировал громкоговоритель, а партизаны стояли рядом, надеясь с минуты на минуту услышать передачу из Москвы.
Вечером он наконец поймал волну — зачитывался приказ о взятии нашими войсками Киева. Это было огромной радостью для всей страны. Но можно представить, как радовались мы, услышав сообщение о взятии столицы Украины! Мы сами были на Украине, но еще в тылу врага. Теперь близилась победа и освобождение всей украинской земли.
Как и год тому назад, партизаны вновь услышали по радио трансляцию торжественного заседания Московского Совета, посвященного двадцать шестой годовщине Великой Октябрьской социалистической революции.
Истекший год — от двадцать пятой до двадцать шестой годовщины Октября — был переломным годом Отечественной войны. Наступление Красной Армии в течение этого года поставило Германию перед катастрофой.
Утром 7 ноября мы построили в лесу каре из бойцов отряда и зачитали записанный радистами ночью праздничный приказ. Дружное, громкое «ура» разнеслось по лесу.
С полудня к нам стали приезжать гости — командиры соседних отрядов: Балицкий, Карасев, Прокопюк и Магомет. Каждый явился в сопровождении небольшой группы партизан своего отряда.
— Ай да лагерь! Здесь после войны можно будет открыть дом отдыха! — говорили гости, осматривая планировку лагеря и наши строения.
После роскошного праздничного обеда начался вечер самодеятельности.
Сцена была устроена очень своеобразно: помост и по четырем углам — костры. Эффект от этого освещения был замечательный.
Неожиданное для всех представление показали Валя Семенов и Базанов. Они выступили с акробатикой — кувыркались и выгибались, как настоящие циркачи. Свет и тени от костров скользили по их фигурам, как от театральных прожекторов.
Среди новых партизан, прибывших к нам из Ровно, оказались актеры ровенских театров. Один из них очень хорошо имитировал Чарли Чаплина. Но не успел этот актер уйти со сцены, как с тем же номером вышел Ривас. Он был наружностью похож на Чаплина и, хоть не владел особым искусством, произвел эффект не меньший, чем настоящий актер.
Часов в одиннадцать вечера, когда наши гости уже разъехались по своим отрядам, а концерт все продолжался, ко мне подошел Стехов. Я сидел в первом ряду «партера», устроенного из бревен.
Стехов наклонился ко мне:
— Дмитрий Николаевич, на минуту…
Я вышел.
— Только что прибежали разведчики из Берестян, — взволнованно заговорил Стехов. — Туда прибыла крупная карательная экспедиция с минометами и пушками. Час назад я получил сообщение, что и на станции Киверцы разгружается большой эшелон немцев. Ищут проводников, чтобы с утра идти на нас.
Это не было для нас неожиданностью. Еще недели за две до праздника Кузнецов сообщил, что каратели собираются идти в наши леса и имеют в виду именно наш отряд. Кузнецов писал:
«Мне удалось узнать, что недавно в Ровно прилетел Кох. Он вызывал к себе командующего особыми (карательными) отрядами на Украине генерала фон Ильгена и приказал в самый короткий срок уничтожить партизанский отряд полковника Медведева. В своем кругу генерал Ильген рассказывал, что он затребовал к себе экспедицию под командованием генерала Пипера, которого называют «мастером смерти». Ильген собирается лично идти на партизан, чтобы «разговаривать с ними в их лагере».
В свою очередь я постараюсь предоставить генералу Ильгену возможность побеседовать с вами в нашем лагере».
К письму был приложен план действий. План был рассмотрен и утвержден.
