Борис Беленков - Рассвет пламенеет
— Полковник Зик, если мне не изменила память? — негромко обратился он от своего столика к танкисту. — Неужели это вы?.. И в таком виде!..
Быстро обернувшись и холодно уставившись на Редера, Зик силился вспомнить, где же он видел этого толстого, с двойным подбородком господина в военной форме?
— Господин Редер?.. Глава миссии нефтепромышленников! — Помолчав, Зик вздохнул с горькой усмешкой. — А я думал, вы уже удрали из этого пекла.
— Позвольте, что это за интонации? — порывисто вмешался в разговор широкоплечий Макс. — В вашем голосе, господин полковник…
Не дослушав его, Зик только махнул рукой и, бесцеремонно отвернувшись, начал молча, жадно поедать свою ветчину, глядя только перед собой.
— Оставьте его щепетильность, Макс, — примирительно сказал, поднимаясь, Редер и, захватив со столика бутылку с вином, грузно переваливаясь, двинулся к столику подполковника.
— С вашего позволения, подполковник, — присев и наливая в бокалы вино, заговорил он, проницательно глядя в осунувшееся и ставшее остроскулым лицо Зика. — Вы надолго сюда? Как вы там в своей обороне коротаете зиму?
Приподняв на Редера удивленный взгляд, Зик воскликнул:
— Вы что, с луны скалились? — И, не ожидая ответа, схватил бокал и с жадностью выпил вино.
Вокруг них воцарилось гробовое молчание, — все разглядывали подполковника. Редер закурил и молча ждал, попыхивая сигаретой. Он сдерживал любопытство и не сдержал.
— Вы по делу сюда? — спросил после небольшой паузы.
— А как же, привез сюда пачку документов… Это все, что осталось от танковой дивизии, господин Редер.
— Вы, вероятно, шутить изволите?! А где же дивизия, ваша знаменитая, тринадцатая?!
— Осталась где-то там, — поморщась и взмахом руки показывая куда-то за спину себе, сказал подполковник, — вся закопанная в землю, теперь уже запорошенная снегом. Где-то та-ам, возле черных кавказских гор, — уныло повторил он.
— Отступаете?!
— Что вы, как можно! Мы «вытягиваемся для эластичности линии фронта»!
— Оставляя закопанные в землю танки? — подавленно усмехнувшись, продолжил его тираду Редер.
— Я слыхал — русские говорят: «Техника без людей мертва»! — вмешался со своего места Макс. — Это, пожалуй, общее правило. Но вот, оказывается, среди наших военных есть такие люди, которые могут умертвить любую технику! — Помолчав немного, не обращая внимания на то, как вздрогнули брови Зика, он продолжал: — Я хотел бы знать — такое состояние дел на фронте является исключением или это становится общим правилом?!
— Так что же вам стоит съездить туда? — издевательски спокойно сказал Зик.
— Господа, не надо бы между собой таким тоном!.. — попросил Редер и снова повернулся к подполковнику: — Что же, однако, произошло, мой дорогой? Неужели отступаете?
— Нет, делаем видимость, что отступаем.
— А на самом деле?..
— Бежим! Русский генерал Червоненков накопил достаточно сил, чтобы вышвырнуть нас с Северного Кавказа… если вовремя не будут приняты какие-нибудь решительные меры в верховной ставке, — спохватившись, предусмотрительно добавил Зик. — Вот это все, что я могу вам сказать. Еду в какой-то Горячий Ключ, в горы, к Черному морю еду, — получил назначение командовать стрелковым полком.
— Вы же танкист, — удивленно произнес Редер. — Почему же назначили вас так нерационально?
— Танкист, но попробуйте доказать это командующему, — он вам скажет, что ему лучше знать, где теперь больше нужны кадровые офицеры. Мы ведь теперь становимся недефицитным товаром… без танков… — Помолчав, подполковник продолжал задумчиво: — Ставится задача: задержать русских в горах. Необходимо закрыть им выход оттуда в Кубанскую степь.
— Иначе? — полушепотом спросил Редер.
— Русские могут отрезать путь нашего отступления на Новороссийск.
— Это командующий так сказал?
— Если бы командующий и не говорил, то это и так понятно, — здесь может получиться Сталинградский «котел» в миниатюре, второй по счету, господин Редер. А они мастерски научились это делать.
— Но можно же было через Дон?
— Поздно! — нахмурившись, сказал Зик. — Советское командование из-под Сталинграда бросило свои войска в направлении Ростова. Для нас единственный путь — Новороссийск и в Крым.
Редер повернул голову и загадочно взглянул через плечо на Макса, по-прежнему сидевшего в одиночестве, склонив над столом взлохмаченную квадратную голову. У него был такой вид, словно его мучило какое-то страшное предчувствие.
— Вы слышите, Макс? — с тревожным изумлением проговорил глава миссии. — Слышите, как складываются дела?
Но занятый собственными думами, Макс не слушал его.
Тогда, склонившись над столом, Редер начал шептать что-то бессвязное и непонятное Зику. Съев свою ветчину, Зик нахлобучил на голову шапку, поднялся. Постоял с полминуты, ожидая, когда этот обрюзгший старик придет в себя. Когда взоры их встретились, подполковник тихо сказал:
— Я советую вам, господин Редер, не терять времени. Отправляйтесь, пока не поздно, поближе к своему дому!
— Трудно представить что-нибудь глупее, чем ваши слова, подполковник, — заметил подошедший в это время Макс. — Едва ли вы сами сознаете, что говорите!
— Да замолчите же, черт побери! — обрывая компаньона, прикрикнул на него Редер. И, нахмурившись, снова погрузился в думы, продолжая рассерженно что-то шептать, еле шевеля лоснящимися дряблыми губами.
Это длилось какую-нибудь секунду, после чего он снова вперил взгляд своих маленьких, теперь свирепых глаз в Зика.
— В советах, разумеется, я не нуждаюсь, — молоды вы давать их мне, господин подполковник! — сказал он.
Зик пожал плечами, усмехнулся, вскинул к шапке руку и молча вышел из ресторана. Проводив его взглядом, Макс состроил будто скептическую гримасу, но усмешка с его лица тотчас исчезла: он почувствовал, как Редер тяжело положил ему руку на плечо.
— Пройдемте в номер, Макс, — тихо предложил глава миссии. — Одному из нас придется сегодня-завтра отбыть в Берлин.
* * *А в номере, расхаживая с закинутыми за спину руками, Редер рассуждал, тяжело произнося каждое слово:
— Подумать только! Столько времени имперским промышленникам вообще, и деловым кругам нашей отрасли в особенности, были фактически преграждены пути к лучшим внешним рынкам и сырьевым источникам! Англосаксы подавляли нас в своих колониях. И вот, наконец, повеяло свежим ветром. Мы начали выходить из заточения. С вышины тех богатых приобретений, которые нами сделаны в России, мы, как с трамплина, могли бы прыгнуть в любую часть света… И вот именно теперь… Да, именно теперь нам говорят, что мы снова можем очутиться за дверями. Да, при таком положении дел на фронте это вполне реально!
— Дела не важны, — тупо пробурчал Макс. — Нужно что-то предпринимать.
— Прежде всего надо поступиться тем, чего мы все равно не получили бы! — решительно заявил глава миссии. — Поступиться Ираном и всем нерусским востоком. Как ни велико было желание пробиться поглубже в эти страны, но отказаться от них гораздо легче и практичней, чем потерять то, что уже почти в нашем кармане. Необходимо успокоить американских промышленников, оторвать Америку от этого противоестественного союза с Россией.
— Вы правы, господин Редер, — охотно согласился Макс. — Но как мы станем призывать к логике того, у кого ее не было и нет?
— «Призывать», — зло повторил за ним Редер. — Разве не мы сами правим империей?.. Лишь вот такие, как эти лихтеры и зики, и всякие там другие запуганные людишки, лишь только они воображают, что фюрер — это бог. С нами этот бог обязан разговаривать иначе. Он должен понять, что нам сейчас важен сепаратный мир с союзниками России. Один деловой человек, очень высокопоставленное лицо в Америке, в определенных кругах заявил: «У немцев — замечательные солдаты. Приходится сожалеть, что Соединенные Штаты воюют против них, а не бок о бок с ними против Красной России». Неплохо ведь сказано?
— Меня несколько пугает такой вопрос: на каких правах мы можем оказаться в союзе с Америкой? — сказал Макс. — Это немаловажно для нас, господин Редер.
— На равных, — я же только что сказал, что им нужны наши солдаты. Наши солдаты — а их вооружение!.. Езжайте, доложите о плачевном состоянии дел на фронте, Макс! Объясните, что с таким командующим, как Клейст, мы не добьемся победы и будем разгромлены на Кавказе!
Затем Редер погрузился в думы. Он сидел на своем излюбленном месте в своей излюбленной позе — развалясь в мягком кресле, несколько напоминая собой поваленный, набитый сеном мешок. Свет в номере они не зажигали. Как Редер, так и Макс — оба они немного проговорились друг перед другом и теперь старались сделать вид, что неудобные слова были сказаны ими вопреки их настоящим точкам зрения, под влиянием волнения нервов.
