Жена штурмовика - Даниил Юрьевич Туленков
Не прошло и года, как муж сел в тюрьму, а я уже в полной мере почувствовала груз проблем, легших на мои плечи.
Я пыталась убедить себя, что во многом это было иллюзорное ощущение, что муж решал текущие проблемы в ущерб стратегическим.
Да, они существенно облегчали быт здесь и сейчас. Я даже не прикасалась к коммунальным квитанциям, не занималась ремонтом машин. Были деньги куда-то поехать и отдохнуть.
Не случайно едва ли не самый первый вопрос мой, заданный мужу, когда он позвонил из СИЗО, был не «Как ты там, жив, здоров?», а «Какой пароль от личного кабинета Энергосбыта?». Ведь действительно — как платить за газ, как платить за квартиру и других подобных элементарных вещей я просто-напросто не знала.
Так что многое было прекрасно здесь и сейчас.
А потом наручники, конвой — и добро пожаловать на ИК-53.
Понимая это, я успокаивала себя тем, что, как бы ни было тяжело, это — тяжесть без подводных камней.
Какие проблемы есть, те и есть.
Они с трудом, но решаются, не превращаясь в снежный ком.
Они медленно, но тают, а не отодвигаются в глубинные дали — по тактике моего мужа…
Но утешать себя было мало. Нужно было находить силы, чтобы действовать, нужно было не только держать оборону, сохраняя имеющееся, но и атаковать, развиваться, идти вперед.
На пользу здесь шла очень важная черта моего характера.
Сталкиваясь с какими-то жесткими проблемами, я воспринимаю их как вызов. Я, не побоюсь этого слова, психую. Это даже не обрисовать словом «мобилизуюсь», я реально психую и что-то на этом фоне вызова и критической ситуации создаю.
В 2020 году, в разгар пандемии ковида, когда были закрыты все общественные места, мой бизнес, казалось, не переживет этого испытания. Студия танцев не работала ровно полгода. Полгода в буквальном смысле «избушка была на клюшке». Я переживала, плакала и думала, как и куда двигаться дальше, ну а в итоге через полгода при условии всех мыслимых и немыслимых ограничений я открыла свой второй зал. Смогла ли бы я это сделать в обычных, некритических условиях, вне вызова, брошенного мне?
Не уверена.
Сейчас это свойство характера снова играло свою позитивную роль. В силу сложившейся ситуации я испытывала невероятный стресс. Муж сел, я осталась одна, с кредитами и детьми, и даже не только то, что мне надо было зарабатывать, а именно некий псих, как адреналиновый вброс, давал мне дополнительные силы.
Мне нужно было двигаться дальше, что-то создавать, и на этом фоне родилось модельное агентство AnFashion, где все началось с того, что мне просто сказали: «А вот такая есть идея…»
И я зацепилась за нее, дала анонс и начала прощупывать почву.
Стали подтягиваться люди, и я, приходя к этим людям на первые встречи, говорила всегда открыто: есть идея и есть ситуация.
Я владею студией танца и фитнеса, имею опыт в организации бизнеса и открытии новых проектов, у меня есть такая-то идея, и у меня… есть муж, который сидит.
Да, я сознательно и честно говорила это незнакомым, впервые видевшим меня людям, чтобы этого не боялись, не домысливали лишнего, ибо шила в мешке никогда не утаишь.
Я действительно никогда не скрывала того, что есть, в первую очередь, повторюсь, чтобы ни для кого не было потом сюрпризов, способных вызвать осадок от недоговоренностей.
Я открывала все сама и в ответ получала искреннее расположение именно потому, что изначально была искренна с людьми.
Мой проект нашел свой отклик, и я начала обучение модельному бизнесу, поставив на эту карту последние свои скудные ресурсы.
Важно отметить, что вообще в своей истории я никогда не имела никакого прямого отношения к тем бизнесам, какие непосредственно развивала. Я никогда не была тренером танцев, чтобы, как некоторые (в том числе и мои сотрудники), поработав «на дядю» (в моем случае — «на тетю»), создать отдельно что-то свое. В основном студии танцы создают хореографы, я же никогда не была хореографом и к танцам никакого отношения не имела. Для меня это была абсолютно новая тема, в рамках которой в меня никто не верил. Все говорили: «Поиграется и бросит».
Муж? Муж ни разу не поддержал меня даже словом. Но он же, справедливости ради, был одним из немногих, кто и не высказывал скептицизма.
Другие были более категоричны.
Однако я владею этим бизнесом уже одиннадцать лет, разобравшись в нем от и до.
С модельным агентством вышло то же самое. Я не имею какой-то модельной внешности, не имею вообще никакого отношения к этой сфере, никогда в ней не работала, но у меня получилось создать именно то пространство для женщин, в котором они сами могли себя реализовать, даже не имея каких-то ярких модельных данных.
Люди верили мне, вдохновляясь мной как человеком, который не бросил мужа при сложившихся обстоятельствах, видя, как я держусь, борюсь, ничего не стесняясь и не скрывая, говорю все так, как оно есть, — взамен же я дарила возможность этим людям верить в себя.
Поэтому первая моя группа была набрана в модельное агентство исключительно на этом кредите доверия, а дальше уже все шло по нарастающей. В новый набор шли по рекомендациям и по принципу «сарафанного радио».
В любом бизнесе, независимо от его наполнения, важно, как на тебя реагируют люди.
Они или тебе верят, или не верят. И если люди тебе верят, то они пойдут за тобой. Ну а дальше все зависит от твоих реальных шагов, ибо если встречают по одежке, то провожают исключительно по уму.
Отдельным мотиватором были дети. В тот год, когда муж попал в тюрьму, оба наших сына окончили школу: один 9-й класс, второй — 11-й. И оба пошли учиться дальше: старший в педагогический, младший в колледж искусств. Оба поступили платно, и оба одновременно, глядя на ситуацию, отказывались продолжать обучение. Старший сказал: «Мама, как ты будешь тянуть нас? Ты не сможешь вывезти нас двоих, все, я пойду в армию. Я пойду работать, что-нибудь решим».
Я впадала в отчаяние. Я просто кричала, орала, уговаривала: «Нет, нет, вы идете оба учиться. Вы идете оба, и неважно, как это все решится и как это все наладится. Я за все заплачу…»
А потом снова ревела в подушку и думала: как я это реально все вывезу, как это вообще возможно? Как мне найти денег, чтобы им обучаться? Откуда? Мне было по-настоящему страшно, что я не выдержу, что я надорвусь.
В такие минуты я отчетливо понимала,
