Готфрид Леске - Немецкие бомбардировщики в небе Европы. Дневник офицера люфтваффе. 1940-1941
Вижу, что написал о себе уже слишком много. Вроде я пишу мемуары. И все же, почему бы и нет? Может быть, мне стоит попробовать написать нечто в этом роде. Не для публикации, конечно, хотя кто его знает, может быть, в один прекрасный день я совершу что-нибудь такое, что людям захочется узнать обо мне побольше… Но опять-таки, никого не касается, о чем я думаю и что чувствую. Записывать все это на бумагу – для меня своего рода развлечение. Может, это будет интересно Лизелотте? Возможно, я пишу это для нее. Тогда она будет лучше меня понимать. И не станет обижаться, если я чем-то занят или не в настроении. Она не пишет мне уже почти неделю, значит, на что-то сердится. А я почти каждый день посылаю ей хотя бы открытку.
Я бы описал ей, как было в 1933 году, когда фюрер только что пришел к власти, когда все мы из НСЛК наконец-то получили возможность служить правительству. Только очень осторожно, чтобы наши враги не догадались, что мы задумали. По всей стране мы начали строить аэродромы, много подземных ангаров… И у нашей «Люфтганзы» появились хорошие аэропорты и большие авиационные заводы… Вот тогда выявилось подлинное значение всех наших планерочков, полетов с горы, наших детских споров, всех наших тренировок в гитлерюгенде. Когда в 1935 году фюрер провозгласил наше право на перевооружение, все уже было готово. Тысячи летчиков готовы были взлететь и встретить врага хоть в тот самый день. Мы долго ждали, потому что так решил фюрер.
Нет ничего лучше, чем быть летчиком. Это нечто большее, чем быть просто солдатом. Не говоря уже о «бойцах тыла», как они любят себя называть. Мы делаем такое, на что обычные люди не способны. Мы другие. Когда поднимаешь машину над облаками, возникает особенное чувство – совершенно наплевать, что там делается под тобой. И правда – открывай форточку и плюй.
Еще до службы я заметил, что многие пожилые люди в нашем городе считают нас, летчиков, самонадеянными и надменными. Да, мы самонадеянные. Ну и что? Мы в самом деле делаем кое-что особенное. А какого черта эти тупицы, тыловые бойцы, из нашего города считали себя важными птицами?!
И это совсем не то, что быть просто солдатом, хоть даже и настоящим. Разница в том, что мы всегда одни. Нас пятеро в самолете, но это совсем не то, что сидеть в траншее, когда вас тысячи со всех сторон. Вокруг нас бесконечное воздушное пространство, и хоть нас пятеро, но мы одни.
И есть еще кое-что, чего никто не может отрицать. Это опасность. Мы живем жизнью гораздо более опасной, чем все остальные. Я не то чтобы жалуюсь. Как раз наоборот. Просто прекрасно, когда твоя жизнь опасна. Это великолепно – знать, что в любой момент может выпасть твой номер. Но если твоя жизнь такова, ты имеешь право утверждать, что она лучше и важнее, чем жизнь других людей.
Я хотел бы добавить вот еще что. Наша борьба, в отличие от той войны, что идет на земле, – это наше личное дело. Когда я в пике прорываюсь сквозь тучи, чувствую себя средневековым рыцарем, скачущим на королевском турнире навстречу своему противнику. Я понимаю, это очень похоже на сумасшествие, но это именно то, что я хотел сказать. Наша борьба – это не война гигантских машин, в которой ты всего лишь маленькое колесико или зубчик колесика. Это наше личное дело. Поэтому наша борьба чище, чем война на земле. Даже если вы знаете, где мы поработали и что мы сделали, все равно не поймете, что это такое. Это слишком личное дело. «Чище» – единственное слово, которое я подобрал, – наша борьба чище.
3-13 августа 1940 г.
ФОРТУНА ЭТОГО НЕ ЛЮБИТ
Когда вчера возвращались домой, я услышал по переговорнику голос Пуцке. «Это мой сотый полет на вражескую территорию», – сказал он как бы сам себе. Мы все разом прокричали ему наши поздравления.
Потом в столовой устроили настоящий праздник. Зольнер насобирал где-то большой букет цветов, и мы осушили несколько бутылок. За праздником принялись вычислять, сколько километров он пролетел и сколько раз он мог бы обогнуть Землю. В конце концов сошлись на том, что четыре или пять раз. Особенно когда у него были дальние перелеты по Испании. Точно это вычислить, конечно, невозможно. И тем не менее сотня полетов – очень хорошая цифра. Сотня полетов на врага…
Пуцке вообще-то не очень обрадовался этому празднику. Сказал, что юбилеи не так безобидны. Говорит, фортуна не любит таких вещей. У меня и мысли не было, что у него какие-то предчувствия. Мы просто посмеялись, мы не суеверны.
Штаб разработал для нас новую тактику. Наверное, потому, что у нас в последнее время было много проблем над Англией. Англичане тихо сидят в засаде и набрасываются на нас, как только мы пересекаем Канал. Теперь мы принимаем определенное направление и всем своим видом показываем, что идем в пункт Х. Англичане высылают свои «харрикейны» и «спитфайры» в том же направлении, чтобы отсечь нас от Х. Но в последний момент мы резко поворачиваем в направлении пункта Y, который и был нашей целью с самого начала. Надо сказать, трюк срабатывает не слишком часто. Проблем все равно много, мы видим это по собственному опыту. Англичане не такие уж тупые, надо отдать им должное. Но раз уж мы их бьем, то, надо полагать, мы все-таки лучше.
Штаб задал нам очередную задачку. У нас на базе появились какие-то новые офицеры. Прибыли прямо из Берлина, и поначалу мы понятия не имели, зачем они здесь. Оказалось, это офицеры службы разведки.
Всякий раз они тут как тут, как только мы прибываем с задания. Только вылезли из самолета, они сразу на нас набрасываются. Все мы должны ответить на массу вопросов. Они никогда не устают их задавать. Естественно, что не устают, это не они только что вернулись с задания. Они хотят знать абсолютно все, вплоть до мельчайших деталей. Еще и еще раз они переспрашивают, не забыли ли мы им что-нибудь сообщить. «А вы не заметили еще чего-нибудь?» Один и тот же вопрос они могут задать вам сто раз. Я в этой связи вспоминаю детективные рассказы, где проницательные детективы выспрашивают у свидетелей самые несущественные мелочи, а потом с помощью этих мелочей распутывают все дело. Что касается меня, то я, как правило, мало что мог им сообщить. Это даже забавно, до чего мало пилот замечает в полете. Намного меньше, чем все остальные. Больше всех видит Тео Зольнер в хвосте. По крайней мере, он так говорит. Это его любимое дело – выкладывать информацию людям из Берлина.
Только что перечитал последнюю страницу. Если бы ее прочел кто-нибудь со стороны, ему могло бы показаться, что я не слишком серьезно отношусь к этому вопросу. На самом деле это не так, все это вовсе не шутки. На самом деле это еще один пример прекрасной организации нашей армии, в которой не упущено ничего. Из любой мелочи, которую замечают летчики, можно извлечь полезную информацию. Хотя у этих людей из Берлина, вероятно, складывается впечатление, что мы об этом мало задумываемся.
Я не могу избавиться от ощущения, что Меллер все-таки прав и мы в конце концов нападем на Англию.
Радио сообщило, что наше люфтваффе атаковало Портлендский порт. В гавани разрушены важные сооружения и плавучие доки, подожжены нефтяные хранилища.
Мне интересно, на кой черт придумали эти словечки «нейтральные воды». Идиотское выражение. В конце концов, все океаны – это ничейные воды. Люди просто не живут в воде. «Нейтральная территория» еще имеет некоторый смысл, потому что людям как-то привычнее жить на земле, так что если некая территория опустошена войной настолько, что там невозможно жить, то ее можно назвать «нейтральная территория». Не знаю почему, но слова «нейтральная территория» вызывают во мне крайне неприятные ощущения. Я представляю себе какую-то темную ужасающую территорию, которая воняет гниющими трупами. Это, наверное, похоже на Россию.
А сейчас говорят «нейтральные воды», когда имеют в виду Канал. На мой вкус, слово «Канал» гораздо приятнее, чем эти уродливые «нейтральные воды». Не то чтобы это мешало нам пересекать Канал, черт с ним, с названием. Но все же я думаю, лучше смотреть на вещи с их хорошей стороны и не делать их хуже, чем они есть на самом деле.
Пуцке оказался прав. Наверное, нам не стоило устраивать тот юбилей. Бедный Пуцке. Медицина сказала, они, видимо, смогут его подлатать, но все равно он уже будет не тот. Наверное, еще сможет служить где-нибудь тыловым бойцом. Нам его будет очень не хватать.
Поначалу казалось, все идет прекрасно. Погода идеальная. Тонкий слой облаков в нескольких сотнях метров от поверхности, а на 2000 метров плотная облачность, так что при необходимости всегда можно туда нырнуть. Однако, как только перелетели берег Англии, облака исчезли. Ледерер было уже собрался передавать донесение о погоде. Рассказывал потом, он решил посмотреть еще раз в иллюминатор, а вместо облаков прямо у себя под носом увидел три «харрикейна», они были не более чем в 300 метрах от нас. Он сразу заорал в переговорник, но в этот момент они уже сделали по rnc первый выстрел.
