Николай Никольский - НОЧЬ НА ДНЕПРЕ
Сергей испытывал большое внутреннее удовлетворение, присматриваясь к действиям командира роты. Его распорядительность, выдержка, холодное спокойствие, правильное понимание обстановки искренне радовали парторга.
Владимир Васильевич Белов был семью годами старше Князева и значительно больше его умудрен жизненным опытом. В военном же отношении Сергей считал Белова в какой-то степени своим воспитанником. Он помнил, как еще в Раменском, под Москвой, где располагалась их десантная рота, Белов прибыл с краткосрочных курсов на должность взводного командира. Длинный, немного нескладный, с одним кубиком в помятых петлицах, появился он перед политруком роты.
— Вам бы следовало, младший лейтенант, привести себя вначале в порядок, а затем представляться, — недовольно заметил Князев.
— А это что, главное?
— Главное — в порядке, младший лейтенант, — оборвал политрук. — В уставном порядке!
— Понятно. Будет учтено, — коротко и безобидно пробасил Белов… Так началось их знакомство.
Вначале у нового командира дела во взводе не клеились. При личных поверках и на совещаниях командир роты частенько пробирал Белова за непорядки во взводе. Белов плохо знал службу: сам он, как студент сельскохозяйственного института, солдатом не был, а краткосрочные курсы, конечно, всего дать, что давало нормальное военное училище, не могли.
Князев стал чаще бывать во взводе, больше беседовал с Беловым, помогал ему, охотно делясь с ним знаниями, приобретенными в старейшем Военно-политическом училище имени Фридриха Энгельса.
Белов быстро усваивал советы и умело применял их в практической работе; взвод его пошел на подъем. Постепенно между ним и политруком установились хорошие, товарищеские отношения. Со временем Князев познал и оценил по достоинству качества нового взводного: твердую руку, умение держать свое слово, справедливость, распорядительность, большую взыскательность к себе и полное отсутствие даже малейшей робости перед начальством.
В первых же боях под Сталинградом взвод Белова показал себя с положительной стороны. И когда выбыл из строя командир роты, ротным был назначен по рекомендации Князева младший лейтенант Белов.
Совместное участие в боях, взаимная выручка и поддержка сделали их близкими, верными друзьями.
Сергей был очень доволен, что именно Белов оказался с ним рядом в этой трудной обстановке. На такого командира можно положиться. Но он понимал: каков ни будь командир, а если каждый боец не проникнется высоким чувством ответственности за порученное ему дело, рота не сможет успешно выполнить свой долг. Поэтому Сергей использовал всякую свободную минуту для того, чтобы поговорить с людьми, помочь им.
В наступившем после пятой атаки затишье он собрал возле раненого Ануфриева коммунистов и комсомольцев. Пришло девять человек, четверо из них — члены партии. В роте было больше коммунистов, но все сразу они не могли оставить обороняемые ими участки.
— Прошу садиться, товарищи, — устраиваясь в кругу бойцов на пододвинутый к нему железный ящик из-под патронов, пригласил Князев. — А ты лежи, лежи, Ануфриев, — остановил он ефрейтора. — Как чувствуешь себя?
— Спасибо, товарищ гвардии старший лейтенант. Бодрствую. — Бледное, измученное лицо Ануфриева на секунду озарилось доброй улыбкой.
— От души рад за тебя. Хорошо воюешь. Вот и Исаков с Крутиковым тоже начали силу свою развертывать. Верно я говорю?
— Точно, товарищ старший лейтенант, — за двоих ответил Исаков, выглядывающий из-за широченной спины сержанта Крутикова.
— А ты, Федин, что молчишь? Или приуныл? — обратился парторг к угрюмому, неразговорчивому солдату, до перехода в роту работавшему поваром. Его Князев хорошо знал.
— Характер мой не позволяет ныть, товарищ гвардии старший лейтенант. Верно, веселиться особливо тоже нет повода. Поэтому я, как бы сказать, в полном равновесии нахожусь.
— Равновесие тоже дело неплохое… Духом нам падать, друзья мои, нельзя. Вы сами видите, — парторг показал на север, где гремел бой, — наши однополчане захватили плацдарм, расширяют его. Нашим товарищам там, наверное, потруднее и много потруднее, чем нам. Там они каждый клочок земли берут с боем!
Парторг обвел взглядом бойцов — лица их были суровы и внимательны.
— Обстановка не позволила нам драться бок о бок с нашими товарищами. Мы оказались прикованными вот к этой траншее. И наш долг теперь — помочь им отсюда. Мы наступили врагу на больную мозоль. Враг всеми силами пытается уничтожить нас, развязать себе руки. Видите, как он настойчиво атакует. Но мы бьем врага, срываем его замысел.
— Должны бить, товарищ старший лейтенант, — хмуро и решительно произнес Федин. — Другого выхода у нас нет. Если бить не будем, погибнем.
Князев хотел возразить, но Федин рассуждал в сущности правильно.
— А ты, Крутиков, что на это скажешь? — обратился Сергей к сержанту. — Не пугает такая перспектива?
— Никак нет, товарищ старший лейтенант. Наше солдатское дело известное: ты врага не убьешь — он тебя убьет.
Князев искусно втягивал в разговор коммунистов, и скоро между ними завязалась живая откровенная беседа. Парторга радовало, что все, как и Федин, трезво смотрят на создавшееся положение, не умаляют опасности и задачу свою понимают правильно. Он еще и еще раз с гордостью и большой теплотой подумал о своих товарищах — простых русских людях: «Ни тени уныния или растерянности— вот оно истинное мужество!»
Зашел разговор о том, как вернее, с меньшими потерями отражать атаки противника. Все начали вносить свои предложения. Ануфриев говорил о взаимной поддержке во время атак, Круглов предложил лучше использовать маскировку, а Исаков, призывая экономнее тратить патроны, вызвал общий смех, сказав, что он будет стараться одним выстрелом снимать двух фашистов.
— Правильно, правильно, — улыбнулся парторг, довольный веселым оживлением среди бойцов. — Двух, может, одной пулей и трудновато снять, а вот по одной пуле расходовать на каждого фашиста можно и нужно. Мы обязаны выстоять! А для этого должны расчетливо вести огонь. Надо каждому понять: будут у нас патроны — враг не увидит нашей траншеи! И полностью прав сержант Крутиков, говоря, что каждый убитый нами фашист — прямая помощь нашим бойцам на плацдарме. Это мы должны разъяснить и остальным товарищам. Дрались мы до этого хорошо. Командир роты всем объявил благодарность. На похвалу командира надо ответить делом. Не успокаиваться, а еще лучше драться. Каждому строжайше выполнять приказ командира роты — стрелять только наверняка! Каждому фашисту — одну пулю! Будем воевать так, как коммунист Ануфриев. У него нога перебита, а он остался в строю, вместе с нами отражал все атаки. Хорошо дерется. Честь и слава ему!
Взоры всех обратились к Ануфриеву. Полными одобрения глазами смотрела на героя ефрейтора и Вера Казакова, сидевшая у него в изголовье. Трудная бессонная ночь наложила тень утомления на ее красивое лицо.
— Я кончаю, товарищи, — продолжал парторг, перекинувшись случайным взглядом с Верой. — Всего несколько минут назад убили наших дорогих друзей — Васина, Ерохина, Трофимова, Духовного. Пусть будет месть наша беспощадной! Бить, бить и бить врага! Одной пулей… Только одной пулей, наверняка бить!
Наблюдая за противником, Сотников заметил, что в его расположении производятся какие-то земляные работы. Вначале Сотников не придал этому значения, но вскоре подметил еще одну деталь: фашисты, залегшие во время атаки между траншеями, ползком, поодиночке перебирались обратно в свою траншею. Старшине стало ясно: немцы что-то затевают. Он сообщил о своих подозрениях парторгу и ротному, заглянувшим на его участок.
Оба они минут пять внимательно изучали местность. Лицо Князева, обезображенное свежими, смазанными йодом шрамами, все больше и больше хмурилось.
— Хотят накрыть нас артиллерийским, а скорее всего, минометным огнем. Видно, подтянули кое-что.
И действительно, не успел старший лейтенант высказать свое предположение, как над их головами с шелестящим свистом пролетела мина. Метрах в сорока от траншеи прогремел разрыв; глухо ударились о землю осколки.
— Теперь жди ближе…
— Да-а, обстановка осложняется, — задумчиво проговорил Белов, — Старшина Сотников, передайте людям: по траншее попусту не ходить. При необходимости передвигаться только по одному. Еще передайте…
Белов не успел договорить — метрах в трех от них разорвалась мина. Все трое инстинктивно пригнулись и плотно прижались к стенке траншеи.
— Фриц голоса меня пытается лишить, — усмехнулся Белов, когда затих шорох падающих осколков. — Передайте: усилить наблюдение. Следует быстро разыскать ближайший наблюдательный пункт фашистского минометчика и снять его.
— Тут, братец мой, откуда ни глянь, всё нас увидишь, — заметил Князев.
