Дмитрий Калюжный - Житие Одинокова
Так как Сталин упорно отказывался, решили: пусть выступит Молотов.
Сели за составление речи. Непосредственно пером по бумаге водил Молотов, но добавляли и редактировали все члены Политбюро. Откуда появились слова: «Наше дело правое. Враг будет разбит, победа будет за нами», — никто в запале дела не расслышал.
…Для заседавших вторые сутки руководителей СССР устроили небольшой перекус, но Сталин глотать не мог и не пошёл со всеми в столовую. Вместо этого он, придвинув к себе чистые листы бумаги, обмакнул перо в чернильницу и стал писать:
«Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона…
Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью послужить Отечеству в тяжкий час испытания всем, чем каждый может. Тут есть дело рабочим, крестьянам, учёным, женщинам и мужчинам, юношам и старикам. Всякий может и должен внести в общий подвиг свою долю труда, заботы и искусства. Вспомним святых вождей русского народа, например Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших свои души за народ и Родину…»
Перечитал, кое-что поправил. Вызвал Поскрёбышева, отдал ему листки со словами:
— Перепечатайте, заклейте в конверт и передайте отцу Сергию, местоблюстителю патриаршего престола. На словах пусть ему сообщат о войне. Он ведь ещё и не знает. Пусть скажут: товарищ Сталин будет благодарен, если его святейшество изыщет возможность огласить этот текст. От своего имени, со своими правками и дополнениями.
У Поскрёбышева сложилось впечатление, что товарищ Сталин желает сохранить факт передачи этого документа в руки церковного деятеля в абсолютной тайне. Иначе почему же он давал распоряжение в пустом кабинете, еле слышным шёпотом?..
До 12 часов дня по радио, открыто, Молотов обратился к правительству Японии с просьбой выступить посредником в урегулировании вспыхнувшего вооружённого столкновения между Германией и СССР.
Чуть позже Сталин распорядился, чтобы начальнику Генштаба Жукову сообщили о вчерашнем решении Политбюро: послать его, Жукова, на Юго-Западный фронт.
Примерно в час дня Жуков позвонил сам. Был недоволен, задавал резкие вопросы:
— А кто будет руководить Генеральным штабом в такой сложной обстановке?
— Оставьте за себя Ватутина. Езжайте, мы тут как-нибудь обойдёмся.
* * *…День продолжался. Пришёл Молотов. Его речь, обращённая к народу, уже прозвучала по радио.
— Ну и волновался ты, — заметил Сталин. — Но выступил хорошо.
— А мне казалось, я сказал не так хорошо, — не согласился тот.
— Хорошо, хорошо выступил. Молодец.
В который уже раз прибыл нарком обороны Тимошенко:
— Товарищ Сталин! Удар превзошёл все ожидания. Враг массированно бомбит аэродромы и войска. Много наших самолётов уничтожено прямо на земле.
— Сколько?
— По предварительным подсчётам, около семисот.
— Это же чудовищно! Народ доверил вам оружие! А вы?.. Надо головы поснимать с виновных! — и тут же позвонил в НКВД с поручением расследовать это дело.
Возмущался:
— Павлов, командующий Западным фронтом, не имеет связи с войсками… Говорит, опоздала директива… Почему опоздала? А если б мы вообще не успели дать директиву? Разве без директивы армия не должна была уже находиться в полной боевой готовности, разве я должен приказывать своим часам, чтобы они шли?..
Весь день в кабинете был только он, остальные менялись: приходили, уходили, возвращались. У каждого был свой управленческий аппарат, каждому надо было передать вниз по цепочке распоряжения товарища Сталина. В половине пятого опять пришёл Лаврентий Павлович:
— Товарищ Сталин! Патриарший местоблюститель Сергий после архиерейской службы объявил прихожанам о начале войны. Вот запись его выступления, — и передал отпечатанные под копирку листки.
Сталин с удовольствием прочитал. Спросил по-грузински:
— А ты знаешь, Лаврентий, что мои стихи ещё до 1914 года включили в хрестоматию грузинской классики?
— Конечно знаю, батоно Иосиф. Наизусть ваши стихи учил!
— Нам кажется, и это тоже хорошо написано, — перешёл на русский язык Сталин, отдавая листки и кивком разрешая продолжать. Берия продолжил:
— Мы выяснили, что этот поп велел перепечатывать проповедь под копирку. Рассылает по всем приходам. А простые люди переписывают от руки и развозят по Москве.
— И что? — спросил Сталин.
— Закон, товарищ Сталин, запрещает церкви вмешиваться в государственные и общественные дела. Тем более, если хорошо написано. Разрешите прекратить это?
Сталин отрицательно покачал головой. Пояснил:
— По советскому закону запрещена церковная деятельность вне церковных стен. А местоблюститель рассылает по приходам. Это — можно. Что ещё?
— Сергий, товарищ Сталин, якобы собственноручно написал и сам же отпечатал это обращение! А зачитал он его прихожанам с амвона сразу после утренней службы. Когда бы он успел? Кто его так рано информировал о войне? Разрешите расследовать.
— Нет. Этого не надо.
Берия смотрел преданно, серьёзно, но было видно, что он усматривает в этом запрете вождя какую-то хитрость. «Ох, что делать? — подумал Сталин. — Как им сказали в восемнадцатом году, что надо покончить с религиозным дурманом в головах людей, так они на этом и стоят. Вместо того чтобы вести пропаганду, внедрять научные знания, норовят покончить со священниками и церквями… Товарищ Сталин ещё в двадцать третьем году запретил всем губкомам закрывать церкви, арестовывать граждан по причине их веры в Бога. Разве прекратили? Нет: решили, что товарищ Сталин играет в демократа. Двадцать лет прошло, война началась, а им лишь бы чего снести, взорвать или кого посадить в тюрьму из-за веры в Господа…»
Погрозил пальцем:
— Лаврентий! Займись охраной тыла и ловлей шпионов! Идеологию оставь мне.
Подумал: «Нам сейчас только второй ежовщины не хватало…»
Глава шестая
Утреннее барнаульское солнышко — будто совсем с другого неба взялось, совсем не то, что полуденное или даже вечернее. Небольшой уютный город: бревенчатые домишки, заросли цветов вдоль дощатых заборов, выскобленные крылечки и лавочки — выглядел весёлым, свежим, радостным.
Утром 22 июня Вася Одиноков подошёл к синему зданию геологической экспедиции. На крыльце с тряпкой в руке суетилась лаборант-коллектор Галя. Она уже промыла перильца и балки. Теперь отмывала от въевшейся пыли ступени.
— Галя! — окликнул Василий.
— О! Здрасьте, товарищ практикант, — она тыльной стороной ладони откинула выбившуюся из-под платка прядь волос, поправила подол платья. — Рано вы.
— Нет ещё начальника?
— Нет. Но уже вот-вот, жду, тороплюсь прибраться. Вы проходите. Я там, на столе, приготовила вам разные отчёты для ознакомления. Хотя не знаю, на какой участок вас товарищ Марьев отправит.
Марьев с ещё двумя геологами приехал через час. Начальник экспедиции оказался молодым мужчиной лет так тридцати пяти, бородатым и загорелым. Остальные двое — Коля и Серёга — были много моложе, почти ровесники Василия.
Они привезли образцы найденных пород для анализа. Но главной целью молодых был поход в театр. Во всяком случае, о театре они завели демонстративный «культурный» разговор: де, «Гамлет», Шекспир, высокое искусство. Потом один, подмигнув второму, сменил тон, помянул девчонок с меланжевого комбината: «Хе-хе, скучают, поди. Надо срочно приголубить». После этих слов проявила себя очкастая Галя. До этого она тихонько шуршала бумагами за шкафом, а тут взвилась:
— Какие вы все охальники! А ещё образованные!
— Галюнчик! — радостно взвыл Серёга. — Я тебя не заметил! Дай облобызаю!
— Уйди со своими руками, нечего меня лобызать. Девчонок с комбината лобызай.
Они затеяли возню, и слегка притихли, лишь когда Марьев прикрикнул на них. Он практиканту обрадовался, хотя был недоволен, что прислали одного. Вася объяснил ему ситуацию, правда, без ругани в адрес хитрована Вяльева. Марьев коротко поведал ему о геологических разработках недр Алтая — было похоже, что он заготовил для практикантов хорошую речь, но из-за малости аудитории скомкал её. Затем спросил, чем бы хотел заняться Одиноков. Рекомендовал ему Акташ: там летом 1935 года открыли месторождение ртути и сейчас активно это месторождение развивают, строят площадку для развёртывания производства.
— Это очень важно, Вася, — говорил Марьев. — Единственный источник ртути у нас — в Донбассе, Никитовское месторождение. А ртуть нужна. Знаешь, зачем?
— Из неё градусники делают.
— Балда. Это стратегически важный металл для производства боеприпасов.