Николай Гунбин - В грозовом небе
Как- то после выполнения одного боевого задания садимся на аэродром и… видим -на старте стоит знакомый человек.
- Степан, это же наш прежний начальник, заместитель командира в 220-м.
- И то вижу, - отвечает он, - это майор Бровко. Очень хотелось бы с ним поговорить…
Заруливаем на стоянку и узнаем, что Бровко прибыл к нам, чтобы заменить командира полка Курочкина.
Вот подъезжает к самолету и сам Иван Карпович Бровко. Узнал нас, улыбается. Спрашивает, какие у нас есть просьбы, знакомится с нашими боевыми делами, размещением и питанием.
Мы рады, что командовать полком будет испытанный в боях командир, бывший штурман, участник сражений в Испании, депутат Верховного Совета РСФСР. И действительно, Иван Карпович Бровко своим умением, своим примером сумел приумножить боевые заслуги нашего полка, который стал потом гвардейским.
С новым командиром 98-й полк с еще большей энергией, чем прежде, продолжал осенью 1941 года бороться с наступающими фашистскими войсками.
Осенняя погода не позволяла нам наносить удары по врагу в одном строю, поэтому боевые задачи, в большинстве случаев решаем одиночными экипажами. Используем как укрытие от вражеских истребителей и осеннюю облачность. Однако при частых полетах в облаках у некоторых воздушных стрелков появлялась известная успокоенность (стрелять-то было невозможно). Наблюдалось это и в нашем экипаже. [45]
Раненому оказана помощь
Конец октября первого года войны. Сидим на аэродроме Чернянка. Непрерывно бомбим врага с воздуха, защищая столицу нашей Родины - Москву.
В сегодняшний полет идут девять экипажей полка, в том числе пять - из нашей эскадрильи. Кроме нас еще экипажи Феодосия Паращенко, Ивана Гросула, Константина Михалочкина, Василия Слюнкина. Боевая задача для всех одна - нанести удар по скоплению моторизованных резервов противника на восточной окраине Калуги.
К цели, над территорией противника, направляемся под низкими облаками. Идем одиночными экипажами, маршрут специально проложен над лесами, полями, болотами, в обход населенных пунктов - в каждом из них, по ту сторону линии фронта, могут быть вражеские войска, которые на этой высоте легко нас собьют из любого стрелкового оружия. Стараемся держаться как можно ниже. Это увеличивает угловую скорость нашего полета, а следовательно, уменьшает время нахождения в поле зрения вражеского стрелка, в зоне поражения зенитным оружием.
Подходим к району цели. Даю команду летчику набрать высоту не менее пятисот метров, так как бомбы, подвешенные на нашем самолете, снабжены взрывателями мгновенного действия. Облачность нам благоприятствует. Она двухслойная, с разрывами. Поднимаемся выше первого слоя кучево-дождевых облаков и в разрывах между ними пытаемся найти заданную цель. Нам помогает то, что мы нисколько не отклонились от заданного маршрута. Короткое прицеливание - и бомбы пошли на скопление вражеских автомашин на дороге, подходящей к небольшому населенному пункту.
Взяв обратный курс, набираем высоту и пробиваем второй слой облаков. Тут облачность поредела, и мы уже над «окном», но впереди, по курсу, видно большое темно-серое облако.
По нашим расчетам, через десять минут должны пройти линию фронта (это километрах в двадцати севернее Тулы). Не успел я об этом подумать, как через наш самолет - сверху, наискосок, - пронеслась трасса пулеметного огня. По переговорному устройству слышим голос стрелка Савенко:
- Матыцын упал, товарищ командир… Лежит на полу. [46]
- Встать за турель! - командует Харченко. - Смотреть за воздухом!
Интуитивно поворачиваюсь вправо. «Мессершмитт» тут как тут, разворачивается на нас.
- Степан, вправо! - не раздумывая, кричу летчику.
Поняв меня с полуслова (да и сам, конечно, увидел заходящего на нас «мессершмитта»), Харченко энергично направляет бомбардировщик ему навстречу, и мы, чуть не задев друг друга, расходимся. Савенко еще не успел, наверно, взять его в прицел. Теперь истребитель был слева от нас, километра на два сзади. Ожидая новую атаку, спешим к желанному облаку. Оно уже совсем рядом, но кажется, что мы приближаемся к нему слишком медленно. Наконец входим в него… Но мимо самолета снова промелькнули огненные трассы - фашист стреляет по нам уже не прицельно, а наугад. И хотя в кучевом облаке нас стало сильно болтать, мы уже считаем себя в относительной безопасности и берем курс на свою территорию. Но еще не знаем, велико ли облако, и опасаемся, что при выходе из него снова встретимся с «мессером». Минуты через три выскакиваем из облака, но вражеский истребитель потерял нас, вероятно: в воздухе его не видно.
Так что же случилось у нас после того, как сбросили бомбы? Наверно, стрелок-радист успокоился, что мы за облаками, и, забыв про осмотрительность, не заметил подкравшегося из-за облаков «мессершмитта», который и стрелял безнаказанно по нашему самолету. К счастью, самолет не загорелся и был управляем. Пострадал только Матыцын: пуля перебила ему голень левой ноги, он не мог стоять и упал. Это послужило нам уроком.
Полет продолжался. Самолет снова в облаках. Рассчитав по времени, где должна быть линия фронта, и пройдя ее, пробиваем облачность. Теперь срочно надо найти какой-нибудь аэродром - нашему стрелку-радисту нужна медицинская помощь.
Минуты через две увидели впереди бетонированную полосу и с ходу садимся на нее. Но тут же поняли, что аэродром пустой. Не выключая моторов, остановились в конце взлетно-посадочной полосы. Ждать пришлось недолго - к нам устремилась санитарная машина, а это нам и было нужно. На вид машина наша, отечественная, но могли это быть и враги: линия фронта рядом.
Из машины вышли шофер и медицинская сестра в солдатской форме. От души сразу отлегло: на аэродроме свои. [47]
Выскакиваю на землю, объясняю, что нам нужно. А летчик сидит в кабине, моторы работают.
Осторожно вытаскиваем раненого. На ногу ему накладывается жгут. Матыцын потерял много крови, просит пить. Хорошо, что в «санитарке» нашлась фляжка с водой.
Оказывается, этот аэродром, в двенадцати километрах от линии фронта, только что построили и ни один самолет сюда не успел еще сесть. Мы невольно опробовали его.
Первая помощь стрелку оказана, благодарим за это. Втаскиваем раненого в кабину. Медлить со взлетом нельзя: линия фронта рядом, и враг, узнав о нашей посадке, мог обстрелять аэродром. Теперь берем курс на Воронеж. Еще издали видим аэростаты заграждения. Это защита города от вражеских бомбардировщиков. Решаем обойти их с восточной стороны. Но аэростатов много, и на обход пришлось затратить порядочно времени, а значит, и топлива. Часть горючего и времени израсходовали на вынужденные посадку и взлет, поэтому не очень удивился, когда услышал от летчика, что горючее кончается и нужно искать место для посадки. Стали высматривать площадку в поле, невдалеке от населенного пункта: раненого надо было поместить в госпиталь или больницу.
Благополучно приземляемся. По счастливой случайноности, на месте нашего приземления оказался подросток верхом на лошади. От него узнали, что сели мы возле сахарного завода, где недавно разместился военный госпиталь.
Сажусь на лошаденку и галопом, как в детстве, скачу по полю, потом - по улице поселка, попутно спрашивая у прохожих, как быстрее доехать до госпиталя. Вскоре мы с врачом, уже на госпитальном газике, подъезжали к самолету. А через полчаса наш стрелок-радист был на операционном столе.
Становится темно, и мы с Харченко идем на завод договариваться об охране самолета.
Операция прошла удачно. Мы рады за товарища - врачи обещали через месяц ввести его в строй.
Дирекция завода отнеслась к нам очень доброжелательно и была готова оказать нашему экипажу посильную помощь. А она была нужна - срочно требовался бензин, чтобы отправиться на свой аэродром, где нас ждали боевые дела, боевые товарищи.
И такое везение - на заводе лежали две бочки авиационного бензина. Месяц назад здесь совершил вынужденную [48] посадку другой самолет: как мы догадывались, штурмовик Ил-2. Тогда с аэродрома, расположенного в этом районе, и было для него доставлено две бочки с горючим. Но самолет не удалось исправить, и горючее осталось нетронутым. Самолет будто бы был отправлен на ближайший аэродром по железной дороге.
Осмотрев бочки с горючим, приходим к заключению, что, хотя бензин и не совсем наш, да и мало его, но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Решаем, что добраться на нем до ближайшего аэродрома мы сможем.
На сахарном заводе оказался и баллон со сжатым воздухом, необходимым для запуска моторов. Нашлась и трубка к нему. Да, очень нам повезло.
Директор завода пошутил при прощании:
- Вы с воздуха как будто видели, что здесь есть все необходимое для вас. Сели и не промахнулись.
