Николай Струтинский - Победившие смерть
— Битте шейн! Прошу вас!
Немец пристально посмотрел на белокурого парня, затем перевел взгляд на седоков и, сделав вывод, что ничто ему не угрожает, показал рукой на покосившийся забор.
— Там цвай копер, чамайдайн.
Зная барские повадки гитлеровцев, Станислав, не мешкая, подбежал к забору, взял чемоданы и аккуратно уложил их на подводу.
Зецен зи зих! Садитесь! Прошу! — Станислав жестом указал гитлеровцу место рядом с собой.
Но тот сел возле Ядзи, лукаво ей подмигнув.
— Базар? К мама? — любопытствовал фашист, в упор рассматривая нежно-белое лицо девушки.
Ядзя выдержала его наглый взгляд.
— И на базар, и к маме, да еще дела другие есть.
— А тела-а! — протянул офицер.
В этот момент по лицу Ядзи пробежал испуг: из-под суконной коричневой куртки Спокойного выглянули две кобуры. «Влипли!» — решила девушка.
Фашист тоже посмотрел на кобуры. Секунды решали судьбу партизан. Необходимо было немедленно рассеять подозрения. Спокойный с независимым видом приподнял полу куртки и медленным жестом подтянул свисавшие кобуры. Насторожившийся офицер успокоился, предположив, что перед ним украинский полицейский.
— Помогайт Германия? Карател? — игриво подмигнул он Спокойному. — Карашо, нада помогайт!
В центре города, около сквера, офицер приказал остановиться. Взял чемоданы, дважды сказал «данке» и, весело насвистывая, удалился.
Первое испытание миновало. По-дружески попрощавшись со Станиславом, Ядзя п Спокойный направились в другую часть города. По дороге договорились: Ядзя пойдет в разведку к Баранчукам. проживающим по улице Монополевой № 18. Она знала, что Варфоломей Иванович Баранчук заведует ветеринарным пунктом в пригороде Луцка. У него двое детей — десятилетний сын Володя и восьмилетняя дочь Людмила.
После короткой беседы с ветврачом Ядзя пошла по второму адресу к Григорию Обновленному, знакомому ей по первому посещению Луцка с Марфой Ильиничной. К вечеру партизаны встретились у реки.
— Баранчук и Обновленный — на прежних местах, дома у них все без перемен, — сообщила Ядзя. — Жена Обновленного предупреждена, что через час к ней явишься ты. Можешь ей довериться. Адрес запомнил? Ковель-ская, 128.
Следующая встреча с Ядзей была назначена на завтра, на три часа дня, в конце улицы Монополевой.
Глядя со стороны, никто не подумал бы, что у этого парня и девушки есть какие-то другие заботы, кроме любовных. Взявшись за руки, они прошлись по улицам Монополевой и Ковельской, присматриваясь к новым местам. У домика Баранчука Спокойный оставил Ядзю, а сам направился на Ковельскую.
Мария Степановна Обновленная, ее мать Теофилия Ильинична и Григорий встретили Спокойного сердечно.
— Значит, дерево сначала пускает корни, а потом уже начинает расти вверх? — улыбнулся полицейский. — Так? К нам прибыл с теми же хлопотами, что и мать?
— Да.
Григорий попросил подробно рассказать, при каких об« стоятельствах погибла Марфа Ильинична. Он хотел знать, в чьи руки попали переданные им сведения.
— Сведения в отряд доставила Ядзя, — сказал Спокойный. — Помните девушку, которая была с мамой? Командование отряда благодарит вас за помощь.
В доме Обновленных Спокойный познакомился с черноволосой голубоглазой Ниной Карст. На лице ее залегли морщинки давней печали. Ее муж ушел на фронт в первый день войны. И ни слуху ни духу.
Нине удалось устроиться уборщицей в небольшом отеле, где останавливались гитлеровские чиновники и офицеры. Она всячески старалась показать себя на работе с лучшей стороны. Но в то же время аккуратно выполняла задания Паши Савельевой. Со временем ее квартира стала конспиративной. Нина Карст свела Спокойного с Антоном Семеновичем Колпаком, который, как ей казалось, мог быть полезным ему человеком.
Спокойный и Колпак засиделись допоздна. Антон Семенович вспоминал о первых днях оккупации.
...Четверо суток фашисты бомбили Луцк, хотя им было известно, что в городе нет военных объектов. Жители разбегались кто куда, оставляя годами нажитое добро. После ожесточенных воздушных налетов 26 июня в горящий город ворвались гитлеровцы. В тот же день на стенах домов запестрели приказы: за хранение оружия — смерть, за укрытие коммунистов и евреев — смерть, за действия против «нового порядка» — смерть... Смерть неотступно следовала за стариками и детьми, за женщинами и девушками...
Газета украинских националистов «Ковельсьш в1стЬ> опубликовала обращение гебитскомиссара, в котором были совсем непонятные угрозы: «Кто будет противиться новому закону, того постигнет немилосердная суровость права».
Какое право? Какой закон?
Как стаи воронов, носились вместе с фашистами и те, кто в 1939 году удрал от Советской власти на Запад. Вся эта нечисть, в свое время смытая с западноукраинских земель освободительным походом Красной Армии, теперь всплывала, как грязная пена. Один из главарей украинских националистов, агент гестапо Мельник, обратился с призывом к украинскому народу уничтожать отступающие части Красной Армии, убивать комиссаров, политработников, активистов.
— Никто не мог предположить, — продолжал Колпак, — что город в первые дни войны будет оккупирован гитлеровцами. Многих коммунистов выдали провокаторы... Но я не сомневаюсь, что в Луцке немало людей, готовых активно бороться против врага, и уже действует какая-то подпольная группа. Листовки ежедневно появляются на заборах и стенах домов. Кто-то знает все о Красной Армии, верит, что придет время, и фашисты будут изгнаны с советской земли...
Спокойный воспользовался последними словами Колпака и спросил:
— Ну, а сами вы верите, что наши вернутся? Сами вы могли бы оказать помощь, если бы к вам обратились, скажем, партизаны?
Собеседник смутился:
— Собственно, почему вы задаете такой вопрос?
— Потому что, кроме вас, я пока не знаю тут надежных людей...
Антон Семенович хотя и предполагал, что перед ним настоящий советский человек, однако ответил в обтекаемой форме:
— Сами понимаете, как говорят, душой измерь, умом проверь, тогда и верь. — Колпак прикурил от цигарки и, прищурив усталые глаза, тихо промолвил, как бы не отвечая на вопрос:
— Я вас познакомлю с моими друзьями, Измайловыми. Они, пожалуй, испытали еще больше ужасов, чем я. Три недели эта семья скиталась в надежде пробраться на восток, а пришлось вернуться назад. Слышали бы вы, с каким злорадством встретили их националисты и всякие сволочи, примазавшиеся к новой власти. «Ха-ха! Советы вернулись! Большевикам Луцк понравился больше, чем Москва! Давить их, как гнид. Гнать с нашей земли». Помнится, прошел даже слушок, что составляются списки «восточников» и скоро их всех перестреляют... Пока что не стреляют тех, к то с востока, но им приходится намного хуже, чем другим... Да, так с Измайловыми я сведу вас завтра же...
Уже была полночь. На дворе начался мелкий дождик. От реки потянуло сыростью. Антон Семенович подошел к окну: город словно был окутан черным покрывалом.
Перекликнулись одиночные выстрелы.
Спокойный и Колпак улеглись не раздеваясь и через несколько минут спали крепким сном.
* * *
На очередной явке Ядзя сообщила партизанам приятную весть: ветврач Баранчук приготовил для отряда литр йодистой настойки и некоторые другие дефицитные медикаменты. Ядзя в тот же день добралась до «маяка» в Бодзячиве, передала Владимиру Ступину медикаменты и устную информацию о том, что сложилась благоприятная обстановка для связи с местным подпольем и создания «группы наблюдения».
— Знакомьтесь, — представил Спокойного Антон Семенович, когда они переступили порог квартиры Измайловых. — Это мой старый знакомый, Вячеслав Васильевич Измайлов, а это его брат, Виктор.
Вячеслав Васильевич снял очки, не спеша протер их. По его манерам видно было, что все он делает вдумчиво и добротно.
— Погода прескверная, — процедил он, просматривая на свет очки.
— Как и настроение, — отозвалась его жена. —- Утром видела старого знакомого, Малаховского. Важничает! Служит в полиции! При встрече всегда щурится, будто что-то ищет в тебе.
Чего ж удивляться, Лина,—уныло пробасил муж,— собака и в собольей шубе блох ищет.
— А какой был! Ой-ой! — не могла успокоиться Лина Семеновна. — Утром, бывало, встретит на улице, низко поклонится, трижды о здоровье справится.
— Зато теперь еще ниже некоторые кланяются ему!
— Вот уж поистине «человек меняет кожу»!
Из этого короткого разговора мужа с женой Спокойный понял, что попал к людям, которые ненавидят оккупантов и, если еще не борются, то готовы к борьбе. Да и сам разговор о Малаховском заинтересовал его немало. Выло ясно, речь шла о предателе. И Спокойный включился в беседу:
— Чего же этот Малаховский щурится?
Лина Семеновна не сразу ответила.
