Василий Чуйков - Гвардейцы Сталинграда идут на запад
Не всегда командующие армиями учитывают важность иметь хорошо сколоченные и спаянные корпуса и раздергивают войска, входящие в состав корпуса, по частям еще до начала боя или в ходе его.
В результате этих неправильных действий корпусную инстанцию, призванную облегчать управление войсками, превращают в лишнюю надстройку.
…Состав войск корпуса желательно иметь постоянным. Замену входящих в состав корпуса дивизий допускать лишь в исключительных случаях с тем, чтобы создать основу для боевого сколачивания корпусов и закрепления их боевых традиций»[10].
Восстановление и укрепление корпусной системы влекли дальнейшее оснащение армии боевой техникой — артиллерией, танками, саперами и главным образом средствами управления.
Менялось все. Настроение в армии, структура, выучка командиров, менялась и боевая техника. Промышленность, перебазированная на Урал и в Сибирь, наращивала свои мощности. К нам шли новые танки, которые уже прекрасно зарекомендовали себя в бою. Наши самолеты не уступали теперь немецким.
Ранняя украинская весна преломила к лету. Реки во шли в свои берега, подсохли дороги. Фронт молчал, все еще не приходил в движение. По всему фронту шли бои местного значения. Доходили до нас, однако, сведения, что в Брянских и Белорусских лесах усилили свою активность партизанские соединения, нанося ощутимые удары по коммуникациям противника. И все…
И вместе с тем наступление носилось в воздухе. Все как бы замерло в предчувствии. Мы использовали каждую свободную минуту, чтобы готовиться к нему. Я старался проконсультироваться и с командирами высоких рангов о методе наступательных операций, перенять у них опыт вождения войск во время маневренного наступления, старался выведать у них все, что им удалось узнать о поведении противника во время нашего наступления. Очень были для меня полезны встречи с генералом армии Николаем Федоровичем Ватутиным. Николай Федорович подробно рассказывал мне о прорыве немецкого фронта на Дону в ноябре 1942 года, о продвижении наших войск от Дона до Северного Донца. Его рассказы были крайне интересны. Он никогда не преуменьшал в своих рассказах силы противника, не переоценивал и наши успехи, с полной беспощадностью вскрывая недостатки, мешающие нашей армии.
Встречался я и с Василием Ивановичем Кузнецовым, командующим 63-й армией. Я его знал как разумного и волевого командира еще до войны по совместной службе в Белорусском военном округе.
В Сталинградской битве он показал себя выдающимся военачальником. 63-я армия в процессе наступательных боев на Дону была преобразована в 1-ю гвардейскую и решительно действовала на самых ответственных оперативных направлениях.
В. И. Кузнецов, П. С. Рыбалко и Ф. М. Харитонов обратили мое внимание на одно немаловажное обстоятельство. После Сталинграда немцы стали панически бояться окружения, особенно они боялись появления у них в тылу наших танков.
Павел Семенович Рыбалко приоткрыл мне и причины нашего отступления весной из Харькова. Его войска ворвались в город с ходу, на плечах растерянного противника. Овладели Харьковом, сами не ожидая такого успеха. Если бы эта операция заранее планировалась с уверенностью в ее осуществимость, если бы вовремя были подтянуты тылы, а войска были бы обеспечены горючим и боеприпасами, немцы не овладели бы вновь Харьковом.
Именно там, на Северном Донце, я столкнулся впервые с довольно странной вещью, которая заставила меня задуматься над психологией противника. Я изучал обстановку на участке фронта, который должна была оборонять 8-я гвардейская армия или на котором она должна была наступать. Наша армейская разведка в обычном порядке доставила «языка». Военнопленный показал, что он из 6-й полевой армии. Наши разведчики сначала не поверили ему. Эта армия прекратила свое существование в Сталинграде. Немец разговорился и объяснил, что Гитлер особым распоряжением создал вновь 6-ю армию, назвав ее армией мстителей. Командовал этой армией генерал-полковник Холлидт, стремившийся в какой-то степени заменить в немецких войсках Паулюса.
Мы попытались расспросить немецкого солдата, за что же он собирается мстить. За Сталинград? Одно слово «Сталинград» вызвало у него массу эмоций. Он рассказал нам, что в немецкой армии опасно произносить это слово. Не потому опасно, что кто-либо скрывает историю разгрома немецкой армии в Сталинграде. Нет! В Германии был даже по этому поводу объявлен национальный трехдневный траур. Но Сталинград стал синонимом поражения. Словом «Сталинград» обозначается теперь любая угроза поражения.
Мстить за Сталинград? Мстить ли? Солдат нам рассказал, что в армии большинство солдат уже не верит в победу. Не верят в победу, как он утверждал, и многие офицеры. Вся надежда на Гитлера, а отнюдь не на генералов. Гитлер обещал чудо, и те, кто еще верил, что война не окончится поражением, верили фанатически в чудо, а не в военную силу армии. Отсюда и увлечение среди солдат мистикой, вера в миссию Гитлера, вера, что мщение придет откуда-то со стороны, от сверхъестественной силы.
Что-то подобное мы слышали от пленных немецких солдат и до этого. И не только от солдат, но и от офицеров. Реалисты этой силой называли сверхмощное, секретное оружие, которое изготавливается в большой тайне. После войны все подобного рода тайны перестали быть тайными. Теперь известно, что кроме снарядов «ФАУ» никакого секретного оружия у немцев не существовало.
3Ставка нацеливала советские войска на создание мощной обороны, дабы избежать каких-либо случайностей на юге страны, 14 мая командующий Юго-Западным фронтом получил указание за подписью заместителя начальника Генерального штаба Красной Армии генерал-полковника Антонова, строжайше предписывающее укреплять оборонительные линии[11].
К этому времени наше Верховное Главнокомандование, конечно, установило, что главный удар гитлеровских войск последует в районе Курска, но, зная о мобильности немецких военных частей, учитывая их возможности производить в стремительном темпе перегруппировки для изменения направления удара, Верховный Главнокомандующий требовал, чтобы Красная Армия была готова к отражению удара на любом участке фронта.
Напряжение между тем в оперативной паузе нарастало. И мы все это отчетливо чувствовали.
Так, в 23 часа 50 минут 13 мая Военным советом фронта была принята по телефону директива Ставки. Ставка Верховного Главнокомандования приказала:
«1. Временно прекратить действия авиации по аэродромам и коммуникациям противника.
О возобновлении этих действий будут даны специальные указания.
В случае наступления противника — использование ВВС по усмотрению командующих фронтами.
2. Принять меры к быстрейшему накапливанию запасов горючего для авиации, с тем чтобы довести их, с учетом подвоза из тыла, до 20 заправок и в кратчайший срок привести материальную часть в порядок»[12].
20 мая в три часа тридцать минут последовало предупреждение из Ставки о том, что немцы намечают начать наступление на нашем фронте в период 19–26 мая.
Ставка приказывала не ослаблять бдительности и боевой готовности войск; авиацию держать в полной готовности. Разведкой и захватом пленных вскрывать группировку противника и его действительные намерения.
Прошел май. На исходе июнь. Мы по-прежнему занимались укреплением оборонительных рубежей, проводили учения в войсках и ждали… Фронт оставался недвижим. Шла местами перестрелка, совершались незначительные операции. В войсках накапливались силы для удара. Нарастало нетерпение у солдат, с нетерпением нарастала и ярость.
Мне не раз в те дни приходилось беседовать с солдатами.
— Товарищ командующий, — спрашивали у меня. — Когда же наступать?
Установка командования оставалась прежней — оборона.
— О каком наступлении речь? — отвечал я вопросом на вопрос. — Перед нами поставлена задача отразить возможное наступление врага.
— Оно возможно… — отвечали мне. — Но состоится ли оно? А если да, то мы перехватим его на ударе. У солдат твердое намерение прогнать врага! Хватит!
Многое в то время нашему Верховному Главнокомандованию надо было предугадать на основе тщательного изучения положения дел у противника. Наше Верховное Главнокомандование, наш Генеральный штаб правильно разгадали замысел противника. Курская дуга!
Гитлеровских генералов соблазнила кажущаяся легкость концентрированными ударами с юга и с севера срезать образовавшийся к весне 1943 года выступ на линии фронта между Орлом и Белгородом, овладеть Курском и, стиснув с двух сторон наши войска, обороняющие Курск, уничтожить их, создать глубокий прорыв в наши тылы. Так Гитлер собирался «при наличии ограниченных средств» добиться «больших результатов».
