Александр Степанов - Бои под Нарвой
— Куда они подевались? — угрюмо спросил Прахов.
— Здешние все в разгоне, а пока другие перебросят с Николаевской да Финляндской дорог, чего доброго, до вечера придется здесь торчать.
— Звони в Смольный, прямо к Свердлову или Дзержинскому. Они быстро порядки наведут, — предложил Прахов. — Тут разобраться требуется, в паровозах ли дело…
— Я уже говорил с товарищем Свердловым, — крикнул вошедший в зал Еремин. — Паровозы скоро будут. Еще я узнал, что ваши представители уже получили продовольствие и боеприпасы. Значит, скоро поедем, товарищи.
Однако прошло еще несколько часов, пока наконец отправился эшелон с моряками, а затем и к составу Стального отряда подошел, тяжело отдуваясь, старенький паровоз, толкающий теплушку и классный вагон. В полуоткрытых дверях теплушки, подбоченясь, стояла Повалихина. Из-за ее спины робко выглядывал Повалихин, вооруженный старой берданкой.
— Все в порядке, товарищ Блохин! — крикнула Повалихина. — Достала все, что требуется.
Отряд стал грузиться в эшелон. Погрузка шла медленно. Сказывалось отсутствие навыков. Особенно трудно было подымать на платформы пушки и обозные повозки. Лошади упирались и не хотели идти, как их ни тащили за уздечки. Командование разместилось в классном вагоне. Здесь же расположилась санитарная часть и конвой.
Уже наступили сумерки. Еремин с Блохиным и Праховым в последний раз обошли весь эшелон и убедились, что ничего не забыто и все красногвардейцы разместились по теплушкам.
— Можно ехать. Счастливого пути! — пожелал Еремин.
Тяжело ухнул паровоз, лязгнули буфера…
Глава 6
Над заснеженным городом сверкало яркое солнце, когда эшелон Стального рабочего отряда остановился на одном из путей станции Нарва. Соседние пути были заняты другими составами. Против вокзала стоял эшелон из классных вагонов, над которым развевался красный флаг. Около состава толпились пешие и конные ординарцы, матросы, солдаты и вооруженные рабочие.
Петров выпрыгнул из вагона, где размещалась продовольственная часть. Осмотревшись по сторонам, инженер решил, что в классном составе находится командование всего Нарвского фронта.
— Вы, товарищ Повалихина, займитесь раздачей пищи людям, а я схожу в штаб, — сказал он.
— Мигом накормлю всех, товарищ начальник! — отозвалась женщина, по-военному прикладывая руку в варежке к головному платку, и звонко прокричала: — Ну-ка, товарищи, вылазь из вагонов! Буду выдавать чай, сахар и хлеб. Небось за ночь проголодались и намерзлись!
Из всех вагонов, звеня чайниками и котелками, стали выпрыгивать люди. Какой-то незнакомый матрос в бушлате, перекрещенном пулеметными лентами, стоя между эшелонами, разводил мехи двухрядки. Самохин и Демин, в одних пиджаках, пустились в пляс, утаптывая сверкающий снег.
Мы на горе всем буржуямМировой пожар раздуем… Эх! —
вскрикивал Самохин под скороговорку гармошки, бешено кружась вокруг Демина, изображавшего даму. Заметив танцующих, подбежала Саня. За нею в круг вошел и Онуприенко. Он с выкриками и уханьем под общее одобрение пошел вприсядку по кругу…
Петров направился к классному составу.
— Как мне попасть к начальнику отряда Дыбенко? — справился инженер у стоявшего около салон-вагона дюжего матроса с маузером на боку.
Тот подозрительно оглядел Петрова с ног до головы и в свою очередь спросил:
— А вы кто такие будете?
— Из Стального рабочего отряда, который только что прибыл на станцию…
— Пропустите товарища из Стального к начальнику отряда, — указывая на Петрова, приказал матрос стоявшему в тамбуре часовому.
В вагоне Петров увидел несколько военных. На дощатой перегородке висела десятиверстная карта Нарвского района, на столе лежали схемы, расчерченные разноцветными карандашами. У стола в мягком кресле сидел пожилой мужчина в помятом кителе. «Орленые» пуговицы были обтянуты сукном, на плечах виднелись следы споротых погон, а на синих брюках сохранились полосы от генеральских лампасов.
— Помощник начальника отряда, товарищ Парский, — шепотом сказал Петрову часовой, указывая на сидящего.
Парский теребил свою седенькую козлиную бородку и, раздраженно жестикулируя, что-то говорил двум военным, почтительно слушавшим его. В одном из них Петров, к своему удивлению, узнал знакомого по фронту подполковника генерального штаба Ждановича.
Всегда подобранный и аккуратный, Жданович сейчас имел весьма неряшливый вид. Плохо выбритый, со всклокоченными волосами и печально свисшими усами, в рваной кожаной куртке на меху, в старых засаленных брюках и давно не чищенных сапогах, он мало походил на блестящего генштабиста. Когда Жданович протянул руку к карте, инженер увидел грязные, нестриженые ногти и какую-то сыпь на руках.
«Как он мог так быстро опуститься?» — удивился Петров. Жданович почувствовал пристальный взгляд и обернулся. Лицо его на мгновение приняло удивленное выражение. Но тотчас же оно стало почтительно непроницаемым.
Улучив минутку, генштабист подошел к Петрову.
— Как вы сюда попали? — не здороваясь, полушепотом спросил он.
— Прибыл со Стальным рабочим отрядом. Направляюсь на фронт, — ответил инженер. — А вы как?
— Толково придумано! Завидую вам. А я сижу в этом вонючем эшелоне и не вижу впереди никакого просвета…
Окончить разговор не удалось — Ждановича окликнул Парский, и все трое военных нагнулись над столом.
Эта встреча оставила в душе Петрова неприятное впечатление. С одной стороны, он был рад, что и среди кадрового офицерства оказались честные люди, готовые служить повой власти. Но совсем не понравился ему тон Ждановича.
«Почему я счастлив, что нахожусь в рабочем отряде, а он несчастлив, сидя в «вонючем» эшелоне? И зачем такая явно нарочитая неряшливость? Маскируется под некультурного пролетария, что ли?» — недоумевал Петров. К столу, за которым сидел Парений, широким шагом подошел высокий румяный матрос с красивой курчавой бородкой и, широко расставив ноги, заговорил, слегка раскачиваясь корпусом:
— Немцы идут к Нарве двумя колоннами: по железной дороге и Ревельскому шоссе, севернее его. Они не встречают сопротивления и о возможности нападения, конечно, не думают. Поэтому надо их немедленно атаковать. Если не выйдет, мы отойдем за Нарву, взорвем на ней лед и мосты. А ежели наша возьмет, погоним немца к Ревелю и там окопаемся.
Парский нахмурился.
— Мы не знаем, товарищ Дыбенко, какие силы у немцев, — откашлявшись, возразил он. — У нас пока в Нарвском районе только две-три роты балтийских моряков да слабо обученные отряды рабочих. Вместе около тысячи человек при трех орудиях.
— К нам подходят рабочие отряды из Питера, моряки из Кронштадта, латыши, отступающие от Ревеля. Затем два полка 49-го армейского корпуса, расположенного в Нарве, целиком перешли в Красную Армию. Наберется всего восемь — десять тысяч — около дивизии. Это не так уж мало! В октябре с меньшими силами мы разбили Керенского, — повысил голос Дыбенко.
— Керенский — одно, а немцы — это совсем другое. Войска Керенского не хотели воевать, а немцы пока что боеспособны. Сначала надо установить действительную численность немцев и занять оборонительную позицию за рекой Нарвой, — неторопливо возразил Парский.
— Такая тактика не удовлетворит ни меня, ни матросов, ни рабочих. Да и комиссар будет возражать. Александра Михайловна, идите сюда! — крикнул Дыбенко.
— Сейчас! — отозвался из-за перегородки низкий женский голос.
К столу подошла высокая, стройная женщина лет тридцати пяти с тонким суровым лицом.
— О чем у вас спор? — спросила она.
Пока Дыбенко и Парский высказывали ей свои соображения, Петров успел внимательно разглядеть женщину-комиссара. Она была красива зрелой спокойной красотой. Особенно хороши были большие темно-серые умные глаза, оттененные длинными ресницами. Гладкая английская блузка, простая черная юбка не гармонировали с пристегнутой к поясу револьверной кобурой. Чуть заметная первая седина подчеркивала спокойную строгость лица. «Интересно, кто она такая и как она сюда попала?» — подумал Петров.
— Я присоединяюсь к мнению товарища Дыбенко, — резко сказала женщина. — Надо, товарищ Парский, немедленно разработать план наступательной операции!
— Слушаюсь! — недовольно пожал плечами Парский. — Но заранее снимаю с себя всякую ответственность за все могущие быть последствия!
— Как вы не можете понять, товарищ Парский, что нам сейчас очень важно показать немцам нашу решимость оборонять Петроград любой ценой, не останавливаясь ни перед какими жертвами, — твердо говорила женщина. — Надо убедить их, что предстоит не прогулка, а серьезная борьба… Ну, а что касается ответственности…
