Зиновий Шехтман - Начальник боепитания

Зиновий Самойлович Шехтман

Начальник боепитания

От автора

Осень 1941 года… 316-я дивизия Советской Армии под командованием генерала И. В. Панфилова сражается с фашистскими захватчиками на Волоколамском направлении.

Волоколамск — это западные ворота Москвы Чтобы пройти в них, противник бросил против нас вчетверо превосходящие силы. На картах гитлеровского генерального штаба появилось множество синих стрел, обозначающих направление ударов. Они, словно шеи, изгибались, образуя колею вокруг столицы.

Гитлеровские вояки всё рассчитали, всё учли — каждую речку, каждый овражек. Не учли они только одного — мужества советских людей. Хищные стрелы, так тщательно подготовленные и продуманные, гнулись и ломались, сталкиваясь с мужеством и стойкостью советских людей. Бои достигли наивысшего напряжения.

В это тяжёлое время я познакомился с тремя мальчишками, воевавшими в нашем полку.

Ребята были разные, с разными судьбами. Но их связывало одно чувство, одна цель — мстить врагу за разорённую землю, за погибших родных.

В полку их очень любили. Это понятно: детей всегда любят, а на фронте солдатскому сердцу особенно не хватает любви, тепла. Но наших ребят было за что любить и уважать. Их храбрость, смекалка, неистребимая жизнерадостность придавали в трудную минуту силы и нам, взрослым.

О них я рассказываю в этой книге.

В конце 1941 года мы получили приказ правительства об отправке в тыл всех детей, находившихся в воинских частях. И как нам было ни жаль, пришлось расстаться с нашими юными отважными солдатами. Вскоре я выбыл в тыл с тяжёлым ранением. Так и потерялся след наших друзей.

НАЧАЛЬНИК БОЕПИТАНИЯ

— Товарищ майор! Что же это такое делается? Где же у нас воинская дисциплина?!

Начальника артиллерийского снабжения полка капитана Тарасова, обычно спокойного, уравновешенного человека, сейчас не узнать: глаза горят, на лице красные пятна, голос от волнения дрожит.

— Что случилось?

— Опять этот третий батальон! Присылают мальчишку, а он безобразничает.

— Ничего не понимаю, — сказал я, — успокойтесь и объясните, что случилось.

— Ну как же, товарищ майор, третий батальон уже который раз за боеприпасами присылает паренька. И откуда они только раздобыли такого сорванца!

— А почему вы ему патроны отпускаете?

— Он сначала ездил с командиром отделения боепитания[1], потом раза два приезжал с солдатом, а однажды приехал один. Батальон был в тяжёлом положении: патроны кончались. Рассуждать было некогда, отпустили ему, а потом и пошло. Вы ведь, товарищ майор, знаете, что с боеснабжением у нас туго, даём по строгому лимиту, особенно 82-миллиметровые мины и осветительные ракеты. А мальчишка приедет и начинает клянчить: «Дайте ещё, дайте ещё». Чтобы отвязаться от него, я давал немного сверх нормы, а вчера отказал наотрез — подвоза не было, и я побоялся израсходовать запас. Парень ходил, ходил за мной, умолял, так и уехал. А сегодня проверяю — трёх ящиков мин и двух ящиков ракет не хватает. Значит, всё-таки он увёз их.

— А охраны разве не было?

— Была охрана. Да только случай такой вышел: приехал посыльный из пулемётной роты, резко повернул лошадь, и двуколка свалилась. Пока мы с солдатом помогали ставить её на колёса, и мальчишка и его повозка исчезли. Я ничего не заподозрил, а сегодня хватился, и вот пожалуйте….

— Хорошо, идите, потом разберёмся, — строго ответил я, — только имейте в виду — за пропавшие ящики отвечаете вы. И лучше организуйте охрану.

Капитан ушёл расстроенный, а я приказал вызвать новоявленного снабженца из третьего батальона.

Вечером явился мальчуган лет тринадцати, худощавый, но довольно крепкий. На лоб лихо надвинута пилотка, немецкая шинель обрезана по росту, на ногах немецкие ботинки с обмотками, на груди трофейный немецкий автомат, за поясом ракетница. Ну, прямо герой!

Сделав два шага вперёд, он приложил руку к пилотке.

— Товарищ майор, начальник боепитания третьего батальона Пётр Захватаев явился по вашему приказанию.

— Садись, — сказал я.

Петя продолжал стоять. Видимо, побаивался наказания за вчерашнее.

Я строго спросил:

— Почему ты вчера снаряды без разрешения увёз?

Паренёк сразу потерял бравый солдатский вид и скороговоркой, по-мальчишески заговорил:

— Нужно было… очень нужно. У нашего батальона на переднем крае высотка есть… Такая вот… вперёд выступает, мешает фашистам здорово. Они её всё время атакуют, а наш командир говорит мне: «Петька, обеспечь минами и ракетами батальон, мы тогда дадим жизни фашисту!» Ну я, конечно, и взял немного побольше. Зато сегодня ночью, как только фашисты поползли, мы ка-а-ак ракеты пустим да по ним из миномётов да из пулемётов. Отстояли высотку!

Петя помолчал, потом обиженно добавил:

— Уж если капитану мин и ракет для нашего батальона жалко, пусть в следующий раз вычтет.

Он опустил глаза и для убедительности даже хлюпнул носом.

Мне вдруг захотелось обнять мальчишку, но дисциплина есть дисциплина, и я сказал только чуть-чуть помягче:

— Ладно, раз ты так о батальоне заботишься, на первый раз прощаю. Но учти, что дисциплину нарушать тебе не позволю. Понял?

Мальчик кивнул головой.

После разговора с Петей я пошёл в третий батальон и вызвал старшего лейтенанта Кайназарова.

— По каким соображениям боевое снабжение батальона вы доверили тринадцатилетнему парнишке? А если боеприпасы вовремя не доставит — кто за это ответит?

Кайназаров побледнел, но не растерялся.

— Товарищ майор, разрешите нарушить уставный порядок? Я хотел бы задать один вопрос.

— Пожалуйста, — нехотя ответил я.

— Почему вы вчера заменили на правом фланге мой батальон вторым?

— Что ж, отвечу: вчера ожидалась фланговая атака, решалась судьба полка, и я считал, что капитан Степанов лучше выполнит задачу.

— Вот поэтому и я посылаю Захватаева за боеприпасами. Он лучше, чем кто-либо, выполнит задание.

— Но у капитана Степанова большой боевой и жизненный опыт.

— Товарищ майор, я только что из военного училища, можно сказать, со школьной скамьи, мне обижаться не положено. Но скажите, если бы я успешно провёл несколько боёв, вы бы мне верили не меньше, чем Степанову?

— Конечно.

— Вот поэтому и я верю Захватаеву. Мой командир отделения боепитания аккуратный человек, очень дисциплинированный, придраться не к чему, всё выполняет, а вот инициативы никакой. Петька же с такой душой всё делает, с таким огнём!.. Так что разрешите оставить его на этой должности?

— Дело ваше. Но помните, что главную ответственность несёте вы.

— Есть, товарищ майор. Я за весь батальон отвечаю, только Захватаеву я, как себе, верю.

Дней через шесть я снова услышал о Петьке.

Вечером в третий батальон привезли ящики с боеприпасами и сложили их в сарае на окраине деревни. А ночью противник начал обстрел наших позиций зажигательными снарядами. Вспыхнуло несколько домов недалеко от склада. На одном из них обвалилась крыша. Сноп искр поднялся вверх и посыпался в сторону сарая. Увидев это, часовой окаменел. Он втянул голову в плечи, приоткрыл рот и замер, ожидая взрыва. Потом вдруг рванулся в сторону, юркнул в укрытие и закричал оттуда:

— Петька, спасайся, сейчас рванёт!

Петя не обратил внимания на крик. Он бросился в дверь и начал волоком вытаскивать тяжёлые ящики, но вскоре убедился, что один ничего не сделает. Он выскочил на улицу, чтобы позвать на помощь, и услышал жалобный шёпот часового, звавшего его в укрытие, и тогда только сообразил, в чём дело.

— Ах ты, гад! — закричал Петька и поднял автомат. — Трус ты! Спрятался? А ну, выходи, всё равно живым не уйдёшь, — и щёлкнул затвором.

Часовой выглянул и увидел горящие яростью Петькины глаза. На четвереньках, испуганно озираясь, солдат выполз из щели.

— Гитлер ты проклятый, больше никто! — ругался Захватаев.

— Ах, так! Я Гитлер? Выходит, что я Гитлер? — заорал солдат и бросился в сарай. Ящик за ящиком вытаскивал он из сарая. — Так я Гитлер? Я Гитлер? А?

Так и разгрузили весь склад. Боеприпасы оказались в безопасности.

Услышав об этом, я решил повидать Петю и отправился на участок третьего батальона.

— Где ваш начальник боепитания? — спросил я командира батальона.

— Запряг свою Сивку и повёз патроны на передовую.

— Как дорога?

— Такая же, как и все дороги на передовой, — уклончиво ответил Кайназаров.

— Простреливается? — в упор спросил я.