Последняя из Лунных Дев - Барбара Дэвис
По спине Лиззи скатилась крупная капля пота. Август, похоже, решил взять у погоды реванш, и в магазинчике было знойно и душно. Придется принести с чердака вентилятор, решила Лиззи, – разогнать жару, а также пары щелока. Осушая бутылочку, Лиззи обвела взглядом помещение, пытаясь представить аптечную лавку Альтеи без многочисленных шкафчиков и полок. Что, интересно, здесь устроят новые владельцы? Сделают гостевой домик с тюлевыми занавесочками на окнах? Или художественную студию, заваленную незаконченными акварелями? Или просто склад всевозможного хлама?
Этот вопрос не должен был бы ее волновать – однако Лиззи он все же не давал покоя. Многие поколения жителей Сейлем-Крика искали здесь исцеления – и многие его обрели. А теперь – при ней – с этим будет покончено.
«Ты – единственное, что у нас осталось. Последняя и лучшая среди нас», – вновь зазвучали в голове слова Альтеи. Однако это не было правдой. По крайней мере, не вся фраза. Она действительно будет последней – но уж никак не лучшей. Для нее «Лун» было всего лишь фамилией, которую она получила в наследство вместе с черными волосами и необычными серыми глазами – как и ее мать, и мать ее матери.
Ее мать… Вот с кого начал разваливаться род Лун. С Ранны. Выпивка и наркотики, нескончаемая вереница мужчин, постоянные стычки с правопорядком. Этакая замедленная форма мятежа против той жизни, которую она, по традиции, должна была вести. Которую должны были вести все женщины рода Лун. Ранна же никогда этого не хотела – ни фермы, ни аптечной лавки, ни уж тем более семьи. Прогремевшие в городе убийства дали ей лишь долгожданный повод, чтобы смотать удочки и исчезнуть навсегда.
И этого Лиззи никак не могла ей простить. Не того, что та уехала – Лиззи и сама сделала потом то же самое, – но того, что та именно исчезла, словно испарилась. Не предупредив об этом. Не нацарапав даже записки. Оставив после себя лишь голый туалетный столик да пустой угол там, где обычно стояла ее гитара. Ей даже в голову не приходило, что Альтея может из-за этого переволноваться. Впрочем, Ранна никогда и не думала ни о ком, кроме себя. Она безбашенно скакала по жизни от одной напасти к другой – и к черту все, что оставалось после нее, включая и дочь, которая никогда не была ей нужна.
Лиззи было пять или шесть лет, когда она поняла, что ее отношения с матерью какие-то ненормальные: когда она стала ходить в школу и увидела, как выглядят – как одеваются и как себя ведут – другие, настоящие матери. Ранна никогда не заморачивалась полезными перекусами или дезинфицирующими салфетками. Она была слишком занята собой, чтобы проверить домашнюю работу или пойти купить школьный рюкзак. Все это за нее делала Альтея.
Однажды, когда Лиззи была в третьем классе, учительница пригласила всех мам прийти помочь детям украшать рождественское печенье. Ранна оказалась единственной, кто не пришел, и Лиззи осталась одна перед десятком имбирных человечков, которые ей пришлось расписывать самостоятельно. Миссис Глисон сжалилась над ней и пришла на помощь. И пока они вместе покрывали глазурью из тюбиков коричневые хрустящие фигурки, она уверяла девочку, что, наверное, у мамы что-то внезапно произошло, раз она не смогла прийти.
Вот только миссис Глисон не знала того, что двумя неделями раньше, когда им в школе выдали листочки с приглашениями, Лиззи выбросила свой по дороге к дому в первую попавшуюся урну. Ей невыносима была сама мысль, что Ранна заявится в школу в своей вареной футболке и в узеньких расклешенных джинсах, оказавшись бок о бок с мамами в приличных пастельных костюмах и тщательно отглаженных брючках. Лучше пусть дразнят за то, что ее кинули, решила тогда Лиззи, чем из-за хипповой мамаши, от которой вечно разит марихуаной и пачулями.
Однако все это осталось уже в далеком прошлом. Лиззи была здесь, а Ранна – неизвестно где. Или, быть может, и вовсе нигде. Возможно, она об этом никогда и не узнает. Но это и не важно… Не слишком важно…
Внезапно в дверном проеме возникла чья-то тень. Обернувшись, Лиззи увидела улыбающуюся Эвви со стаканом лимонада в руке.
– Как сказала бы моя матушка, выглядишь так, что хочется хорошенько пройтись по тебе мыльной щеткой.
Лиззи посмотрела на свои перепачканные, в потеках грязи, руки и вытерла ладони о футболку.
– Боюсь, я вынуждена с нею согласиться.
Эвви зашла внутрь и огляделась.
– Я вижу, ты нашла себе занятие. Жаль, что твоя бабушка этого не видит.
– Мне тоже, – вздохнула Лиззи, с грустью вспоминая те дни, когда на полках здесь стояло великое разнообразие укрепляющих средств и травяных снадобий, и на каждом пузырьке, на каждой баночке была вручную наклеенная и аккуратно подписанная Альтеей этикетка. Теперь же полки пустовали, а те дни, казалось, отделяла целая вечность.
Лиззи взяла у Эвви лимонад, одним залпом осушила полстакана, после чего утерла рукой рот, оставив на подбородке налипший песок.
– Что вообще я делаю, Эвви?
– Разве сама ты не знаешь?
– Честно? – уставилась на нее Лиззи. – Нет. Я предполагала, что начну готовить имение к продаже. А вместо этого взялась варить мыло для внучки Луизы Райерсон. Это же безумие.
– Вовсе нет, – возразила Эвви. – И на самом деле это как раз самое разумное из всего, что ты делала с тех пор, как приехала. Это место у тебя в крови, детка. И этот магазин, и эта земля, и этот дом – все это часть тебя. Равно как и неравнодушие к людям. В этом и суть целительства – вверяться магии и понемногу делиться ею, когда есть возможность кому-то помочь. Твоя бабушка это умела.
– Я не Альтея, Эвви, – покачала головой Лиззи. – Во мне этого нет.
– Есть. Просто ты забыла, где искать. Вот потому-то бабушка и оставила тебе ту книжку – чтобы помочь тебе это найти. И ты обязательно найдешь, когда настанет время. Настоящая магия всегда застает нас врасплох. Мы планируем свою жизнь, как будто можем ею распоряжаться. Раскладываем все по полочкам от начала до конца, полагая, что так тому и быть, а потом вдруг – дзинь! – случается что-то, чего мы никак не ожидали, и мы попадаем в совершенно другое место.
