Последняя из Лунных Дев - Барбара Дэвис
Минувшие годы сильно изменили Сьюзен – однако совсем не так, как ее бывшего мужа. Волосы у нее, прежде жидкие и какого-то мышиного цвета, теперь были светло-русыми с розовато-золотистыми, высветленными прядями, а макияж был словно нанесен рукой визажиста. В модных ботинках и узких джинсах она выглядела шикарно, почти что вызывающе.
– Миссис Гилмэн?
Оторвавшись от журнала, Сьюзен подняла на нее взгляд. На лице ее не было и тени улыбки.
– Я теперь Эймс, это моя девичья фамилия. Так мне было… удобнее. Но вы, пожалуйста, зовите меня Сьюзен.
Лиззи кивнула, теперь понимая, почему ее интернет-поиски были бесплодны.
– Большое спасибо, что согласились со мной встретиться. Могу я заказать вам кофе?
– Нет, спасибо, я уже. Последняя клиентка у меня отменилась, так что я сижу тут уже какое-то время. – Она жестом указала Лиззи на пустующий с ней рядом стул и подождала, пока та усядется. – Я слышала, вы навестили моего бывшего?
У Лиззи даже открылся рот от удивления, что Сьюзен стало известно о ее визите к трейлеру Фреда Гилмэна.
– Что вы так удивляетесь? – усмехнулась Сьюзен. – Мы обе знаем, как быстро все разносится по маленькому городку. Муж Джудит работает в «Mason Electric». Так что не много времени потребовалось, чтобы я узнала, что вы там появлялись, ища Фреда. И как прошла встреча?
– Не очень. Причем я больше чем уверена, что он пытался запугать меня.
Сьюзен мрачно кивнула.
– Ну да. Мой бывший – тот еще бугор.
– А вас он тоже пытался запугивать?
– Ему и пытаться-то не надо было. Это происходило само собой.
– Он что… как-то проявлял насилие?
– Ну, если вы спросите, бил ли он меня – то нет. Он добивался своего иными способами.
– Какими иными способами?
Сьюзен взяла в руки кружку с кофе, обхватив ее ладонями. Пальцы ее заметно дрожали.
– Существуют разные варианты насилия, мисс Лун. Есть и такие, что не оставляют никаких синяков и ссадин, способных привлечь внимание соседей или полиции.
– А вы когда-нибудь заявляли на мужа в полицию?
Сьюзен пристально посмотрела на Лиззи поверх ободка кружки с отпечатком губной помады:
– И что я им скажу? Что муж со мной придирчив и груб? Что меня наказывают за то, что я сожгла его тосты или забыла купить для ботинок новые шнурки? Нет, я никогда не обращалась в полицию. Я вместо этого пила. Не так чтобы много, но достаточно, чтобы притупить сознание. Потом, когда перестало помогать, – немного больше.
В голове Лиззи мигом предстала удручающая картина жизни этой женщины в роли жены Фреда Гилмэна.
– А Хизер и Дарси? Они боялись своего отца?
– Боялись? Фреда? Да боже упаси!
В выражении лица Сьюзен появилось что-то новое – что-то более глубокое, чем просто печаль, и гораздо более хрупкое. Лиззи промолчала, ожидая, что ее собеседница скажет что-то еще. Но та тоже погрузилась в молчание, принявшись ковырять новенький бордовый лак на большом пальце левой руки.
Наконец Лиззи пошевелилась на стуле, ощущая всю силу переживаний этой женщины, однако отчаянно желая докопаться до правды.
– Сьюзен?
– М-м?… Ах да. Боялись ли его девочки? Ответом вам будет огромнейшее «нет». Будь это так, они и сейчас были бы с нами. Хизер, наверно, уже выпустилась бы из колледжа, а Дарси училась бы в школе медсестер. У меня, глядишь, уже были бы внуки и куча альбомов с отпускными фотографиями. Но я только помалкивала – а потому мы всего этого лишились. Фред, как всегда, добился своего. И видите – куда его это привело? Куда привело это нас всех? По убеждению Фреда, его девочки не могли сделать ничего дурного. Он абсолютно отказывался это видеть. И, разумеется, не хотел слышать ничего подобного от меня.
– Чего он не хотел слышать?
– Ну, что Хизер совсем отбилась от рук. И что Дарси уже покатилась по той же дорожке. Что если он не найдет на них управу, не станет держать в узде, то произойдет что-то ужасное. И вот это ужасное произошло… – Ее голос осекся от наплыва эмоций, и Сьюзен отвернулась, обмахивая ладонью набрякшие в глазах слезы. – Просто так тяжело порой вдруг оказаться правой. Знаете, бывает, возникает какое-то скверное предчувствие – и ты просто знаешь, что приближается что-то плохое. А потом это случается – и ты без конца ругаешь себя, потому что знала. Знала – и не остановила. Вот с чем я жила все эти годы.
Лиззи искала, что ей на это ответить, как вдруг уловила дух едкой сырости, промозглой темноты. Сочетание запахов плесени и свежевырытой земли. В кафетерии стоял такой густой аромат заварного кофе и выпечки, что вплоть до этого момента Лиззи не замечала источаемого Сьюзен запаха. Однако теперь она безошибочно ощущала эти глубинные слои ее душевного состояния. Потерю. Раскаяние. Терзающую сердце скорбь.
И не успела Лиззи себя остановить, она в непроизвольном порыве сочувственно пожала Сьюзен пальцы:
– В том, что произошло, нет вашей вины. Мать не способна уберечь своих детей от всего, что может с ними случиться.
– Конечно, не способна. Особенно когда ей этого не позволяют.
– Не позволяют? Я что-то не очень понимаю.
– Фред не позволял мне их приструнивать и как-то наказывать. Вообще ни за что. Он говорил, это его дело. Его, мол, дочери – его забота.
– Не позволял вам приструнивать собственных дочерей?!
Сьюзен оторвала взгляд от большого пальца, на котором снова стала отколупывать лак, и вскинула глаза на Лиззи. По ее левой щеке скатилась слеза.
– В том-то все и дело. Они не мои дочери. В смысле, юридически.
Лиззи изумленно заморгала. При всем широком освещении трагедии Гилмэнов восьмилетней давности эта мелкая подробность осталась никем не замеченной!
– Он прежде был уже женат?
– На Кристине, – кивнула Сьюзен. – Еще школьная его зазноба – можете поверить? Она погибла при пожаре. То ли из-за неисправности проводки, то ли еще из-за чего. Фред тогда повез девочек на ужин к своей матери. Когда вернулся домой, все было кончено. Ее обнаружили в ванне. Решили, что она, должно быть, пыталась укрыться там от пламени.
Лиззи подавила внутреннюю дрожь, изо всех сил стараясь не представлять эту жуткую картину.
– Сколько же лет было девочкам, когда вы с Фредом поженились?
– Хизер было три, а Дарси – всего полтора.
– То есть вы их вырастили.
Сьюзен кивнула, смахивая еще одну слезу.
– Я – единственная мать, которую они знали. Вот только мне никогда не разрешалось по-настоящему
