Эмпузион - Ольга Токарчук

ОЛЬГА ТОКАРЧУК

ЭМПУЗИОН

(природолечебный ужастик)

WYDAWNICTWOLITERACKIE, 2022

Перевод: Марченко Владимир Борисович, 2022

Ежедневно на свете творятся вещи, которые нельзя объяснить на основании известных нам законов. Будничные, вызвав перед тем немного шума, вещи эти забываются, и та же самая тайна, которая принесла их, забирает их, а загадка становится забытьем. Вот закон: то, что не может быть выяснено, обязано быть забыто. Солнечный свет придает, регулирует функционирование видимого мира. Чуждость подглядывает за нами из тени.

Фернандо Пессоа "Книга беспокойства, написанная Бернардо Соарешем, помощником бухгалтера в Лиссабоне"

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

МЕЧИСЛАВ ВОЙНИЧ            студент факультета водопроводно-канализационной инженерии из

                  Львова

ЛОНГИН ЛУКАС            католик, традиционалист, гимназический учитель из Кёнигсберга

АВГУСТ АВГУСТ            социалист, гуманист, классический филолог, писатель из Вены

ВАЛЬТЕР ФРОММЕР            теософ и тайный советник из Бреслау

ТИЛО ФОН ГАН            студент beaux-arts из Берлина, знаток пейзажа

ДОКТОР СЕМПЕРВАЙС      врач-психоаналитик из Вальденбурга

ВИЛЬГЕЛЬМ ОПИТЦ            владелец пансионата для мужчин в Гёрберсдорфе, его дядя

                  служил в папской гвардии

РАЙМУНД                  молодой помощник Опитца

ДЬЁРДЬ                  философ из Берлина

А так же:

Фрау Вебер и фрау Брехт

Глицерия

Херри мет де Блес

Клара Опитц, супруга Вильгельма

СидонияПатек

Фрау Большая Шляпа

Томашек

Святая Эмеренция

Тунчи

Углежоги

Безымянные обитатели стен, полов и потолков

1. ПАНСИОНАТ ДЛЯ МУЖЧИН

Вид заслоняют клубы пара от паровоза, которые теперь снуют по перрону. Нужно выглянуть из-под них, чтобы увидеть все, позволить на мгновение ослепить себя серой мглой, так что взгляд, полученный после такого испытания, будет резким, проникновенным и всевидящим.

Вот тогда мы увидим плиты перрона, квадраты, между которыми прорастают стебельки несчастных растеньиц – пространство, которое любой ценой желает удержать порядок и симметрию.

Через мгновение на них появляется левая туфля, коричневая, кожаная, не слишком новая, и тут же к ней присоединяется вторая, правая; этот кажется еще более поношенной – носок несколько стерт, поверхность кое в каких местах покрывают более светлые пятнышки. Туфли какое-то время стоят нерешительно, но потом левая движется вперед. Это движение на миг открывает из-под штанины брюк черный хлопчатобумажный носок. Чернота повторяется еще в полах расстегнутого флисового пальто; день теплый. Коричневый кожаный баул держит маленькая, бледная и бескровная ладонь; от тяжести на ней напряглись жилы и теперь указывают свои источники, где-то глубоко, в глубинах рукава. Из-под пальто мелькает фланелевый пиджак не очень-то хорошего качества, к тому же несколько помятый длительной поездкой. На нем видны мелкие, светлые точечки трудноопределимых загрязнений – чешуйки света. Белый воротник сорочки, из тех, что пристегивают, сменен, похоже, совсем недавно, потому что его белизна свежее белизны самой сорочки и контрастирует с землистым цветом лица приезжего. Светлые глаза, брови и ресницы заставляют думать о том, что это лицо кажется нездоровым. Вся эта фигура на фоне интенсивно багрового западного участка неба вызывает беспокоящее впечатление прибывшей сюда, в эти меланхоличные горы, из потустороннего мира.

Путешественник идет в сторону головного зала, на удивление крупного для этой горной округи вокзала, вместе с другими прибывшими; от них он отличается тем, что идет неспешно, даже с каким-то нежеланием, а еще тем, что никто его не приветствует, никто к нему не выходит. Он ставит баул на потертом, покрытом кафельной плиткой полу и натягивает на ладони утепленные перчатки. Одна из перчаток, правая, на свернутой в трубку ладони на миг перемещается ко рту, чтобы принять парад короткого, сухого кашля.

Молодой человек горбится и ищет в кармане носовой платок. Пальцы на мгновение касаются, где в кармане, под тканью пальто прячется паспорт. Если мы на миг сконцентрируем внимание, то увидим переполненный фантазией почерк какого-то чиновника из Галиции, который тщательно заполнил рубрики документа: Мечислав Войнич, католик, студент Львовского политехнического института, родившийся в 1889 году, глаза голубые, рост средний, лицо вытянутое, волосы светлые.

Этот самый Войнич пересекает сейчас главное помещение дворца в Диттерсбахе, который располагается недалеко от Вальденбурга; он неуверенно идет через мрачный и высокий зал, в котором на самых высоких парапетах наверняка проживает эхо, и он чувствует, как внимательно следят за ним чьи-то глаза из-за кассовых окошек в зале ожидания. На больших часах он проверяет время – позднее, это последний поезд из Бреслау. Юноша какое-то время колеблется, после чего выходит из здания вокзала, чтобы сразу же позволить себя обнять широкими объятиями неровной, рваной линии горного горизонта.

Стоит средина сентября, но здесь, что приезжий с изумлением отмечает, лето давно уже прошло, и на земле лежат первые опавшие листья. Последние дни должны были быть дождливыми, потому что легкий туман еще заполняет горизонт практически полностью и плотно, делая исключение только лишь для темных линий ручьев. Юноша чувствует в легких, что находится высоко, что благотворно для его измученного болезнью тела. Войнич стоит на ступенях вокзала, с подозрением осматривая собственную обувь на тонкой подошве – нужно будет позаботиться о зимних ботинках. Во Львове еще цвели астры и циннии, и никто вообще не думал об осени. А здесь высокий горизонт вызывает, что делается темнее, а краски кажутся более яркими, почти вульгарными. В это мгновение его охватывает хорошо известная меланхолия, свойственная людям, уверенным в своей быстрой смерти. Он чувствует, что окружающий мир – это декорация, нарисованная на бумажном экране, что он мог бы вставитьпалец в этот монументальный пейзаж и высверлить в нем дырку, ведущую прямо в ничто. И что это вот ничто начнет выливаться оттуда словно наводнение, и в конце концов достигнет и его, схватит его за горло. Приходится тряхнуть головой, чтобы избавиться от этого образа. Тот разбивается на капли и спадает на листья. По счастью по дороге в его сторону катится неуклюжий, похожий на бричку экипаж. В нем сидит худощавый, веснушчатый парень в странном костюме. На нем нечто вроде военного кителя сложного для определения происхождения – он не похож ни на прусский мундир, что в данном месте было бы понятно, ни на какой-либо другой – и военная фуражка, с фантазий насаженную на голову. Не говоря ни слова, он останавливает экипаж перед Войничем, и, бурча что-то себе под нос, берет его багаж.

- И как поживаете, добрый человек? – вежливо спрашивает Войнич на школьном немецком, но ответа ожидает напрасно; парень натягивает фуражку на глаза и нетерпеливо указывает на место в бричке.

И они сразу же трогаются. Поначалу через городок, по булыжной мостовой, потом по дороге, которая ведет их в наступающей темноте по крутой дороге между крутыми горными склонами через лес. Их сопровождает неустанное журчание текущего поблизости ручья и его запах, который столь беспокоит Войнича: запах сырой лесной подложки, гниющих листьев, вечно мокрых камней, воды. Он пытается задать вознице какой-то вопрос, который позволил бы установить контакт, например, как долго они еще будут ехать, как он узнал его на вокзале, как его зовут, но тот даже не оглядывается и молчит. Карбидный фонарь, помещенный по правой стороне парня, наполовину освещает