Юрий Рытхеу - Время таяния снегов
Милиционер Мушкин уже знал все излюбленные Ринтыном места и приходил поговорить на ученые темы. Но стоило ему заметить, что студент торопится в библиотеку или на консультацию, как он поспешно уходил и вслух бранил себя за назойливость.
В зачетной книжке Ринтына одна за другой становились отличные отметки, и это было приятно. Даже английский язык, который в общем-то давался ему нелегко, был сдан отлично. Ринтын и Кайон не беспокоились за этот экзамен, надеясь, что по дружбе Софья Ильинична Уайт не будет к ним слишком строга. Но дочь Альбиона вдруг заявила, что экзаменовать ребят будет совсем другой преподаватель.
— Я буду к вам снисходительна, — так объяснила она свое неожиданное решение.
Но оказалось, что Софья Ильинична так подготовила своих студентов, что экзаменаторы лишь одобрительно переглядывались, пока Кайон бойко читал Вашингтона Ирвинга.
Кончилась сессия — впереди было лето, долгое, теплое, ласковое, такое непохожее на длинные прохладные дни на берегу Ледовитого океана, когда уже через месяц-полтора ждешь снега и заморозков.
Ринтын продолжал видеться с Машей. Они гуляли по весеннему городу, просиживали на каменных скамьях невских набережных долгие светлые ночи, ходили слушать музыку на концерты в филармонию и оба чувствовали с каждым разом крепнущую близость. И все же бывало, что посреди интересного разговора Ринтын вдруг уходил в себя, и Маша, не понимая, в чем дело, обижалась. А Ринтын не решался сказать ей о своей любви, потому что боялся, а вдруг случится опять то, что было с Наташей…
19
Еще летом стало известно, что в Ленинградский университет с Чукотки приезжают новые студенты.
Василий Львович преподнес это известие как большой подарок ребятам, да и сам он был рад, что в Ленинграде становится все больше людей с Чукотки.
Много лет назад он приехал молодым учителем в Улак, и вот, наконец, семена, которые он вместе с товарищами посеял, начинают давать плоды.
Кайон сказал:
— Ну, теперь нам будет не так скучно! А кто приедет? Не знаете?
— Нет, Вася, к сожалению, не знаю. Окружной отдел народного образования сообщил только число — два человека. Один из них бывший учитель, а другой, кажется, выпускник педучилища.
— Совсем наш! — обрадованно произнес Кайон. — Жаль, что мы не знаем точной даты их приезда. Мы бы им устроили такую встречу!
Месяц спустя после этого Черуль как бы между прочим сказал Ринтыну:
— А вас из второго общежития спрашивали.
— Кто?
— Какие-то приезжие…
Второе общежитие находилось во дворе филологического факультета, и до него надо было добираться трамваем. Почему-то на этот раз трамвай шел особенно медленно. Хотелось выпрыгнуть и обогнать его.
Ребята влетели в общежитие, проскочили мимо испуганной вахтерши. На лестнице встретился Петя Кравченко.
— Земляков, должно быть, ищете? — догадался он.
— Где они?
— Девушка в пятой комнате, а парень внизу, в третьей.
В комнате № 3 на кровати сидел Саша Гольцев, возмужавший, повзрослевший. Он держал в руках какой-то учебник: уже готовился к вступительным экзаменам. Когда Ринтын и Кайон собирались в Ленинград, их соученик по Въэнскому педучилищу, ленинградец Саша Гольцев отправлялся в дальнее северное стойбище. Там тяжело заболела учительница, ее срочно вывезли, и школа осталась без учителя.
— Это вы? — удивленно произнес он, медленно поднимаясь с кровати.
— А кто мы, по-твоему, такие? — Кайон весело кинулся обнимать Сашу. Гляди, как потолстел! Много нерпы поел?
— И такая еда была, — с улыбкой ответил Саша. — Хорошо меня кормил родительский комитет!
Селение, в котором Саша работал, было так далеко от района, что зарплата туда приходила сразу за полгода. А в остальное время по постановлению родительского комитета каждую неделю ему приносили свежую нерпу без шкуры и головы, поскольку учитель не ел мозга и глаз.
— Последний раз я тоже получил зарплату за шесть месяцев, — сказал Саша. — Да еще отпускные. Так что я богач и приглашаю вас в честь нашей встречи в ресторан.
Ринтын и Кайон переглянулись: ни одному из них еще ни разу не довелось быть в ресторане. Они смущенно признались в этом Саше Гольцеву.
— Ну, братцы, должен вас похвалить: вы, наверно, самые примерные студенты! Да? Или вам не разрешается посещать рестораны? Есть такой пункт в правилах поведения студентов Ленинградского университета?
— Вроде нет такого правила, — ответил Ринтын.
— Тогда пошли! — решительно сказал Саша. — Заберем и нашу Аню!
Аня Тэгрынэ, эскимоска с мыса Чаплин, и была второй будущей студенткой. Когда Ринтын с Кайоном уезжали из педучилища, она только перешла на второй курс.
— Ой, как вы изменились! — радостно сказала Аня, разглядывая друзей. На улице встретила бы — не узнала.
— Собирайся, — сказал Саша. — Идем в ресторан.
— В ресторан? — переспросила она. — Пойдем! Никогда не была в ресторане!
— Эти горожане, — с оттенком шутливого презрения сказал Саша, кивая в сторону Ринтына и Кайона, — оказывается, тоже не посещали предприятия общественного питания высшего класса.
Пока шли по Университетской набережной, по Дворцовому мосту, Невскому проспекту, Саша молчал и потеплевшими глазами смотрел на открывающийся отсюда город. Саша покинул Ленинград в тяжелые дни блокады и вот только теперь вернулся…
Чем дольше молчал Саша, тем грустнее становилось Ринтыну: ведь Саша вернулся оттуда, где студеная волна ласкает ледяную гальку, над волнами летят птичьи стаи, и над всем огромное, ни шпилями, ни куполами, ни высокими домами — ничем не ограниченное небо. Наверное, нет ничего лучше, как возвращение на родину!
Первый ресторан на пути был «Кавказский», недалеко от Казанского собора. Несколько ступенек вели в подвальное помещение. Ребята постояли, не решаясь войти. Время от времени распахивалась дверь, и швейцар в таких же галунах, как и университетский, выпускал вместе с острым запахом восточных блюд очередного посетителя.
Саша Гольцев виновато сказал:
— Ребята, а ведь я тоже никогда не был в ресторане…
— Может быть, просто пойдем в нашу "академичку"? — малодушно предложил Ринтын. — Там тоже найдется выпить.
— Нет, — твердо заявил Саша, — привыкать так привыкать к цивилизации… Только этот ресторан мне почему-то не понравился. Пошли дальше.
За каналом Грибоедова ребята свернули на улицу Бродского и остановились перед вывеской ресторана "Восточный".
— Тут «Восточный», там «Кавказский», может, здесь и остановимся? — спросил друзей Саша.
Ребята довольно долго стояли перед стеклянными дверьми, не решаясь войти. Саша, так уверенно начавший поход в ресторан, вдруг оробел.
Из ресторана вышел упитанный мужчина. Ребята сразу узнали в нем известного киноактера. Его провожал однорукий швейцар с пышными усами.
— Именно сюда и пойдем, — заявил Саша. — Это и есть самый лучший ресторан.
Ринтын и Кайон были с ним согласны: такой знаменитый артист не будет ходить в плохой ресторан.
Однорукий швейцар дружелюбно распахнул перед ними дверь и сказал:
— Привет героической Корее!
Ринтын хотел было возразить, но Саша дернул его за рукав и скороговоркой ответил швейцару:
— Привет, привет!
За столами сидели, ели и пили. Ничего особенного. На маленькой эстраде музыканты настраивали инструменты. Между столов сновали официанты с подносами, уставленными закусками и бутылками.
Ребята заняли столик. Худощавый официант, которого завсегдатаи запросто окликали: «Сеня», подал меню в красочной обложке.
Саша с умным видом принялся его изучать. Он перелистал меню от первой страницы до последней, от последней до первой и растерянно произнес, подавая его Ринтыну:
— Что касается напитков, тут я еще кое-как разбираюсь, но еда… Кто знает, что кроется за этими мудреными названиями.
Совместными усилиями Ринтын и Кайон проштудировали обширное меню.
— Но тут есть простые, понятные блюда, — возразил Ринтын.
— Борщ, котлеты.
— Стоило тащиться в ресторан, чтобы есть котлеты и борщ! Такое мы в любой столовке поедим. Мы пришли в ресторан, чтобы отведать самые изысканные блюда, — сказал Гольцев.
— Может быть, ты хочешь цыпленка-табака? — ехидно спросил его Ринтын.
— Что ты сказал? — спросил Саша. — С табаком? Брось, там такого нет.
— Гляди, — Ринтын подал меню и показал: "цыплята табака".
— Нет, — закрутил головой Саша, — с табаком — это слишком мудрено, что-нибудь попроще.
— А вы посоветуйтесь с официантом, — подсказала Аня.
— Верно! — хлопнул себя по лбу Саша. — Что мы мудрим?
Неподалеку наготове стоял официант. Едва Саша повернулся в его сторону, как Сеня подскочил и склонился над столом, приготовив привязанный ниточкой к блокноту карандаш. Саша с ним долго совещался, отвергал одни блюда, заказывал другие.