Александр Шленский - Загон предубойного содержания

— Рыночный, разумеется.

— Совершенно верно. Причём ни один из них, в сущности, не работает. Тем не менее, регулярные социальные трансферты приводят к одному весьма неприятному эффекту. — тут винторогий козёл нахмурил шерстистую морду и нехорошо оскалился. — Получатели этих трансфертов начинают верить, что производительные силы общества безграничны, и соответственно меняется их психология. Те кто тяжело работает, без сомнения, знает цену своей трудовой копейке. А вот те, кто ест дармовой хлеб с маслом и икрой, во всё горло призывают общество увеличить помощь нуждающимся, выискивая этих нуждающихся где только можно, чтобы присоединить их крики к своим собственным воплям.

— Это вы верно подметили, дорогой Цунареф. В результате количество вопящих и получающих трансферты паразитов начинает увеличиваться неконтролируемым образом.

— Совершенно верно, уважаемый Царандой. Увеличивается по экспоненциальному закону. Но хуже всего, что эта тенденция вопить, призывая работающих тратить свои деньги на развращённых деклассированных захребетников, проросла из гетто и бидонвиллей в общественную мораль. Кроссовер, знаете ли, будь он неладен…

— Кроссовер? Это что-то автомобильное?

— Да нет, не совсем. Это такой процесс в генетике, фаза мейоза, в которой гомологичные хромосомы обмениваются секциями. Подобные же процессы происходят и с идеями в общественном сознании… Если раньше индивидуализм прямоходящего заканчивался на себе любимом, то теперь ему этого мало. Ему хочется большего — чтобы не только он сам был счастлив, но и все вокруг тоже были беспробудно счастливы. Разумеется, за счёт общества, а не за его личный счёт. Ему не хочется, чтобы делали аборты, хотя он не готов заплатить ни единого цента на содержание рождённых в результате детей… чтобы посылали солдат на войну, плодами которой он тем не менее пользуется… чтобы со зверюшек снимали меховые шкурки на шубы, которые он носит… чтобы нас с вами, дорогой коллега, забивали на мясо, которое он тем не менее ест… чтобы депортировали нелегальных иммигрантов, детей которых он не желает видеть в школе, в которую ходят его чада… чтобы казнили неисправимых преступников, от рук которых он однако не желает умирать… И конечно же всё это не потому что он кого-то из них действительно жалеет, а просто потому что сам факт наличия в мире чужих страданий напоминает ему, что страдания могут однажды коснуться и его самого, а это скверно действует на его драгоценнейшее пищеварение.

— Что же делать, дорогой Цунареф? Неужели единственный выход — побросать всех дегенератов в Нил на корм крокодилам? Помните как Иди Амин учудил в семидесятых с инвалидами?

— А, это угандийский диктатор? Нет конечно. Одноразовая акция ничего не даст.

— А если её повторять систематически? Хотя нет… Куда потом девать крокодилов? Размножатся же как на дрожжах.

— Крокодилов — на мясо, как и нас.

— Не проще ли сразу инвалидов на мясо, дорогой Цунареф? Их ловить гораздо легче чем крокодилов.

— У инвалидов мясо тухлое, а тухлятину никто кроме крокодилов не ест. Когда в ареале отсутствуют крокодилы, систематически выедающие тухлятину из живущей там популяции, эта популяция протухает целиком, и ей приходит конец. Да посмотрите сами, что происходит: сильные, генетически полноценные прямоходящие должны всего добиваться сами в тяжёлой конкурентной борьбе, истощая свои силы, и отдавать большую часть своего заработка на поддержание жизни инвалидов, которые работать не могут и целой своры симулянтов, которые работать могут, но не хотят. Получается так что весь генетический брак, от рождения неспособный усваивать и применять знания, социальные и производственные навыки, полностью освобождён от борьбы за выживание. Вырожденцы и деграданты находятся на положении священных коров. В нынешнем обществе дегенераты не только не уничтожаются, но напротив — любовно культивируются и обеспечивается всеми благами за счёт здоровой части общества. В популяции прямоходящих катастрофически увеличивается доля умственно отсталых, врождённых уродств, диабетиков, гемофиликов, дальтоников, гомосексуалистов, наркоманов, алкоголиков, гороподобных толстяков, трясущих жирами, психопатов, маньяков, шизофреников… Кем бы все они были в дикой природе?

— Едой, уважаемый Цунареф! Дрянной некошерной едой. Другими словами, падалью.

— Правильно! Вся эта генетическая некондиция, годная лишь на то чтобы быть съеденной падальщиками, в естественной среде не только бы не выжила, а просто никогда не родилась. Лишь благодаря современным технологиям и современному же слюнявому индивидуалистическому сочувствию любым дегенератам, которое ныне считается вершиной гуманизма, нежизнеспособные мутанты не только остаются в живых, но ещё и активно размножаются и плодят себе подобных! Их заботливо кормят, лечат, их жизнь поддерживают искусственно, не считаясь с затратами, за счёт здоровой части населения. В результате здоровых становится всё меньше, а неспособных к нормальной жизни — всё больше. Очень скоро у прямоходящих станет некому работать и обеспечивать не в меру расплодившихся вырожденцев инвалидными колясками, диетическими завтраками, кислородными подушками и тёплыми клизмами! Вы представляете, что тогда случится?

— Ну почему так уж и некому работать, дорогой Цунареф? А иммигранты?

— Иммигранты? Это дикари, в их в генах нет ни грана самодисциплины. Если они видят, что можно не работать, они тут же перестают работать, а начинают сладко бездельничать на пособия, которые им платят местные гуманисты, и рожать без счёта таких же дикарей и бездельников. Таким образом иммиграция не сокращает, а только увеличивает число нахлебников обезумевшего от избытка слюнявого гуманизма цивилизованного общества. Идея терпимости к большиству мыслимых пороков не может привести ни к чему иному! В итоге инфраструктура, в которой освобождающиеся рабочие места некем заполнить, просто развалится. Вот в этом самом убойном цеху, куда вы нас поведёте через часок, станет некому работать, и он остановится. Оборудование заржавеет, здание разрушится…

— А мне очень нравится наш убойный цех. Прекрасное инженерное сооружение. Полутуши висят на конвейере, медленно продвигаясь вперёд… Рабочие разделывают их чёткими, выверенными движениями… Иногда мне кажется, что они двигаются как автоматы. Возможно их скоро и заменят роботами, как в автомобильной промышленности… И вы знаете, эта великолепная механизация заставляет забыть, что на конвейере висят не просто куски мяса, а ещё недавно бывшие живыми существа, у которых насильственно отняли жизнь. Эта инженерная непреклонность не позволяет верить, что каждый новый шаг конвейера начинается с убийства. И хотя я каждый день вижу эти массовые убийства, я всё никак не могу смириться с мыслью, что убийство может быть поставлено на конвейер. Смешно, не правда ли?

— Нисколько не смешно, дорогой коллега. Если этот конвейер убийств остановится, некоторое количество прямоходящих не получит на завтрак привычные сосиски и ветчину. Если остановятся все подобные этому конвейеры убийств, прямоходящие очень скоро начнут убивать друг друга, и убивать весьма жестоко, и конвейр убийств возродит себя в ином качестве. Предваряю ответом саркастический вопрос, который читается на вашем лице. Нет, уважаемый Царандой! Вегетерианцами они не станут. Когда цивилизация прямоходящих начнёт разваливаться, а это произойдёт непременно, они погрузятся в такую дикость, которая нам, парнокопытным, и не снилась. Природа, доселе искусственно сдерживаемая цивилизацией, возьмёт своё, и сделает это с удесятерённой яростью. Перед тем как остановиться, нечестивый конвейер бессмысленных убийств обязательно пропустит через себя тех, кто его построил и запустил. Природа слишком хорошо устроена для того чтобы этого не случилось.

Цунареф посмотрел на дремлющих овец, обвёл взглядом ограду загона, задержав его на коридоре, ведущим в убойный цех, и глубоко вздохнул, а затем тихо продолжил:

— Нынешняя цивилизация прямоходящих — это не что иное как загон предубойного содержания, в который они загнали себя в очередной раз. Развитие новейших технологий делает его комфортабельнее чем те, что их предки строили в античные времена, но факта предстоящего убоя это не только не отменяет, а как раз напротив — делает его абсолютно неизбежным. Прямоходящие уже дважды проводили репетицию массового убоя самих себя — в начале и в середине прошлого века — но пока что не довели дело до конца. Не могу не заметить, что несмотря на весьма странную заботу, проявляемую прямоходящими в отношении своих нежизнеспособных смердящих соплеменников, они непрерывно совершенствуют технологии убоя своих полноценных собратьев-конкурентов и применяют их, особо не задумываясь. Нас, парнокопытных, прямоходящие убивают в промышленных масштабах, но при этом их цель — не истребить нас, а напротив, сохранить и приумножить наше поголовье. А вот в отношении самих себя у них такой цели нет. Когда прямоходящие в очередной раз начнут массовый убой друг друга в промышленных масштабах, неизвестно, сколько из них выживет, и выживет ли кто-нибудь вообще.