Хитоми Канехара - Змеи и серьги
— Вечером перед началом алкоголь не пить. Спать лечь — как можно раньше. Такая татуировка много крови у тебя попьет, — командует Шиба-сан, а Ама с опытным видом кивает в знак согласия.
— Не боись, я об ней позабочусь, — обещает Ама. Обнимает Шибу-сан за плечи. И какую-то долю секунды Шиба-сан глядит на меня в упор — в точности как когда мы трахались. Смотрю ему в глаза. Улыбаюсь. Вижу, как он изо всех сил старается подавить ответную улыбку. После Ама заметил, что всем нам неплохо бы пойти поесть. Шиба-сан магазинчик свой чуть пораньше обычного закрыл, и мы втроем вывалились на свежий воздух. Прохожие просто в стороны шарахались, когда наша дружная троица по улице шла.
— Это из-за тебя, Шиба-сан, на нас все вокруг пялятся, — говорит Ама.
— Из-за меня? Сам хорош! Пафосный, как последний бандит!
— Я и как бандит нормальней смотрюсь, чем ты как панк!
— Не парьтесь, вы оба достаточно жутенько смотритесь! — говорю, и они затыкаются.
— Бандит, значит, панк и мажорка… Реально охуительное сочетание! — смеется Ама, поглядывая то на меня, то Шибу-сан.
— Я тебе уже сто тысяч раз говорила — Я НЕ МАЖОРКА! — говорю. — Ладно. Пошел на хер. Я по-любому пива хочу. Пошли в идзакая.[5]
Мы еще немножко прошли по шумной центральной улице (я — посередке между Амой и Шибой-сан), пока не набрели на недорогую идзакая. Скинули у входа обувь. Провели нас к одному из низеньких японских столиков. Прочие посетители сначала уставились с любопытством, но потом отвернулись неловко. Салютуем друг другу пивными бокалами-и начинается жаркий диспут на тему татуировок. Сначала с нами Ама опытом делился, потом Шиба-сан вступил — с историями про тяжкие муки и великие испытания, через которые он прошел, когда только-только тату-художником заделался. Закончил на вдохновении, которое он в изображение Кирина вложил. К концу обеда они уже оба футболки с себя поскидали и спорили — каким особым методом владеет тот-то, какие формы используют там-то… и так далее, и тому подобное. Смотрю на них — и поневоле улыбаюсь. Первый раз в жизни вижу, каков Шиба-сан, когда просто развлекается. Наедине со мной он, понятно, эту сторону своей натуры не демонстрировал, но, наверно, садисты тоже изредка до ушей ухмыляются. Ну а я от пива что-то совсем окосела, разбушевалась, то ору им немедленно одеться, то требую заткнуться на хуй… Короче, замечательный был обед, пиво — ледяное, на уме у меня — потрясающий рисунок. Вот, должно быть, и все, что мне от жизни надо!
Ама в туалет пошел, и тут Шиба-сан через стол перегнулся и по волосам меня погладил.
— Только без нытья, лады?
— Да уж это точно, — говорю. Смотрим друг другу в глаза и улыбаемся.
— Я тебе потрясающую тату набью, — говорит он, и в голосе его — такая сила… я прямо рада, что его встретила!
— А тебе и не трудно будет, с твоим-то талантом, — замечаю.
— Бог в пальцах, — отвечает Шиба-сан с едкой усмешкой. Поворачивает руку, лежащую на столе, ладонью вверх. — Вот только… что ж мне делать, если я желание убить тебя пересилить вдруг не смогу?
— Ну, тогда, значит, убьешь, — отвечаю и пива отхлебываю. Краем глаза замечаю — вон Ама из сортира возвращается.
— Хорошо. Потому что никогда и никого мне еще так отчаянно убить не хотелось, — говорит Шиба-сан меньше чем за секунду до того, как Ама за столик уселся, на лице — широкая, радостная улыбка.
— Туалет — весь в блевотине. Я как увидел, самого чуть не вырвало!
От сообщения Амы атмосфера как-то резко нормализовалась. Я сидела между парнем, который из-за меня человека в кровавое месиво превратил, и парнем, который о смерти моей мечтал, и лениво думала — интересно, а может, однажды кто-то из них меня убьет?
Через два дня Ама все алкогольные напитки из холодильника вытащил и в кухонный шкафчик убрал. А шкафчик на висячий замок запер!
— Ты чего творишь?! Ведешь себя, будто я алкоголичка какая!
— А ты очень даже и не без того, — отвечает Ама и ключ себе в карман сует. — И не вздумай, пока меня не будет, пиво себе в супермаркете покупать! — сказал и ушел на работу.
Нет, ну за кого он меня принимает? За идиотку или как? Уж один-то день я точно без алкоголя проживу, думаю — и шкаф-чикс презрением локтем пихаю. Но к тому времени, как Ама с работы вернулся, я, надо признать, уже ни о чем, кроме пива, и думать не могла. Да, по сути, не больно и удивительно — я ж каждый день поддаю, а к ночи вообще надираюсь, причем уже довольно давно. Наверно, это уже настолько частью моей жизни стало, что я не особо и замечала, ни сколько пью, ни как сильно к алкоголю привыкаю. Чем больше времени проходило, тем больше я зверела, Ама с работы вернулся — я на нем злость и сорвала. Только мне кажется, он чего-то типа этого и ожидал, так что просто успокоить меня постарался.
— Я тебя предупреждал, — говорит, — ты, может, и сама не замечаешь, но алкогольная зависимость у тебя уже есть.
— Да отъебись ты! — ору. — Пиво тут ни при чем, это рожа твоя дебильная меня раздражает!
— Ладно, Луи, как скажешь. Ты просто постарайся не думать про алкоголь. Поужинай и ложись пораньше. Завтра будет трудный день.
Ама меня еще и утешает?! Тут уж я совсем осатанела. Но все равно пошла переодеваться на выход. Ужин паршивый был — дешевое тушеное мясо кусками, миска риса и, ясно, никакого пива. Все настолько пресное, что я его острым соусом прямо залила, хоть сколько-нибудь посъедобнее сделать. Ама меня все сильнее раздражал — все посматривал, как слишком заботливая мамаша, честное слово! Я, наверно, раз десять ему по шее дала, если не больше.
Пришли мы домой. Ама раскомандовался не на шутку — то сделай, это — нельзя… А когда я из душа вышла, он на меня теплую футболку натянул и еще молока теплого чашку чуть не силком в рот влил, к тому же — черт знает сколько сахару туда вбухал. А потом в постель меня отправил, хотя всего восемь вечера было.
— Нет ни единого шанса, что у меня получится заснуть так рано. Я, по-твоему, в котором часу вчера спать легла?
— Да ты хотя бы попробуй, Луи. Ну, хочешь, я тебе овец посчитаю?
Я слова сказать не успела, а он уже начал… так что я просто сдалась и закрыла глаза. Где-то на сотой овце счет замедлился, а потом он вдруг обнял меня и прижал к себе.
— Можно я завтра с тобой пойду?
— У тебя же завтра работа, — отвечаю, и он печально опускает голову.
— Я не то чтобы не доверяю Шибе-сан, просто беспокоюсь немножко. В смысле, вы ж там только вдвоем будете, да?
— Не о чем тебе беспокоиться, — вздыхаю тяжело. — Он профессионал. Он приставать ко мне не собирается. — Это я говорю весьма твердым голосом.
— О’кей, — соглашается он, но, по всему видно, без особой радости. — Ты все-таки поосторожней. Я серьезно. Иногда и представить себе трудно, что у этого парня на уме.
— Ну, знаешь ли, не каждого так легко раскусить, как тебя.
Ама смеется, но как-то невесело. Раздевает меня. Переворачивает на живот. Снова и снова целует и гладит мою спину.
— Угу, значит, завтра у нас здесь дракон танцевать будет…
— И Кирин тоже.
— Наверно, стыд и срам калечить такую прекрасную белую кожу. Но я уверен — с тату ты еще сексуальнее смотреться будешь.
Он ласкает, ласкает мою спину… потом придвигается, входит в меня сзади. Как обычно, кончает он мне на лобок. Как обычно, крою его последними словами и тащусь в ванную. Выхожу. Он в очередной раз извиняется и делает мне массаж — с ног до головы. Тело мое расслабляется, сознание затуманивается, чувствую, как меня обволакивает сон. И последнее, о чем я в тот день успеваю подумать, — это как бы дырку в языке до десятиграммовой серьги завтра утром растянуть перед тем, как из дома выйду.
На следующий день, когда я прихожу в «Желание», знак «Закрыто» на дверях уже висит. На улице жарко, даже мое тоненькое платье от пота уже промокло. Дверь не заперта. Открываю — и вижу: Шиба-сан за прилавком сидит, кофе пьет.
— Добро пожаловать, — говорит он весело. Идет за мной в заднюю комнату. Замечаю — рисунок дракона с Кирином уже на столе лежит. Он достает черную кожаную сумку, кладет на стол, не торопясь открывает. Внутри — целая коллекция инструментов, для чего они — понятия не имею. Палочка с кучей иголок на конце, к примеру, или столько разных чернил…
— Нормально вчера выспалась?
— Да уж, Ама меня в восемь вечера в постель отправил.
Шиба-сан хмыкнул, застелил кровать несколькими простынями.
— Так Теперь раздевайся и ложись. К тумбочке лицом, — говорит и вытаскивает, даже не глядя в мою сторону, из сумки иглы и чернила. Так что я снимаю платье, лифчик и ложусь на кровать. — Сегодня мы контур набивать будем. Это — форма всей тату, так что если изменить что-нибудь хочешь — давай говори прямо сейчас.
Я отталкиваюсь руками от кровати. Приподнимаюсь. Оборачиваюсь. Смотрю на него.
— У меня к тебе только одно замечание: хочу, чтоб ни у дракона, ни у Кирина не было глаз.
