Владимир Козлов - Попс
— И по-твоему, виноват в этом я?
— Я этого не говорила.
— Но имела в виду?
— Может быть, и имела.
— А что ты еще имела в виду?
— Что если у двух молодых людей — у парня и девушки — что-то не получается, то, может, имеет смысл… сделать паузу, понимаешь? Подумать, посмотреть, может, встретиться с кем-то другим…
— И ты уже встретилась?
— Нет, конечно. Я так не могу. Мне вначале нужна какая-то ясность.
— Да, ясность — это отлично. Во всем должна быть ясность, без ясности жить невозможно…
— Ладно, не надо прикалываться. Я с тобой говорю серьезно.
— Пиво будешь пить? Я угощаю. Пошли, там внизу продают.
— Хорошо, пошли. Сейчас как раз акция. Не помню только, какой бренд проводит…
Сидим на скамейке с бутылками пива, лицом к большому дворцу. У меня — «Балтика-тройка», у Насти — «Туборг». Бренда, проводящего акцию, не нашлось. Дорожка усыпана гниющими листьями. По ней семенит бегун в темно-синем спортивном костюме.
— Ты пойми, Саш, я тебе не предлагаю ничего такого… Просто я пытаюсь думать о будущем. Я никогда не смогла бы быть «мужней женой» — сидеть дома с детьми. Я вообще не знаю еще, хочу я детей или нет. Думать об этом пока еще рано. Но кое о чем я думаю. В смысле, о будущем. Меня, например, волнует карьера. Я хочу куда-то устроиться, начать набираться опыта…
— Куда ты спешишь? Еще почти два года учебы…
— Но чтобы карьеру выстраивать, начинать надо сейчас. Чтобы прийти на работу — а у тебя уже опыт. А если вообще без опыта, на тебя по-другому посмотрят. — Настя делает глоток пива. — Представь, как было бы классно — закончить институт, устроиться в хорошую компанию, снять квартиру… На отдых куда-нибудь съездить вдвоем…
— Не обижайся, конечно, но мне это по фигу. Карьера, квартира, отдых…
— Ну, как знаешь. Я тебя не заставляю…
— А как ты меня можешь заставить? Я, вроде как, свободный человек…
— Да, ты прав. Ты — свободный человек.
Прощаемся с Настей у метро. Она заходит в стеклянную дверь. Дверь резко захлопывается, чуть не ударив старуху с сумкой-тележкой.
Я иду к радиорынку. Глеб говорил, что там есть палатка, где дешевые струны «Ла Белла».
У входа на рынок топчутся чуваки, бормочут одно и то же:
— Куплю сотовый. Куплю сотовый дорого. Вы сотовый не продаете? Куплю сотовый…
Почти все говорят с акцентом.
Наверно, все уже знают, что большинство телефонов в Царицыно — краденные. Но это никого не волнует, тем более, ментов. Менты, конечно, получают свою долю. Иначе все не было бы так открыто и явно.
Я сам здесь купил свой первый мобильник четыре года назад — старую большую «Моторолу» с черным поцарапанным корпусом. Тогда в некоторых палатках продавались вообще старинные телефоны: здоровые, квадратные, с выдвигающейся антенной. Мама потом ругала меня. Говорила, что телефон мой, скорей всего, краденый, и что она бы дала мне денег на нормальный.
В ворота рынка въезжает черный грязный «БМВ» с погнутым крылом. Я отскакиваю в сторону.
* * *Стоим с Михой в мужском туалете. Он курит. За окном идет мокрый снег.
Я спрашиваю:
— Как насчет того, чтобы прийти на концерт двадцать третьего? Поддержать нас, что ли?
— А где вы лабаете?
— В «Р-клубе».
Миха кривится, стряхивает пепел с сигареты в жестянку, затягивается.
— Не, не приду. Только без обид, окей? Как говорится, ничего личного. Просто клубы вроде «эрки» меня ломают. Я там был раза два, классе в десятом-одиннадцатом, и впечатление очень убогое. Звук — говно, публика — отстойная: одни малолетние идиоты. Через десять минут туалет превращается в зону блева. Сам понимаешь, кайфа нет никакого.
— Ну а так, просто, чтобы нас поддержать?
— Что значит, поддержать? Нет, ты объясни мне, пожалуйста. Мы с тобой — взрослые люди. Я же не буду там прыгать от радости, оттого что услышал вас. Да я вас слышал уже, «демо» ты приносил. Вроде, неплохо, но это — не моя музыка однозначно. — Миха делает затяжку. — Ладно, знаю, как я вас поддержу. Я билет у тебя куплю. Куплю, но на концерт не приду. Ты же говорил, что выкупили билеты, что надо распространять… Хорошо?
— Хорошо.
— Сколько он стоит?
— Шестьдесят. За сколько сами купили, за столько и продаем. Глупо пытаться на этом наварить, да?
— Наверно. Ладно, со стипухи отдам. Нормально?
— Нормально.
— И давай билет. Пусть будет, типа, на память.
* * *На бетонных ступеньках у входа в «Р-клуб» толпятся несколько компаний — музыканты и их друзья. С нами — приятели Глеба и парень хиппового вида — его привел Леха.
Глеб достает из чехла бас-гитары плоскую бутылку коньяка.
— Перед концертами музыканты всегда пьют коньяк, — говорит он, срывая акцизную марку и откручивая пробку. — Это такая традиция. Ну, приступим. Сначала те, кому на сцену, а потом — остальные. Кому достанется…
Глеб делает глоток, потом — я. Коньяк обжигает горло. Я передаю бутылку Лехе. Он делает вдох, высоко задирает бутылку и, не касаясь губами горлышка, вливает в себя хорошую порцию: в бутылке остается меньше половины. Леха отдает бутылку другу Глеба.
Мент-охранник копается в моем рюкзаке, потом в гитарном чехле.
— Водки точно нет? — спрашивает он. — А то умудряются проносить в гитарах. Потом полная гримерка бутылок…
Я пожимаю плечами, беру рюкзак и гитару, прохожу в клуб.
Играет «Раммштайн». Два тинэйджера сидят у стойки бара. У столика в углу сидит компания музыкантов с инструментами. На столике — бутылка водки, пакет сока «J-7» и одноразовые стаканы.
— Песню про ментов будем петь? — спрашивает Глеб.
— Ну да, конечно. А почему такой вопрос?
— Здесь охранники — менты…
— Ну и насрать. Что они нам сделают?
— Нет, я так просто…
Идет настройка.
— Теперь гитара, — говорит в свой микрофон звукач. — Чистый звук.
Я несколько раз ударяю по струнам.
— …И с «примочкой».
Я жму на педаль «овердрайва», беру три аккорда, обвожу взглядом клуб. Вижу маму. Она — за столиком в углу, держит пиво в прозрачном стакане. На ней — джинсы и черный свитер. На вид ей не больше тридцати. Она вообще выглядит молодо, только морщинки у глаз.
Остальные, кто пришел на нас, стоят у сцены: человек двадцать. Кто-то прошел бесплатно, по списку, кто-то по билетам. Из пятнадцати мы продали одиннадцать.
— Все, начинайте, — говорит звукач. — У вас осталось двадцать минут.
Я подхожу к микрофону.
— Здравствуйте. Мы — группа «Угроза жизни».
Наша тусовка нестройно хлопает. Несколько человек из компании за столом поворачивают головы, смотрят на нас и тут же отворачиваются.
Включается металлическая фонограмма. Я даже не успел сказать спасибо зрителям. Микрофон воняет засохшими слюнями. «Наши» зрители и откуда-то взявшиеся два панка хлопают. Я, снимая гитару, машу им рукой. Руки дрожат, дерет горло.
В гримерке трутся человек пятнадцать. На столах — гитары, на полу — барабаны и тарелки. Гитарист какой-то группы разогревается, играя гаммы. Остальной народ пьет пиво и общается. Упившийся панк-малолетка спит, прислонившись к стене.
Ко мне подходит татуированный чувак с «ирокезом».
— Э, парни, какая вы группа?
— «Угроза жизни».
— А мы — «Голодный мозг». Мы третьими играем. Я вас слушал краем уха — вроде, нормально. Надо будет послушать еще. Записи есть?
— Пока только «демо».
— Водку будешь пить?
— Буду.
Чувак достает из-под стола бутылку и коробку плавленого сыра «Виола».
— Это, типа, закуска. Ничего больше нет. И стаканов тоже. Но это — херня, мы же панки.
Он дает мне бутылку, я отпиваю. Чувак протягивает сыр.
— Закусить?
— Не, не буду.
— Как знаешь.
Он выпивает, сует палец в сыр, зачерпывает немного, облизывает палец.
Водка и сыр уходят по кругу. Чувак спрашивает:
— Вы, парни, наверно, студенты?
— Почему ты так решил?
— Не знаю. Похожи на студентов. Особенно этот. — Он кивает на Леху.
— А ты где-нибудь учишься?
— Не-а. Не учусь и не работаю. Хуй я забил на все на это. Не буду пахать на систему. Пусть те, кто хочет, работают, а я не буду.
Мне лень спорить, говорить, что от «системы» все равно не уйти. За ее счет существуют даже те, кто живет от музыки: деньги на билеты на концерты и на диски зарабатывают, вкалывая на «систему».
Я засовываю гитару в чехол, кладу шнуры и «овердрайв» в рюкзак. Леха возится с тарелками.
— Ты пока будешь здесь? — спрашиваю я.
Он кивает.
— Я тогда прогуляюсь. А ты последи за гитарой.
На сцене рубится следующая группа — металлисты. Их слушает только кучка «своих», хотя народу в клубе стало больше. Ко мне подходит панки, которые слушали нас. Один говорит:
