Чарльз Буковски - Юг без признаков севера
Маджа был одинок, он пил и горевал над своим одиночеством, пока не появилась Хестер Эдамс вместе со своим проводником, белой кожей и камерой. После формального знакомства и нескольких стаканчиков у костра Хестер вошла в хижину Маджи, приняла в себя все, что Маджа мог собрать, и попросила еще. Для них обоих это было чудом, и они обвенчались в трехдневной племенной церемонии, по ходу которой захваченных в плен неприятелей из соседнего племени жарили и поглощали посреди танцев, песнопений и пьяного разгула. Только после церемонии, после того, как все бодуны выветрились, начались неприятности. Знахарь, приметив, что Хестер не отведала плоти зажаренного противника (приправленной ананасами, оливками и орехами), объявил всем и каждому, что она – отнюдь не белая богиня, а одна из дочерей злого бога Ритикана. (Много веков назад Ритикана согнали с небес племени за отказ есть все, кроме овощей, фруктов и орехов.) Это объявление породило раскол в племени, и двоих приятелей Маджи Турупа быстренько прикончили за то, что высказали предположение: мол, то, что Хестер справилась с украшением Маджи, – уже само по себе чудо, а тот факт, что она не переваривает иных форм человечьего мяса, можно и простить – на время, по крайней мере.
Хестер и Мадже пришлось бежать в Америку, в Северный Голливуд, если точнее, где Хестер начала процедуры для того, чтобы Маджа стал американским гражданином.
Бывшая учительница, Хестер также стала обучать Маджу пользоваться одеждой, английским языком, калифорнийским пивом и винами, телевидением и продуктами питания, купленными в ближайшем супермаркете “Счастливого Пути”. Маджа не только смотрел телевидение, он в нем появлялся вместе с Хестер, и они объявили там о своей любви публично. Затем вернулись к себе в Северный Голливуд и занялись любовью. После этого Маджа сидел посередине ковра со своими английскими грамматиками, пил пиво с вином, пел свои народные песнопения и играл на бонгах.
Хестер работала над книгой о Мадже и Хестер. Крупный издатель ожидал. Хестер нужно было только записать книгу на бумагу.
Однажды утром около 8 часов я лежал в постели. За день до этого я проиграл 40 долларов в Санта-Аните, на сберкнижке в Калифорнийском Федеральном Банке денег оставалось до опасного мало, и я не написал ни единого приличного рассказа за весь месяц. Зазвонил телефон. Я проснулся, чуть не сблевнул, прокашлялся и снял трубку.
– Чинаски?
– Ну?
– Это Дэн Хадсон.
Дэн издавал в Чикаго журнальчик Огнь. Платил он хорошо. Он был и редактором, и издателем.
– Привет, Дэн, мать твою…
– Слушай, у меня как раз есть штучка для тебя.
– Какой базар, Дэн. Что такое?
– Я хочу, чтобы ты взял интервью у этой сучки, которая вышла замуж за людоеда.
Чтоб секса ПОБОЛЬШЕ. Намешай любви с ужасом, понял?
– Понял. Я этим всю жизнь занимаюсь.
– Тебе светит 500 баксов, если сделаешь к 27 марта.
– Дэн, за 500 баксов я сделаю Бчрта Рейнольдса лесбиянкой.
Дэн дал мне адрес и номер телефона. Я встал, сполоснул рожу, выпил две Алка-Зельцера, открыл бутылку пива и позвонил Хестер Эдамс. Я рассказал ей, что хочу увековечить их отношения с Маджей Турупом в виде одной из величайших историй любви ХХ века. Для читателей журнала Огнь. Я заверил ее, что это поможет Мадже добиться своего американского гражданства. Она согласилась на интервью в час дня.
Квартира у нее была на третьем этаже в доме без лифта. Она открыла дверь сама.
Маджа сидел на полу со своими бонгами, пил из пинтовой бутылки не шибко дорогой портвейн. Он сидел босиком, в узких джинсах, в белой майке с черными полосками, как у зебры. Хестер была одета идентично. Она вынесла мне бутылку пива, я вытащил сигарету из пачки на кофейном столике и начал интервью.
– Вы впервые встретили Маджу когда?
Хестер привела мне дату. А также точное время и место.
– Когда вы впервые начали испытывать к Мадже любовные чувства? Каковы именно были обстоятельства, вызвавшие их?
– Н-ну, – сказал Хестер, – это было…
– Она любить меня, когда я давать ей штука, – произнес Маджа с ковра.
– Он довольно быстро английский выучил, не правда ли?
– Да, он очень сообразительный.
Маджа взял с пола бутылку и высосал здоровенный глоток.
– Я вставлять эта штука в нее, она говорит: “О боже мой о боже мой о боже мой!”
Ха, ха, ха, ха!
– Маджа великолепно сложен, – сказала она.
– Она ест тоже, – произнес Маджа, – она ест хорошо. Глубокая глотка, ха, ха, ха!
– Я полюбила Маджу с самого начала, – сказала Хестер, – все в его глазах, в его лице… так трагично. И то, как он ходит. Он ходит, ну, он ходит, как будто тигр.
– Ебать, – произнес Маджа, – мы ебемся мы еби ебемся еб еб еб. Я уже уставать.
Маджа сделал еще глоток. Посмотрел на меня.
– Ты ее еби. Я устал. Она большой голодный туннель.
– У Маджи есть подлинное чувство юмора, – сказал Хестер. – Это еще один штрих, от которого он мне стал дороже.
– Одно дорогое тебе во мне, – произнес Маджа, – это мой телефонный столб писька-пулемет.
– Маджа пил сегодня с самого утра, – сказала Хестер, – вы должны его извинить.
– Возможно, мне лучше зайти в следующий раз, когда ему станет лучше.
– Я думаю, что да.
Хестер назначила мне встречу в 2 часа на следующий день.
Так тоже сгодится. Мне все равно нужны были фотографии. Я знал одного задроту-фотографа, некоего Сэма Джекоби – хороший фотограф, сделает все по дешевке. Я прихватил его с собой. Стоял солнечный день с очень тонким слоем смога. Мы поднялись к двери, и я позвонил. Никто не ответил. Я нажал еще раз.
Дверь открыл Маджа.
– Хестер нет, – сказал он, – она ушла в магазин.
– У нас было назначено на 2 часа. Мне бы хотелось зайти и подождать.
Мы вошли и сели.
– Я поиграю вам барабан, – сказал Маджа.
Он поиграл на барабанах и спел несколько песнопений из джунглей. Довольно неплохо. Он деловито заканчивал еще одну бутылку портвейна. По-прежнему в полосатой майке и джинсах.
– Еби еби еби, – сказал он, – она только это хочет. Она меня злит.
– Ты скучаешь по джунглям, Маджа?
– Против течения не насрешь, папаша.
– Но ведь она тебя любит, Маджа.
– Ха, ха, ха!
Маджа сыграл еще одно соло на барабанах. Даже пьяный он был хорош.
Когда Маджа закончил, Сэм сказал мне:
– Как ты думаешь, у нее может быть пиво в холодильнике?
– Может.
– Что-то нервы разыгрались. Мне нужно пива.
– Давай. Принеси два. Я ей еще куплю. Надо было с собой принести.
Сэм встал и ушел на кухню. Я услышал, как открылась дверца холодильника.
– Я пишу статью о тебе и о Хестер, – сказал я Мадже.
– Большой дыры женщина. Никогда не полная. Как вулкан.
Я услышал, как Сэма рвет на кухне. Он сильно пил. Я знал, что он с бодуна. Но все равно – один из лучших фотографов в округе. Затем все стихло. Сэм вышел.
Сел. Пива с ним не было.
– Я поиграю барабаны опять, – сказал Маджа. Он снова сыграл на барабанах.
По-прежнему неплохо. Но не так хорошо, как в прошлый раз. Видать, вино действовало.
– Пошли отсюда, – сказал мне Сэм.
– Мне надо дождаться Хестер, – ответил я.
– Мужик, да пойдем же, – сказал Сэм.
– Вы, парни, хотите вина? – спросил Маджа.
Я встал и вышел на кухню за пивом. Сэм за мной. Я двинулся к холодильнику.
– Пожалуйста, не открывай дверцу! – простонал он.
Сэм подошел к раковине и снова стравил. Я посмотрел на дверцу холодильника.
Открывать ее я не стал. Когда Сэм закончил, я сказал:
– Ладно, пошли.
Мы вышли в комнату, где Маджа все так же сидел со своими бонгами.
– Я поиграю барабан еще, – сказал он.
– Нет, спасибо, Маджа.
Мы вышли, спустились по лестнице на улицу. Сели в мою машину. Я отъехал. Я не знал, что и сказать. Сэм не говорил ничего. Мы находились в деловом районе. Я подъехал к заправке и попросил служителя залить обычного. Сэм вышел из машины и пошел к телефонной будке звонить в полицию. Я увидел, как он выходит из будки.
Расплатился за бензин. Интервью не взял. 500 баксов прощелкал. Я сидел и ждал, пока Сэм подойдет к машине.
Убийцы
Гарри только сошел с товарняка и теперь шел по Аламеде к Педро выпить чашечку грошового кофе. Стояло раннее утро, но он помнил, что у Педро раньше открывались в 5. Там можно было за никель посидеть и час, и два. Подумать. Вспомнить, где облажался, а где все сделал правильно.
У Педро было открыто. Мексиканочка, подавшая ему кофе, посмотрела на него, как на человека. Голь знает жизнь не понаслышке. Хорошая девушка. Ну, скажем, достаточно хорошая девушка. Вообще-то, все они означают напасти. Всч в жизни означает напасти. Он припомнил услышанное где-то утверждение: Напасти – Определение Жизни.
Гарри сел за один из старых столиков. Хороший у них кофе. Тридцать восемь лет – и жизнь кончена. Он сербал кофе и вспоминал, где облажался и где нет. Он просто устал: от игры в страхование, от кабинетиков, высоких стеклянных загонов, от клиентов. Он просто устал обманывать жену, обжимать секретарш в лифтах и вестибюлях; устал от рождественских и новогодних вечеринок, дней рождения, проплат за новые машины и мебель – свет, газ, воду – от всего проклятущего комплекса необходимостей.
