Ирвин Уэлш - Альковные секреты шеф-поваров
Скиннер тем временем увлеченно флиртовал с барменшей: хи-хи, ха-ха, ухмылочки… Вот подлец, думал Кибби, скрипя зубами. Ведь он с моей сестрой встречается!
С моей сестрой!.. Скиннер, животное!
— Смотри, Скиннер,— прошипел он ему на ухо.— Если обидишь мою сестру…
Тот резко повернулся к нему — барменша как раз отошла за пивом.
— Я никогда, запомни, никогда не сделаю ей ничего плохого!— сказал он с такой искренней страстью, что Кибби почувствовал себя идиотом.
— Угу… она за порог, а ты с другими девками…
— Да я пива нам заказал! Расслабься уже, Брайан!
Барменша вернулась с двумя кружками, и Скиннер снова расплылся в улыбке.
Кибби смотрел на ненавистный профиль врага и воображал, как вопьется в него ногтями. И вдруг бритва смутного узнавания полоснула по сердцу, а в ушах загремел голос из прошлого:
Я тебе член отрежу! Так и знай! Он все равно сгниет и отвалится, если будешь якшаться с этими шлюхами…
Нечеловеческий тон, язвительно искривленные губы, злобная простота угрозы — реплика легко могла принадлежать Скиннеру. Однако произнес ее не Скиннер.
Воспоминание включилось с легким щелчком. Однажды отец заметил его в компании Анжелы Хендерсон и Дионы Макиннес. Они остановились поболтать, только и всего. А он проходил мимо — сгорбившись, шаркая ногами — и проколол сына тяжелым сатанинским взглядом, выстудившим в жилах кровь. Когда Кибби вернулся домой, отец метался по комнате и неразборчиво бурчал. Увидев сына, он схватил его за плечи своими стальными клешнями, обдал невыносимым спиртным духом, опалил огнем гневных глаз, обрызгал слюной — и запретил на пушечный выстрел подходить к этим грязным шлюхам, которые прогнили от СПИДа, потеряли стыд и в два счета могут поломать юноше жизнь; и пригрозил своими руками отрезать…
Нет. Он был не в себе. Он сам потом признался.
На следующий день отец подошел к нему, корчась от нестерпимого похмельного стыда. Избавившись от жуткого демона, он снова превратился в доброго и мягкого человека.
— Брайан, я себя вел как дурак… извини. Набросился, наорал… Просто был не в себе. Не в себе… Понимаешь, сынок? Ты хороший парень, и я хочу уберечь тебя от своих… от ошибок, которые в твоем возрасте так легко совершить. Прости старого дурака… Мир, дружба?
Это было жалкое зрелище: извивающийся, извиняющийся, изнывающий от стыда отец. Потом они сели смотреть «Стар-Трек», и Кит Кибби с фальшивым жаром говорил, что цикл «Новое поколение» куда лучше первого цикла: и сюжет глубже, и характеры героев лучше проработаны, и спецэффекты гораздо внушительнее… Брайан места себе не находил. Пытка была похлеще, чем вчера. Ему опять хотелось лишь одного: чтобы этот несчастный человек замолчал.
Что ж, его отец проявил слабость. Бывает с каждым. Но сейчас не время думать о слабости!
Кибби внезапно осенила удачная мысль.
— За бирмингемских комаров!— провозгласил он, салютуя стаканом.
Скиннер дернул плечом, впервые почувствовав нешуточный страх. Кибби глядел на него с ехидной всезнающей ухмылкой; удар нужно было парировать.
— Ну что ж, за комаров в Бирмингеме!— Скиннер тоже поднял стакан.— И за походников на Ибице!
Теперь настал черед Кибби ошарашенно хлопать глазами.
Кэролайн торопливо шагала по улице Хендерсон, поминутно срываясь на бег. Впереди показалась река. По воде танцевали лунные блики. Запыхавшись, она остановилась у парапета. В желудке тяжело ворочался плотный ужин. Легкие никак не могли напиться ночным воздухом. Мимо прошли два парня, один из них что-то сказал. Кэролайн не уловила смысла: в ушах грохотали выдержки из отцовского дневника вперемешку с туманными откровениям Беверли.
Отец… Алкоголик. Невозможно, невозможно! Разве бывает, чтобы пьянство так меняло человека? Память подсовывала тусклые обрывки из детства, слишком короткие, но многозначительные: доносящийся из кухни крик, рыдания матери… Маленькая Кэролайн захныкала, хотела пойти посмотреть, да Брайан не пустил. Он уложил ее в кровать, укрыл одеялом… Наутро мать была не в духе, отец убито молчал. Должно быть, мучился от похмельного стыда.
Брайан… Насколько это его коснулось? Как часто ему приходилось защищать сестру? Он старше и наверняка помнил мерзости, которых она по малолетству просто не понимала.
В животе ходили судороги, Кэролайн боялась, что ее стошнит. Густой туман, висевший над заливом, рассеялся на ветру. Ему на смену пришел ледяной противный дождь. Вытащив из кармана промокших джинсов мобильный телефон, Кэролайн обнаружила, что на карте не осталось минут.
Нулевой баланс… Черт!
Она снова ударилась в бег, жалея, что не переобулась дома в кроссовки. Словно подслушав ее мысли, на скользком булыжнике подвернулся каблук. В лодыжке хрустнуло. Кэролайн упрямо заковыляла вперед, плача от боли и досады.
Впереди раздался смех. На освещенном пятачке перед рестораном стояли пьяные девушки.
— Проваливай!— В дверях показался официант, волоча под локоть еще одну подружку.
Девчонка нетвердо шагнула под дождь, обернулась и крикнула:
— Давай засос на яйцо поставлю!
Вся компания визгливо засмеялась. Официант покачал головой и захлопнул дверь.
Кэролайн приблизилась к девушкам.
— Простите… мобильный можно позаимствовать? Надо срочно позвонить одному человеку.
Пухлая нервная девушка с короткой челкой протянула телефон. Кэролайн схватила его и набрала номер Дэнни. Безрезультатно. Аппарат абонента выключен.
По мере того как пустели стопки и кружки, градус враждебности метался то вверх, то вниз. В глазах у обоих читалось насмешливое отвращение, словно они друг в друге разочаровались. Со стороны они, должно быть, выглядели как поссорившиеся любовники, которые не знают, как помириться, чтобы не потерять лицо. Пить уже не хотелось: оба поняли, что попытки отравить друг друга ни к чему не приведут.
Скиннер желчно размышлял. С Кибби у него складывались те же отношения, что и с другими собутыльниками, только в более концентрированной форме.
Мы постоянно пытаемся друг друга отравить. Как лемминги, гуртом шагающие к обрыву. Сообща подманиваем зверя, пожирающего наши души.
Над баром висел телевизор. Только что переизбранный американский президент улыбался крысиной улыбочкой. Скиннер ни на секунду не сомневался, что этим все кончится, хотя Дороти голосовала за второго кандидата, имя которого он уже забыл. Оба собутыльника, глядя на экран, одновременно задумались: где будет следующая война? Скиннер, правда, не хотел больше войн: он очень, очень устал.
Каким-то невероятным образом, смешав ненависть к Кибби с яростным желанием прожигать жизнь, я умудрился создать колдовской коктейль: черное заклятие, сделавшее его ответчиком за мое пьянство.
За меня на поле боя отдувается другой.
Смотрю на Буша, на американские войска, штурмующие Фалуджу,— неудачники, пушечное мясо, набранное в штатах вроде Огайо, где промышленность в упадке, а безработица на подъеме; в штатах, выбравших Буша на второй срок. Кончится тем, что они превратятся в нищих попрошаек, как их отцы, воевавшие во Вьетнаме. Их роль — подставлять жопу под огонь во имя чужих планов и амбиций…
Трупы иракских детишек, исчезнувшие из новостей на время выборов; ряды запаянных гробов, покрытых звездно-полосатыми флагами… Вот она, демократия.
Если у тебя есть власть, можешь делать что хочешь. А если власти нет, то тебе конец… Э, кому нужно это дерьмо?
— Все, я домой!— заявил Скиннер, слезая со стула.
Кибби хотел сказать что-нибудь ехидное, однако задора не осталось. Он даже не чувствовал себя победителем. К тому же силы надо было экономить, ибо он собирался показать Скиннеру козью морду. Каким образом — он еще не знал, но был твердо уверен, что заставит злодея заплатить, сорвет его планы, не даст в обиду свою семью. Это была холодная решимость, выходящая за рамки слепой ярости.
Они, покачиваясь, вышли из бара, по-прежнему держась друг от друга на расстоянии, оба пьяные вдрабадан. Погода снова ухудшилась: их встретили злобный ветер и секущий ледяной дождь. Нападение стихий всколыхнуло душу Кибби, разожгло угасшую ненависть. Ему необходимо было знать — даже не как, а почему.
— Кто ты такой, Скиннер?!— заорал он, пытаясь перекричать свист ветра.— Чего ты хочешь от меня? Какого черта тебе надо?
Скиннер остановился, безвольно опустил руки.
— Я… я…
Он не знал, что ответить. Вопрос углем горел у него в голове, сквозь туман опьянения, сквозь ветер и дождь.
Кибби чувствовал, что теряет контроль.
Этот… эта мразь, подлец… Меня уже погубил, теперь за мою семью принялся…
Он неожиданно вскинулся — и налетел на Скиннера с кулаками. Тот быстро уронил плечо, как его учили в литском боксерском спортзале «Виктория». Кибби промахнулся, выругался и снова пошел в атаку, но был остановлен легким тычком в зубы.
