Ирвин Уэлш - Тяжело в учении, легко в бою (If You Like School, You’ll Love Work)
– Не забудь поработать над прессом!
И поманил Юджина, которому выходящий из комнаты фанат рока весело подмигнул.
В другой комнате на диване лежала голая девка: прямые длинные черные волосы, толстый слой макияжа, раскачивающиеся фальшивые сиськи, оранжевый автозагар. За камерой стоял парень алкашного вида. От него сильно разило перегаром. Оператор пожал Юджину руку и назвался Рэем. Девушка ничего не сказала, но когда жирный представил ее, выдавила противную хищную улыбку.
– А эту прекрасную юную люди зовут Моник.
Юджин подошел к ней и целомудренно поцеловал, стараясь вести себя так же уверенно, как порноактеры в кино.
– Отлично, сынок, давай посмотрим на твое хозяйство, – заторопился толстяк.
Юджин с готовностью разделся: похоть уже завела мотор. Моник – классная телка. Но проблема в том, что член почему-то не получил сообщения, которое послал ему мозг. Юджин понимал, что нужно забыть о камере, о людях вокруг и сосредочиться на Моник. Упругий зад. Бритая киска. Большие красные губы. Тяжелые силиконовые сиськи.
Но ничего не происходило. Вообще ничего. Деланная похоть и стоны Моник не помогли, и черты ее лица постепенно застыли в маске скуки. Юджину пришлось униженно удалиться. Толстяк сказал:
– Не волнуйся, сынок, мало кто из самцов способен резвиться перед камерой. У меня тут такие жеребцы гарцевали, что просто загляденье, но девяносто процентов из них уходили, что твои побитые собачонки.
И вот в решающий час член вновь подвел Юджина. Только сейчас это может стоить ему жизни. Камера, проклятая камера. А теперь вместо нее дуло пистолета и черные как смоль глаза убийцы. Юджин опять взглянул на Мадлен. Какая она красивая! Неужели он сдохнет, не воткнув в нее по-настоящему? Мадлен закрыла глаза, и это придавало ей печальный, но гордый и героический вид. У нее великолепные сиськи. Если бы это она сосала член… если бы касалась губами, втягивала в рот; но она стояла поодаль, целомудренная и безмятежная…
Мадлен… Мадлен…
Да. Это она. ОНА. Член напрягся.
Ох, для, Мадлен…
Вдруг Юджин почувствовал, что взрывается, и спазмы сотрясли его дрожащее тело. У него никогда не было такого оргазма. В эйфории он вдруг вспомнил золотое правило порнофильмов: зрители хотят видеть фонтан спермы, а сегодняшняя зловещая публика хочет этого больше, чем любая другая. Юджин быстро вытащил член и заляпал спермой лицо и окровавленные губы Скотта, замирая от страха и взлетая в экстазе на седьмое небо.
– О боже… – застонал он и прошептал, обращаясь к Скотту: – Прости, приятель… я…
Алехандро кончил почти одновременное Юджином, брызнув спермой на ногу Мадлен. Затем спрятал член, натянул трусы и брюки, заправил ремень и застегнул молнию привычными небрежными движениями. Юджин и Скотт переглянулись. Мексиканец протянул пушку Ноэ, но тот буквально отскочил от него.
– Возьми! – скомандовал Алехандро; брат нехотя приблизился к нему и робко взял пистолет. – Целься, – приказал Алехандро. Ноэ повиновался, и револьвер затрясся в его руке. Скотт отвел глаза. Его нижняя губа словно подражала ритму движений пушки. – Не спускай с них глаз, – весело сказал Алехандро, хлопнув струхнувшего брата по спине. – Почувствуй свою власть, – подбодрил он, – будь мужчиной. Если кто-нибудь
пискнет, сразу стреляй. – Взгляд мексиканца упал на мобильник Мадлен, который лежал на полу рядом с рюкзаком. – Пожалуй, я его возьму, – улыбнулся он, поднимая телефон.
Мадлен открыла глаза и заслонила грудь руками.
– Пожалуйста, оставьте! Нам нужно позвонить, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, – взмолилась она. – Мы здесь застряли. Мы никому ничего не расскажем!
Ноэ, дрожащей рукой сжимавший пистолет, с мольбой и надеждой посмотрел на Алехандро, неужели он не пожалеет девушку, но тот намеренно не обращал на него внимания и только глазел на замолчавшую Мадлен. Тяжелый взгляд упал на Скотта и Юджина.
– Скажите сучке, чтобы заткнула свою поганую пасть, не то я вас всех пристрелю, – ухмыльнулся он. – Давайте мобильники. Ты, – он ткнул пальцем в Скотта, – где они?
– Я… я свой не взял, а телефон Джина вот здесь, – показал Скотт.
Ссыкун, подумал Юджин.
Алехандро посмотрел на Скотта чуть ли не с жалостью.
– Ты не взял свой мобильник?
– Нет, – запинаясь, продолжил Скотт, – я его п-потерял.
Проверьте в сумке, если не верите…
– Я тебе верю. По-моему, ты слишком пересрал, чтобы пиздеть. Давай второй телефон.
Скотт высоко подбросил мобильник Юджина, и Алехандро, присев, поймал его. Потом немного поиграл с телефонами.
– Знаете, на вашем месте я бы сразу, как только мы уйдем, обратился в полицию, – протянул он.
– Пожалуйста… – взмолился Ноэ, направлявший пистолет трясущейся рукой. – Нам пора!
Алехандро отмахнулся.
Заплаканный, тяжело дышащий Скотт вытер с лица сперму и стал блевать кровью. Юджин прижался к стене палатки. Сердце громко стучало. Когда он поднял глаза, то увидел ледяной неподвижный взгляд Алехандро.
– Но вы не позвоните в полицию, – нараспев произнес мексиканец, – потому что мы вас пристрелим.
Мадлен с мольбой повернулась к Юджину. Ее лицо вытянулось и побледнело от ужаса и унижения. Да, он любит ее и сделает для нее все, что угодно. Но он не хотел, чтобы его пристрелили. Пусть лучше мексиканец сначала убьет ее, а потом Скотта. Он видел, что этот псих заставил ее делать, и боялся оставлять их наедине. Юджин засунул руку в карман и нащупал рукоятку ножа. Наверное, у него есть всего один ничтожный шанс, и то если очень, очень повезет. В противном случае окаменевшие трупы останутся лежать на краю пустынной дороги, а канюки будут рвать их на части.
– Пожалуйста… – взмолилась Мадлен, рухнув на колени перед Алехандро. – Я ведь ничего плохого не сделала.
Алехандро посмотрел на девушку, увидел образок, болтающийся на шее. Мать носила такой же. Он опять подумал об отце, об этом звере, не ведавшем жалости.
– Эй… расслабьтесь. – Он поднял телефон и сделал несколько снимков. – Если будете хорошо себя вести, фотки останутся у меня, – тихо, почти шепотом, произнес он, протянул руку и осторожно коснулся щеки девушки. Юджин взглянул на оцепеневшего Ноэ и чуть было не метнул нож, но Алехандро резко повернулся к нему; его глаза вновь превратились в глаза убийцы. – А ну-ка по местам, пидоры, или получите пулю в лоб!
Мадлен с опаской и тоской посмотрела на парней, Юджин горько, отчаянно кивнул Скотту, и им пришлось еще раз исполнить унизительный ритуал. Каждая вспышка камеры в руках Алехандро, казалось, длилась минуты, а его злобные, глумливые комментарии звучали пародией на реплики фотографа. Юджин закрыл глаза, и услышал, как мексиканец – тот, что постарше, – сказал:
– Если вы кому-нибудь расскажете о том, что было, я пошлю эти милые фотки всем вашим друзьям и родственникам! Как чудесно они будут смотреться в семейном альбоме: два пидора и сисястая блядь!
Юджин понял, что все кончилось, только ощутив на члене холодный, спокойный воздух, сменивший тепло Скоттова рта. Лишь тогда он услышал затихавшие шаги удаляющихся братьев и открыл глаза. В серых сумерках ему почудилось эхо – как будто кто-то блевал; ему никогда раньше не приходилось слышать ничего подобного. Словно злой дух насмехался над ними, наслаждаясь подстроенным жестоким унижением, Юджин подумал, что это рвет Скотта или Мадлен, но вдруг поймал их безучастные взгляды и скрытое презрение, и понял, что источник звука находится внутри него. Юджин повернулся лицом к парусине, сильные руки держали его на весу, пока желчь выходила из кишок, а нервный смех подчеркивал каждый с усилием сделанный вдох. Он услышал, как за палаткой загудел мотор «шевроле», и машина помчалась вперед в неярком пыльном свете.
Тяжело в учении, легко в бою. 1. Трез
Бывшая супружница приперлась к моей матушке. Еще и детку нашу приволокла – во всеоружии явилась. Хочет побольнее меня ранить. Черт побери, как люди со временем меняются!.. Вот, сидит теперь – взгляд затравленный, сама дерганая, руки перед собой держит, словно выставочные призы, – а я диву даюсь, как мало меня все это колышет. И эту женщину я прижимал к себе каждую ночь – за редкими (обычно приятными) исключениями – шестнадцать чертовых лет! Уж лучше злость, чем совсем ничего, а то ведь страшно подумать: такой срок – и псу под хвост.
Паршиво, что в ее пустом взгляде сквозит то же безразличие. Волосы она коротко подстригла и подкрасила, как обычно, но цвет был чуточку гуще, чем раньше, и, на мой взгляд, только привлекал внимание к тому факту, что она уже сдает. При такой стрижке баба объявляет на весь мир: «Я отказываюсь от попыток быть молодой и официально становлюсь старой клячей».
Не знаю, может, оттого, что она видит мое отчуждение, Трез смотрит на меня, словно и я поистаскался. Это я-то! Талия у меня до сих пор тридцать два дюйма, хотя, надо признать, уже не без жирка. Наверное, в какой-то момент мы перестали быть друг для друга людьми, утратили, так сказать, реальность. Теперь мы лишь делали вид, играли какую-то сиену, которая, отмечу справедливости ради, ей давалась нелегко. Паршиво чувствовать себя старой потертой копией себя былого. При каждой встрече, которые, благодарение богу, происходили нечасто, мы лишний раз убеждались, что стали чужими. Друг в друге мы видели только несостоятельность и унижение и никогда ничего другого больше не увидим. Порознь, каждый из нас мог еще как бы поставить другого на пьедестал – вспомнить хорошие времена, может, даже любовь, – но вместе?..
