Алмат Малатов - Всякая тварь
– Парень, у тебя в роду дальтоники были?
– Хто?
– Которые цвета не различают.
– А… был, был, дед мой.
– По маме дед или по папе?
– Та по мамке, – с простоватым выражением лица ответил прекрасно знавший механизм наследования дальтонизма Руслан и получил в личное дело соответствующий диагноз.
Если бы не папа Эдик, Руслан решил бы проблему более радикальным способом. Как Бася. Полностью кликуха Баси звучала как Злая Фиолетовая Колдунья Бастинда. Потому что Бася не любил воду, и это было очень заметно. По запаху. К вопросу отмазки от армии он подошел с размахом.
Басин заход на медкомиссию стал легендой.
…Дверь открыли пинком, и призывники с ужасом уставились на жуткое существо. На голове у существа был свалявшийся парик, люрексовую кофточку вздымали чудовищных размеров груди, на плохо побритых ногах были шлепанцы.
– Ахаха, мальчики, кто последний к психиатру? – И Бася взлохматил парик характерным жестом Аллы Пугачевой.
Выйдя из кабинета психиатра, Бася поправил сползающий бюст и радостно прощебетал:
– До свидания, мальчики! Мы больше не увидимся. – И с достоинством удалился вон.
Но Руслану осуществить нечто подобное помешал Эдик, который зорко следил за родным сыном, стоя в коридоре военкомата. Эдик знал свои кадры. А вот ситуацию с местами в общежитии – не знал.
Очередь на койко-место в общаге тянулась на год вперед. Нет, была, конечно, съемная комната у благообразной сухонькой еврейской бабушки (естественно, подобранной папой Эдиком), но бабушка на своей территории ввела диктаторский режим. Курить в квартире было нельзя, ходить по ночам было нельзя, то, что было можно, тоже было нельзя.
И Руслан приступил к разведывательным действиям. Пару недель он наблюдал за работником ректората, обладавшим заветными ордерами на вселение. И собирал слухи. Как следовало из слухов, за глаза ответственного за общежития называли Пидоренко. Визуальный ряд слухи подтверждал.
Объект был черняв, трусоват и уверен в том, что никто ни о чем не знает.
Убедившись в правильности своих догадок, Руслан пошел на прием последним.
– Чего тебе, детка? – спросил скучающий Пидоренко.
– Для начала – прикурить, – ответил детка и сел на стол.
– Не рано тебе курить? Сколько тебе лет-то?
– Уже достаточно.
– Ас виду еще молоко на губах не обсохло.
– Это не молоко, – отшутился Руслан фольклором портовых шлюх.
– Ты, наверное, в общежитие хочешь?
– Нет, на вашем факсе для красоты сижу!
– Ив какое? – Медной горы хозяин принимал игру.
– В лучшее.
– Ну так в какое? У нас их шесть!
– Ну, вам видней, какое из них лучшее.
Пидоренко усмехнулся и выписал ордер на вселение в общежитие. В лучшее.
Вещи Руслан перевез за час.
Следующей ночью раздался стук в дверь. На пороге стоял ужратый в фарш благодетель.
Он сказал: «Поехали!» – и взмахнул рукой. И упал. Но, к большому сожалению Руслана, смог подняться. Пришлось ехать.
Руслан нервничал. А когда он нервничал, становился наглым. Он сидел, развалясь, на чудовищной расцветки итальянском диване. Свет был приглушенным, в магнитофоне играло что-то вроде «37 лучших эротических композиций. Композиция № 6».
– В большом городе столько соблазнов. – Пидоренко разливал виски по стаканам.
Руслан бросил взгляд на бутылочную этикетку. «Дешевка», – подумал он.
– Мне вот всегда хотелось, как в Древней Греции, наперсника иметь…
– Иметь? Так тебе не наперсник нужен, а нахуйник.
– Как ты можешь говорить такие вещи?
– Могу еще и не такие. Могу и не только говорить. Дай вискаря.
Утром Руслан с тоской бросал через плечо:
– Давай быстрей, я на лекцию опаздываю!
– Хрррр… Мгррррр… Мама… МАМА!!!!.. МАМОЧКА!!!!!
– Я не твоя мама, Петенька. Я студент первого курса. Давай быстрее. Ну, все?
Благодетель закурил и сфокусировал взгляд на голом Руслане. Взгляд после вчерашнего фокусировался плохо.
– Ну ты нахал.
– Был бы я нахал, я бы тебя ёб, а не ты меня.
– А как тебя зовут-то?
– Читай. – Руслан вытащил из кармана джинсов паспорт, бросил на кровать и пошел в душ.
Вернувшись, он застал пластический этюд «Жена Лота, или Солевой столп категории „Экстра“: из записей в паспорте следовало, что Руслану шестнадцать лет, а до отмены статьи 121 УК РФ оставалось еще три года.
Благодетель с тех пор обходил Руслана стороной, тот же ему при встрече подмигивал. Вообще-то Пидоренко был мужиком неплохим и глубоко несчастным: он боялся, что его личная жизнь выплывет наружу, не подозревая о том, что она давно уже стала институтским фольклором. Он, как дедушка из анекдота, спустя сорок лет после окончания войны продолжал пускать поезда под откос. Вот только поездом была его собственная жизнь.
А Руслан вовсю наслаждался студенчеством. Для начала он избавился от соседей по комнате.
Перед отъездом Камилла со строгим выражением лица поучала сына:
– Ни с кем в общежитии не ссорься. Я вот ни с кем не ссорилась, и меня все любили. Кроме суки Полины. Она как поставит утром яичницу на слабый огонь и пойдет умываться, я огонь увеличу, сука Полина придет, а все уже сгорело, ой, что я несу!
– Да, мамочка, – вздыхал Руслан. Мать он давно уже воспринимал как старшую сестру, причем с ветром в голове. Место матери в его иерархии занимала бабушка Раиса Рашидовна, у которой наказ был простой: будут обижать – звонить и жаловаться бабушке. А сначала обидчика побить.
Но с Русланом просто никто не хотел жить: к шестнадцати годам у него были отработанные навыки борьбы за территорию.
Первый сосед, тихий отличник из Архангельска, пал жертвой кабачковой икры.
Руслан проснулся пораньше, вывалил себе в кровать припрятанную банку икры, забрался под одеяло и стал ждать.
Ждать было мокро, холодно и довольно неприятно. Но результат того стоил.
Когда изнуренный поллюциями сосед проснулся, Руслан откинул одеяло, с ужасом ахнул, пролепетал: «Ах, как мне стыдно, я сейчас, сейчас», – схватил столовую ложку и принялся жадно пожирать рыжевато-коричневую массу. Его завтрак был прерван шумом рвотных масс. Вечером сосед переехал к родственникам.
Следующий сосед был национальным кадром-целевиком, по-русски говорил с трудом и не мылся. Как зло шутил Руслан, дома-то он воду только в кружке видел, а уж поливать себя водой – глупость несусветная. Такого соседа кабачковой икрой было не пронять – не взяло бы и настоящее дерьмо.
Зато у Руслана были друзья. Его, как и его мать, в общежитии любили. Все, кроме суки Зульфии. Но о ней позже. Друзья приходили в количестве десяти человек, садились кружком на полу и кто-нибудь говорил:
– Что-то у нашего мальчика штаны грязные. Мне прямо-таки стыдно за него.
– Угу. – И штаны летели в окно.
– Что-то у нашего мальчика будильник сегодня не звонил.
– Не звонил. Он же может в школу проспать! – Будильник летел за штанами.
Уставши по кругу собирать вещи, мальчик ушел к землякам.
Третьего салагу привела мамаша, карикатурного вида еврейка из Тирасполя. За ней плелся юноша в шортах и очках. Из шорт торчали белые, густо волосатые ноги. Рот юноши был приоткрыт. Он поминутно поправлял сползавшие на нос очки. При взгляде на мамашу было понятно, что повышенная шерстистость у них семейная: над ее верхней губой степными ковылями серебрились внушительные усы.
Мамаша огляделась, гневно посмотрела на полуголого Руслана, развалившегося на кровати с сигаретой, и скомандовала:
– Так! Это переставить, кровать подвинуть и в комнате не курить – у моего Левушки астма!
– Астма? – заинтересованно переспросил Руслан и картинно выпустил дым ей в физиономию. – Это очень, очень хорошо!
– Да я сейчас пойду к начальству! – Мамаша грозно наставила на Руслана бюст, похожий на кассовый аппарат.
– Иди-иди, милая, я с ним сплю. – Руслан зевнул и потянулся. – Вот прямо на этой кровати и сплю. – Он похлопал скрипучий матрас ладонью. Из матраса вылетел клуб пыли. Мальчик чихнул.
– Пойдем, Левушка. – Побледневшая матушка крепко сжала ладонь отпрыска и потащила его к двери.
Последней жертвой стал быковатого вида Михась.
– Надо выпить за новоселье, – сказал он и достал бутылку дешевой водки.
– Надо, – согласился Руслан и нащупал в кармане ампулу с галоперидолом.
Проснулся Михась со страшной головной болью. Разбудил его многоголосый хохот. Над ним стояли соседи по этажу и, сгибаясь пополам от смеха, показывали на него пальцем. Штаны вместе с трусами у Михася были спущены до колен, а из задницы свисал презерватив: Руслан запихал его туда, предварительно для достоверности в презерватив наплевав. Сам Руслан на всякий случай на пару дней из общежития смылся.
Больше уплотнить его не пытались.
Обустроив быт, Руслан немедленно захотел подвигов. Он позвонил питерской кузине, с которой вместе ездил в пионерский лагерь. Кузина в отрочестве была председателем совета дружины и очень жалела о распаде пионерии.
