Илья Масодов - Школа 1-4
— Здорово, — харкает сидящим Мохнатый, садится на порог избушки и пробует кусок сушёной рыбы. — Тьфу, горькотища.
— Это ты зря, Мохнатый, — по-попьему протяжно и окая возражает мешок. Хороша рыбица. А где девчонку взяли?
— У города поймали. Я говорил сразу пристрелить, да Сова судить её хочет.
— Правильно, — дурноватым голосом вступает Репа. — Без суда никак нельзя. А что, если она не виновата? — и он улыбается, обнажая редкие, тупые, как у всех идиотов, зубы.
— Виновата, тварь, — сипит Сова и бережно беря Соню за волосы, распускает ремни на её руках. — Раздевайся, фашисткая гнида, будем тебя спичками пытать.
— Будем тебе в уши проволку засовывать, — радуется Репа. — Всё расскажешь, по-немецки заговоришь.
— А зачем меня пытать, — говорит Соня. — Я и так всё расскажу. Я знаю, где у фашистов склады с бактериологическим оружием расположены. А по-немецки я говорить не умею, потому что я в школе двоечница.
— С каким оружием? — непонимающе хрипобулькает Мешок.
— Фашисты новое оружие изобрели, — терпеливо объясняет Соня. бактериологическое. От него человек болезнями разными заражается. Холерой или свинкой какой-нибудь. Фашисты это оружие в снаряды запаковывают, из которых потом зараза выползает.
— Ох ты ж мать честная, — отмахивается Мешок, и в брюхе его некоторое время работает маленький водоворот, после чего он громко отрыгивает.
— А ты, гадина, откуда всё это знаешь? — подозрительно сипит Сова.
— Мы это в школе учим, чтобы привыкать к фашистскому образу ведения войны. А самих нас как фашистских детей с детства от всех этих страшных болезней уже привили. Если хотите, я вас на заразные склады проведу, где бактерии в ваннах кишат.
— Не верю я ей, — кривясь, говорит Мохнатый. — Врёт она всё.
— Да, дело это тухлое, — соглашается Сова. — А может и вобще ловушка.
— Точно ловушка, — радуется Мохнатый. — Хитро придумано, — даже с некоторым восхищением перед фашистским замыслом, он с силой плюёт в землю.
— Ну почему, почему вы мне не верите, — начинает плакать Соня, лицо её опухает, из глаз льются слёзы, она трёт кулачками глаза и всхлипывает.
Сова крепко держит Соню за локти, пока Репа снимает с неё одежду. Потом они укладывают её спиной на сырой грунт и, привалив Соню тяжестью своего тела, Сова начинает жечь её спичками. Огонь вспыхивает, озаряя звероподобные лица партизан. Соня рвётся и кричит, как резаная. Мохнатый вытягивает из штанов ремень и бьёт сверху Соню бляхой, с оттяжкой, целясь по печени. Соне очень больно, и она надрывно ревёт, пытаясь защититься ногами. Потом партизаны отдыхают и грызут рыбу, стреножив Соню ремнём Мохнатого. Капли дождя шипят о спичечные ожоги на её теле. Живот покрыт кровящимися синяками и сечёными порезами, оставленными бляхой ремня. Лицо Сони безобразно от непрестанного плача.
— Ну что, скажешь, фашистская гадина? Скажешь правду? — склоняется над ней Сова. Речь со свистом вырывается из его глотки, как пар из-под крышки кастрюли. Он распускает ремень и Соня пытается закрыть руками лицо, но он крепко сжимает ей запястья.
Соня часто кивает головой.
— Я вам правду сказала, — ноет она, давясь слезами. — Я больше ничего не знаю.
— Давай ей проволоку в ухо засунем, — предлагает Репа. — Или в нос.
— Дело говоришь, — снова налегает на Соню Сова. Соня дёргает головой, но партизан железной рукой хватает её за подбородок и суёт ей проволоку в нос. — Отвечай, гадина, — надсадно шипит от Соне.
— Глубже, — взвизгивает Репа. — Глубже засовывай!
Соня вопит во весь голос, чувствуя холодную морось дождя на нёбе и кровь, заливающую горло. Сова вынимает проволоку и аккуратно, как зубной врач, поворачивает голову Сони набок, чтобы совать в ухо. Из носа Сони течёт кровь.
В этот момент из леса появляется Таня, прижимающая к груди маленький домик с дыркой вместо двери.
История Тани после её расставания с Соней проста. Едва увидев партизан, она со всех ног бросилась бежать, и из четырёх выстрелов Мохнатого только один достиг цели, попав ей в спину между лопаток. Залегши в кустарнике, Таня выковыряла пулю острым сучком и вернулась к месту нападения. Ни Сони, ни партизан там уже не было, только шуршал дождь и матово светился на дереве полусгнивший скворешник. Вколачивая свою железную левую руку, как коготь, в ствол, Таня взобралась наверх и вырвала скворешник вместе со ржавыми гвоздями из мокрой огнившей коры. Скворешник был очень старый и дощечки, составлявшие его крышу перекосились и повынимали гвозди из стенок. Несмотря на любопытство и голод, Таня не решилась вскрыть скворешник, из которого торчали остатки старого гнезда и сильно воняло падалью, а просто понесла его по сониным следам. Наблюдая из кустов за муками подруги, Таня испугалась, что Соня погибнет от проволоки в ухе и решилась выйти. Она верила, что в сворешнике действительно находится страшный талисман, и если его выпустить на свободу, произойдёт какая-нибудь страшная вещь, которая, может быть, поможет Соне. Поэтому, когда Мохнатый и Репа взяли её на прицел, Таня просто с размаху хряпнула скворешник о находившийся у её ног пень, и он разлетелся на куски. Но на пне Таня не увидела ничего, кроме дощечек, какого-то мусора и кусков развалившегося гнезда, сплетённого из прутиков, птичьих перьев и звериных волос.
Партизаны с удивлением смотрят на девочку с железной рукой, разбившей о пень скворешник. Сквозь шуршание капель слышится сдавленное рыдание Сони и глухое урчание в животе Мешка. Сова тяжело поднимается с измученного тела девочки, всё ещё держа в пальцах кровавый кусок проволоки. И тогда все чувствуют ужасный смрад, такой смрад, будто по всему лесу лежат разлагающиеся туши слонов.
Соня, лежащая на спине и потому обращённая глазами к небу, первой замечает Его. Он высотой метров сто и звезда на его будёновке сияет, как на башне кремля. Вдоль шеи Его чёрной лошади, стоящей по колено в ночных деревьях, длинными языками пылает огненная грива. Соня видит огромные и посиневшие босые ноги, опущенные в стремена и сотни человеческих черепов, украшающих сбрую. Соня видит седло из кожи убитого ангела и выцветшую гимнастёрку, обожжённую ударами молний. Она видит, как Он поднимает огненную саблю, горящий тополь.
— Нет! — орёт Соня, но удар секущего пламени уже обрушился через тёмные кроны деревьев на мокрый берег, сметая всё на своём пути. Стволы рушатся, вершины их опадают, объятые хрустящим пламенем от негасимого жара красноармейского клинка. Волна огня сметает несчастную Таню и проносит её по воздуху, как воспламенившегося от свечки мотылька. Она не успевает даже крикнуть и исчезает бесследно, внезапно угаснув, будто клочок пустой салютной ракеты.
Бешено взвыв, партизаны бросаются бежать, на ходу сдирая с себя одежду и превращаясь в волков. Не бежит только Мешок, который слишком толст для бегства, вместо этого он очаянно садит по уже выпрямившемуся в седле красноармейцу из автомата. Пули алыми шипящими трассами тянутся в чёрную высоту. Страж длинно замахивается как-то из-за спины, и следующий удар огненной сабли, лишая мимоходом Мешка взвизгнувшей головы, сметает с избушки часть крыши и проходит низко над рекой, задевая вихрем жаркого пламени воду. Избушка вспыхивает, словно спичечный коробок, оставшийся кусок крыши треща рушится внутрь, и от реки поднимается ввысь полоса густого тумана. Стоящее на огненном фоне безглавое тело толстого партизана, выбрасывающее шеей фонтан бурой крови навстречу струям дождя, как гусь, которому только что отрубили голову, рассеивает последние патроны в небе, где их уже никому не найти, и тяжело валится назад только когда автомат уже злобно клацает зубом по пустоте.
Остальные оборотни, озираясь, несутся вдоль берега реки, но огромный всадник медленной рысью нагоняет их, и они резко поворачивают и бросаются в воду. В призрачном огне горящей избушки уже трудно идентифицировать их полузвериные личности, остервенело ныряющие под воду в жажде достичь другого берега. Лошадь стража с неконским хрипом осторожно ступает в воду и, налегая всем телом, красноармеец однократно бьёт саблей по воде. Река вскипает, испаряясь на своём медленном ходу, захлёбывающиеся волкодлаки стремятся вглубь, но дохнут, так не достигнув желанной прохлады донного ила, от хлынувшего им в глотки кипятка. Когда пар редеет, становятся видны их раздувшиеся вываренные трупы, несомые течением на север.
Пока идёт расправа, Соня, харкая затекающей в носоглотку кровью, ползёт на спине к пню, толкаясь ногами по мокрой земле. От боли в животе она почти ничего не соображает, ею движет единственное желание: увидеть перед смертью страшный талисман. Но когда чёрная статуя всадника закрывает над ней чёрное небо, Соня прекращает ползти и тихо, без истерики, плачет от бессилия и напрасности своей судьбы. Всё с самого начала было напрасно. Ей никогда было не одолеть Его.