Капля крови в снегу. Стихотворения 1942-1944 - Геннадий Самойлович Гор
Рука, нога, дарот.
Ещё беременный живот,
Да крик зловещий в животе,
Да сын иль дочь, что не родятся.
И не поднять мне рук и ног,
Не унести. Она лежит и я лежу.
Она не спит няне сплю.
И друг на друга мы глядим
И ждём.
Я жду, когда пойдёт трамвай,
Придёт весна, придёт трава,
Нас унесут и похоронят.
И буду лживый и живой
В могиле с мёртвою женой
Вдвоём, втроём и на полу не будет книг.
Не будет лампы. Но буду думать я —
Где ты? И что такое тут лежит?
Чья рука? Чья нога? Моя? Твоя?
И буду лживый и живой
В могиле с милою женой.
Вдвоём мы будем как сейчас.
В квартире тускло. Я сижу.
Гляжу на мёртвую жену.
Нога в могиле. А рукою
Она не трогает меня. Рука в раю
И взгляд угас. И рот уже отъели крысы.
Но вот нешумною рекою
Потекли. И снится лето. Я с женою
Вдвоём, втроём течём
Бежим, струимся. Но входит дворник.
Нас несут в подвал. И я кричу:
– Живой! Живой!
Но мне не верят. А жены уж нет.
Давно растаял рот. Скелет
И я вдвоём, втроём течём, несёмся.
И нет квартиры.
Лишь лампа гаснет, то горит,
Да дворник спит не умолкая.
<Июль> 1942
20. «Завяли глаза у девчонок и руки намокли…»
Завяли глаза у девчонок и руки намокли,
И ноги завязли, завяли глаза.
И груди не тронет рука. Руки умолкли.
И солью стала вода, крапивой слеза.
И рот уже не поёт молодой и открытый.
И реки умрут, но не так, а уснут в берегах.
Ребёнок заплачет в мёртвых руках
И друг рассмеётся забытый, зарытый,
Успев стать отцом, но мужем не став.
И друг рассмеётся зарытый, не зная
Где ноги твои, что ласкал, не устав,
Где руки твои, свои руки ломая.
Завяли глаза и руки засохли давно.
<Июль> 1942
21. «И Гоголь уже не течёт, не стремится рекою…»
И Гоголь уже не течёт, не стремится рекою,
Где Плюшкина племя посеяно птичьей рукой.
Вот Ганс Кюхельгартен с верёвкой
Повесит меня и тебя и жену.
Вот Ганс Кюхельгартен, обнявшись с воровкой
Ножом в животе, пилой по ноге, ногами на мне.
Вот Ганс Кюхельгартен и ведьмы.
И Гиммлер дремучий с трескучей губою,
И сон уже тут петухом в глубине,
Где Гоголь уже не течёт,
Где Гоголь уже не течёт.
И плач Достоевского, где Старая Русса таится,
Где Ловать по-русски стремится,
Где Гоголь уже не течёт.
Гоголь! Чудовище милое, сказка
С глазами уставшими, полночь!
Не надо! Теки. Уже можно.
Теки и беги, и стремись и разлейся
И Ганс Кюхельгартен рассмейся
С червями во рту и с железом в глазницах,
С землею в груди и с травой в бороде.
<Июль 1942>
22. Гоголь и Пушкин
Вот Гоголь сидит.
Вот Пушкин идёт.
Олень выбегает из леса.
И детское солнце вприпрыжку.
А няня завязла в снегу.
Вот Пушкин сидит.
Вот Гоголь идёт.
А няня стала водою
И с гор потекла.
Плавают утки, ныряя.
Гуси, вытянув шею, летят.
Вот Гоголь сидит.
Вот Пушкин идёт.
И няня стала оленем.
То выбежит из лесу,
То снова растает, как звук.
И слушает Гоголь
Как утро и Пушкин играют на дудке.
Август 1942
23. «Лес мне руку подаёт…»
Лес мне руку подаёт,
Лес мне открывает двери.
Вот и сени. Сени – сон.
В окна смотрят гости-звери.
А хозяин кислый сом
Рыба с головою дамы
То вильнёт бедром, намаслен
То укусит без обмана,
То ударит, то пихнёт
То поджарит с луком в масле.
А хозяин сонный сом,
Вот уж душу прячет в жмурки,
А хозяин скользкий сон
В уши, в нос храпит в затылке.
Август 1942
24. Речка
Девочкасветлая, речка, окно.
Девочку вижу я, небо и ветер.
Девочка-липа, свечка в лесу,
Девочка, глаз мой, прыжок на весу.
Девочка, прорубь, ветер на ветке,
Девочка-дождик, об воду вода
Девчонкой об камни, струится, течёт,
Рукою то машет, то ножкою пляшет,
То бьётся об камни, о берег сечёт.
То окна текут по камням, то ветер,
То ветви струятся.
Девочка-липа, нас срубят
И окна доскою забьют,
Колодец засыплют и речку убьют
Девочка светлая, речка шалунья,
Липа ночная с ветвями в грозе
Руками об камни, толкая по мне
Спешит и не может, бежит, не бежит
Об берег поплачет, об лес позвенит
То вовсе умолкнет, то в сердце гремит.
1942
25. Мельник Федя
Филин ухнул и погас.
Мельник Федя дочку спас.
Заяц прыгнул мне в стихи.
Конь заржал в последней строчке.
Закричали петухи.
День простил мои грехи.
И поставил в речке точку.
1942
26. Ласточка
Ласточка залетела в глаза мне.
Качается липа тяжёлые ветви развеся.
Речка неглупая смотрит прозрачно.
Белка летит и хочет упасть.
Ласточка залетела в глаза мне
И бьётся, не может, не вылететь ей.
А в речке неглупой охотится щука
За окунем. И небо широко высоко,
Но ласточки нет. Она бьётся в сердце у нас.
1942
27. «Гиляк, обнявшись с морем…»
