StEll Ir - Ночной Полёт. Огнеплавкая лель
Она посмотрела разорванной в навсегда улыбкой в его горящее сердце и так умерла, как не умирал, наверное, ещё никто.
***Зачем вы, маленькие, тревожите мой сон. Зачем вы зачем-то всегда убиваете его, а потом ещё плачете. Как какие-то глупые совсем непослушные игрушки. Ну что он вам сделал? Сидит вон и греется, а вы ещё ток по полу зачем-то пропустили. Как будто ему бывает когда-то холодно. Любимый!
***Подобно огню нарождающаяся и нарождающаяся всё вновь в нас совесть. Мы не простим такой радости. Ты посмотрел бы на её последствия! Вам смешно, а нам хоронить. А кровь свёрнута в аккуратные комки и уходит от нас в землю. Когда она обернётся совсем в мёд станет просто невмочь и мы тогда убьём тебя - убийца…
Хоть мы и отряды отважных обезумевших в подвиге войны с тобой котят. Нас так не возьмёшь и мы знаем все твои уловки и страшно хитрые щелки твоих кармашков и глаз. Нас не проведёшь больше и мы сейчас по настоящему уже будем играть с тобой в крестики-нолики. Нас не обхитришь ты больше, на вот тебе - твой, как всегда, крестик!
Мы отряды обиженных на тебя совсем совсем котят. Ты зачем в прошлый раз умирал, а не умер совсем? Мы убьём убьём убьём тебя по настоящему! Чтобы знал, чтобы знал, чтобы знал!
***Вот и получилось детская мечта стать наконец-то волшебником. Сполна…
***Плавает, плавает сердечко в крови, не бойся больше, моя родная, любви, на каждой капельке частичка тебя и немного убитых ни за что ни про что, потому что они умели на один раз в жизни взлетать!
И зверята тихие притаились и сидят тихо в ушки хлопают и глядят… Как щекотно умирать понимать хотят… как оно бывает умереть от любви в лужах своей радости и крови… никому не нужные по ушки в неземном… и ещё думают глупенькие при этом выжить… да куда же тут выжить когда после этого и не мил белый свет! Откуда в вас такая нелепая невытекаемость? Ведь по полям уже нет травы и ещё никогда не будет больше уже солнышка. По карманам ладошки в попах катяшки, по глазам слезинки по в сердечках тоски… И из окошка смотрит каждому в глазки добрая смерть - кто у вас маленькие тут лучше всех?
Он не сможет рисовать - ему отрубили кисти рук… Но он отважный убийца и тогда он сможет убивать сердцем… И они не будут у него плакать, потому что они будут - мёртвые. Добрые и неповторимо мёртвые. И боль будет вгрызаться хоть никому этого и не хочется. А он будет совсем не такой, совсем-совсем не такой и от боли бледный и с вывихнутым плечиком у бедного кузнечика. Из этого будет кап-кап капать струйкою навывевсех жисть. И от боли позолоченные сердца надрывом по нём и по коленки в царапинках и крови и в пароксизме наслаждения обглоданные по самы свои донышки они будут здесь.
***А она улыбалась там только на небе и говорила тихо тихо неслышно и очень очень далеко - не бойся маленький ведь всё всё пройдёт… она его теперь и раньше и всегда любила по единственному и всегда только в него одного и верила.
***Мы же думали он гений, а он злющий бармалей. Он нас ест как маленьких маленьких детей. У него за поясом ножик и любовь и он всех нас изувечивает своей этой беспощадной любовью и мы не можем, не можем, не можем от него никогда убежать! Мы не бояки, мы убьём его и он будет знать!
Он ходит каждую ночь и наверно крадётся. Мы спим беззащитные, а он беспокоит и убивает, наверное, нас, потому из тех кто встречался с ним ещё никто не возвращался назад. Мы не боимся, мы впоймали его и он будет теперь знать. Мы всё ему вспомним. И сделаем из него такие же злости, какие он оставлял от нас к утру. Чтобы знал!
У нас небо красное-красное. Мы засунем его в его небо, чтобы он не тревожил нас по ночам. Чтобы знал, чтобы знал, чтобы знал!
***В нас живёт такое больно, что на всех на вас довольно. Мы от крика не свои. Судья, у нас есть судья и он сейчас наделает с ним!
***Он придёт в надежде вере и любви и тогда будет хорошо. Тогда мы сможем наконец надрезать ему краешек сердца, чтобы из него побил ручеёк. Ручеёк его драгоценной так нужной нам крови. Он окрасит небо наше в чудеса и с ним не сравнимы будет потери всех наших прошлых и будущих войн. К ручейку крови мы припадём и будем пить специально для этого красными губками. И он не будет не будет стонать. Потому что мы будем слушаться и всегда будем хорошие. Он будет смеяться как всегда и будет так счастлив, что на небе перевернётся в гробу его единственный и неповторимый папка.
Погоди, попей немножко, и упрыгаешь в окошко. С ним опасно и совсем нелегко, с ним и кровка свернётся как молоко. На волшебной сыворотке мы настоим мёд и нас уже точно он не возьмёт. Мы будем выжгем ему глаза и будем танцевать прямо у него перед невидящим нас лицом. А он такой смешной не сможет увидеть и забирать нас. И мы так будем радые, что он будет даже спотыкаться чуть-чуть без совсем поводыря. Он будет грустный что не найдёт нас а мы будем смеяться. И прыгать и прыгать и прыгать вокруг. Мы покажем ему ёлочку! Как колол он нас когда мы были маленькие острыми солнечными своими глупыми лучиками и как заставлял пить тёплое ненужное нам молоко. И не давал любимую нашу кровь. В стаканчиках и просто так не давал. Жадина. А мы говорили ему! Мы говорили ему - дай, дай, а он не давал, не давал, не давал! И пусть теперь ползает, потому что мы отрежем ему руки, чтобы он не мог нас ловить и ноги, чтобы гоняться! И ротик мы ему забьём глиной и ржой, потому что, чтобы он на нас не кричал. Потому что ему и так хорошо и пусть себе ползает! Мы теперь совсем будем хорошие и не надо не надо не надо нас ловить и наказывать… Мы не боимся совсем, мы не боимся и не прячемся и тыкаем острыми в грудь ему колышками. Чтобы знал, чтобы знал, чтобы знал!
А ушки мы ему залепим пластилином и проткнём острыми факировскими иголочками и посмотрим, не лопнет он как шарик или что. Мы совсем ведь не боимся его. Пусть не слушает и знает пускай. А чего он нас придумал и мучил и мучил и мучил всегда!
И заставлял нас прыгать на одной ножке в классики, а мы хотели, мы всегда хотели быть мёртвыми. Чтобы нас не трогал никто. Чтобы нас не трогал он!
А как он брал нас за одну и другую ножку и разрывал напополам в муках его невыносимой несносной гадской любви! Это он придумал специально, чтобы нам побольней всегда было, сердца! Мы выкинем его сердца на хуй! Мы болеем от них… Нам от них так больно, что ни один изувер не выдумает как. Мы ему, сволочи, отомстим! Мы в него запихаем его все сердца. Мы забьём ему их скопом больно в глотку, чтобы он выдохнул! Да. Конечно. Мы знаем. Он не выдохнет. Но мы его сраной любви противопоставим такую звериную ненависть, что он сам будет захлёбываться в муках и выдумывать себе смерти…
***С обрыва можно упасть, а можно взлететь, не боись, маленький, падать, рано или поздно всё равно мы с тобой стартанём!
***Совсем не обижайтесь, маленькие мои, плакающие котёнки, но это уже не термометр в моих руках, это скальпель…
Стало очень ласково, очень мило, очень хорошо и по полянке пополз ядовитый, лакомый про запас, запах разложения. Никто не хотел поверить в возможность такой смерти и тогда он терпеливо убеждал каждого по руки по клик по за кинь по застежь у каждого в разарванном неправильном горле. Чтобы ни хуя не выжить из них выкатывались на полянку смешные катяшки и кишки. Они не понимают, не понимают, не понимают! Они же так и не понимают и дохнут, и дохнут, и дохнут. А он кровью выводил ни нахуя на стенах ненужные им формулы столь непригодной охуенной любви и надкусывал им костоньки надбровных дуг и останки истлевающих гадостей. И у него уже не было терпения больше их хоронить, он их бросал на полях боёв ненужными, никчёмным мусором его неполучившегося вывихнувшегося за рамки добра мира. Он мешал их кровь со своею и пил, от радости забывая слово, коктейль никогда больше не взойдущих трав над ними ни хуя же никчёмными. Они не всегда успевали плакать. Они просто стыли как гада в ужасе и пиздец разрывал их на части… Он ни капельки их не любил! И думал только про себя и успевал бормотать себе под нос …ёбаный в рот, ёбаный рот, ёбаный рот…
Смотрел внимательно в их окровавленные мёртвые в уже глаза и пытался хоть в мёртвых же уже в них увидеть - хуев этот ни на хуй свет вечной истины… А они казали и казали ему оторванные свои языки и дохли целыми стаями лишь бы не сгодиться не сгодиться бы не сгодится ему!!!
От обрывков верёвок склизь и тошнота и за вами радость и за всеми за всеми за всеми … да что же это за хуйня такая на самую нервную на самую маленькую суть?!!! Блядь… в сторону смотришь, а там невозможно дышать, в глаза летит пыль и ветер вгоняет только в гроб всегда всех в гробы и никого …никогда!… в небо…!!! Мы от боли забудем про тебя и ты, скот, нам за это заплатишь! Да срал он на эти ваши предостережения! У него хуева гора и мания непререкаемого величия! Он тошнит и рвёт ежечасно вашей на страхе любовью. Вашей ласковой изощрённо пропитанной хлороформом и напитанной сладостью дохлятины страшного разложения любовью. Вы умудрились ухуярить её, единственную, и теперь терпеливо и восторженно как никто наслаждаетесь сахаром сладкого запаха её разлагающегося трупа. Дохлая любовь вам в подарок! Ненужным солнцем в удел радость от пожирания зноя и гавна! А по ямам прячутся от неё кусочки…
