Владимир Козлов - Варшава
Останавливаемся у «ночника». На крыльце, под светящейся вывеской «Круглосуточный магазин Эрудит» стоят два алкаша. Бык вытаскивает кошелек, дает им по купюре. Рядом, над бывшим промтоварным, – свежая вывеска «Ночной клуб». На тротуаре припаркован черный «БМВ».
Бык выходит из магазина с бутылкой коньяка и коробкой конфет, садится в машину.
– Все-таки, к девушке еду – без ничего несолидно, да?
Он подмигивает мне.
Народ толпится на перроне. В вагоны еще не пускают. Я ставлю сумку на асфальт.
Проводница в синей шинели открывает дверь, вытирает тряпкой поручень. Люди, толкая друг друга, подвигаются ближе к дверям.
Проводница спускается вниз. Длинноволосый пацан с сумкой рвется мимо нее в вагон.
Проводница орет:
– Куда?! Ну-ка назад, все успеете. Приготовили билеты.
– Какие билеты? Общий же вагон, – говорит усатый мужик.
– Кому сказала? Все приготовили билеты!
Заскакиваю в вагон. Вторые полки уже заняты.
Я ставлю сумку на свободную третью, снимаю ботинки, залезаю. Пространства мало. Я кладу куртку под голову, поворачиваюсь к стене.
***– Поднимаемся! Все поднимаемся! – орет проводница. – Санитарная зона, закрываю туалет. Кто не успел – тот опоздал. В шесть ноль-две прибываем.
Открываю глаза, смотрю на пыльную лампу дневного света. На третьей полке напротив – чьи-то ботинки с коркой высохшей грязи.
Спрыгиваю вниз, влезаю в ботинки, завязываю шнурки. На нижней полке спит, подложив под голову сумку, старуха в пуховом платке. Заспанная девушка расчесывает гребнем волосы. Наверху храпит мужик в драных носках.
Сажусь рядом с девушкой. За окном темно, мелькают огни. Мужик ворочается, трет глаза. Старуха роется в сумке.
Поезд едет по пригороду, мимо цехов и бетонных заборов. У девушки – длинные светлые волосы и пухлые губы.
Вокзал. Поезд останавливается. Пассажиры скапливаются в проходе. Девушка поднимает полку, достает сумку.
Я спрашиваю:
– Тебе помочь?
– Помоги.
Ее сумка – тяжелее моей. Мы медленно двигаемся к выходу.
Она спрашивает:
– Ты тоже здесь учишься?
– Да. В инязе. А ты?
– В пединституте. На первом.
– И я на первом. А как тебя зовут?
– Таня.
– А я – Вова.
– Очень приятно.
– Мне тоже.
На ступеньках перехода, у выхода в город стоят таксисты.
Один спрашивает:
– Куда ехать, ребята?
– Никуда, – отвечает Таня.
– Что, так и будем жить на вокзале?
– Ага.
Под табло расписания бабки продают пиво. Возле них толпятся мужики.
Я спрашиваю Таню:
– Ты в общаге живешь?
– Да. А ты?
– У нас первому курсу общагу не дают – я снимаю комнату. А можно тебя проводить?
– Хорошо, проводи. У нас обычно тоже первый курс в общежитие не селят – говорят, это «маленький вертеп». Но я все равно пошла в деканат и добилась.
– И как?
– Что «как»?
– В смысле, в общаге?
– Более-менее. По крайней мере, не скучно – лучше, чем у какой-нибудь тупой старухи.
Светает. Дворничиха метет тротуар. В мусорном баке копошится кот. Впереди – три одинаковых серых пятиэтажки.
– Вот наши общежития. Мое – номер два, посредине.
У входа курит девушка в куртке поверх халата, с голыми ногами. Таня кивает ей.
Девушка спрашивает:
– Из дома?
– Ага.
Таня забирает у меня сумку.
– Ну, спасибо, что помог.
Мы молчим, смотрим друг на друга. На голом дереве каркает ворона.
– Заходи как-нибудь в гости. Комната пятьсот два.
– Спасибо. Пока.
– Пока.
Я поворачиваюсь. Хлопает дверь на пружине.
***Захожу в «комок» у иняза. На стене развешены кофты и куртки из кожзаменителя. В стеклянной витрине – лезвия «Snick», «сникерсы», видеокассеты «SKC». Аудиокассет нет.
За прилавком – коротко стриженный чувак со свежим розовым шрамом над бровью. Я спрашиваю:
– Аудиокассеты нужны?
– Покажи.
Я достаю одну кассету из сумки, кладу на прилавок.
– Сколько за штуку?
– Пятьдесят. На руки.
– Ну, оставь штук десять… Деньги – когда продадутся.
– А квитанцию?
– Какую квитанцию? Что, я тебя обманывать буду?
В магазин заходят два мента.
Один говорит продавцу:
– Накладные.
Продавец достает из-под прилавка картонную папку, открывает. Мент берет бумажку.
– Так, лезвия… Цена – сто пятьдесят рублей. А почему на витрине по сто семьдесят?
Продавец пожимает плечами.
– Ты мне под дурачка не играй, ясно? Раз здесь работаешь – значит, должен знать. До хера зарабатывать хотите, спекулянты хуевы.
Я забираю кассету, иду к выходу.
Магазин «Электроника». Стучу в дверь «Прием на комиссию», заглядываю. За столом – толстая усатая тетка. У стен – коробки от видиков «Shivaki» и телевизоров «Orion».
– На комиссию принимаете?
– Что у тебя?
– Кассеты. Аудио.
– У нас были, сейчас посмотрю, сколько осталось. – Тетка роется в бумагах. – Так, две штуки. Ладно, могу принять. Давай паспорт.
Между проспектом Скорины и Комаровкой через каждые три метра стоят валютчики с картонками «$, DM». Я выбираю худого, в рыжей кожанке.
– Доллары покупаете?
– Сколько у тебя?
– Пять.
– Приму по триста пятнадцать.
К соседнему валютчику подходит невысокий мужик.
Валютчик спрашивает:
– Что интересует?
– Мне б купить долларов…
– Сколько?
– Штук двадцать.
– Двадцать штук баксов?
Валютчики хохочут.
Я сую худому мятую пятерку, он дает мне «зубра», отсчитывает «зайцев» и «белок».
***Захожу в общагу пединститута. На стене – телефон-автомат.
Девушка в халате и шлепанцах говорит в трубку:
– А-а… Все с тобой ясно… Ну так что насчет завтра?
Вахтерша с пуховым платком на плечах кричит:
– Э, парень, ты к кому?
– К Тане, в пятьсот вторую.
– Документ давай.
Я вынимаю из кармана студенческий, отдаю вахтерше и иду к лестнице.
На площадке между вторым и третьим курит чувак в спортивном костюме «Nike». Он смотрит на меня, я отворачиваюсь.
Стучу в дверь пятьсот второй. Открывает Таня в спортивных штанах и синем свитере.
– Привет.
– Привет. Заходи.
Я снимаю куртку, вешаю на крюк, стаскиваю туфли.
У стен – три кровати, застеленные покрывалами.
Таня говорит:
– Садись, гостем будешь.
– Я вроде и так в гости…
– Ну, так говорят обычно.
Сажусь на кровать, Таня – на стул. На столе – открытые учебники и тетради. Над столом – картинки из журналов мод: высокие длинноногие девушки в шмотках и белье.
Таня говорит:
– Ну, что ты мне расскажешь интересного?
– Да так… Ничего особо интересного не происходит. – Я смотрю на свои ноги. К синим махровым носкам налип мусор. – А как твои дела?
Таня приподнимает плечи.
– Скучно. Большой город, а пойти некуда. Сидишь в общаге, как непонятно кто. Нет ни одной нормальной дискотеки, везде колхозники – сначала напьются, потом только смелости хватает пригласить на танец. На него смотреть противно, а он – танцевать.
На ржавой спинке кровати висят белые трусы. По ним бежит таракан.
– Любишь дискотеки?
– Ну да.
– А часто ходишь?
– Не очень. Но надо же куда-то ходить, правильно? Вообще, я здесь поступала, чтоб уехать от родителей, – они меня достали своей опекой. Хотя какая это опека? Ничего дать не могут…
– А что ты хочешь, чтоб они тебе давали?
– Как «что»? Есть родители, которые нормально зарабатывают, все покупают детям. Раз родили, то должны обеспечивать, так ведь?
– А кто твои родители?
– Да никто. Инженеры на «Сельмаше». Завод вот-вот закроется, зарплату два месяца не платят, а они держатся за эту работу, как не знаю за что… Я им говорю – вы бы лучше в Польшу ездили или бизнесом каким занимались, так нет: «У нас образование высшее, зачем надо было учиться, чтобы на базаре стоять». Образование – ерунда, это не ценится сейчас.
– А ты зачем тогда учишься?
– Ну, я уже сказала, чтобы уехать от родителей, – это во-первых. Во-вторых – я школу с серебряной медалью закончила, поступить было несложно, а в-третьих – надо же чем-то заниматься, а то офигеешь от скуки. По крайней мере, учительницей работать не собираюсь. Ни за что.
Я поворачиваюсь к окну, смотрю на окна соседней общаги.
Таня говорит:
– Ладно, что это мы все о грустном? Давай о чем-нибудь интересном поговорим, о музыке, например. Что ты слушаешь?
– Металл, еще – русский рок… «Кино», «Наутилус»…
– А как к российской эстраде относишься?
– Вообще, не очень…
– Ну почему? Есть же много групп и певцов – Богдан Титомир, «Технология»…
– Может, еще и «Ласковый май»?
– А что «Ласковый май»? Мне знаешь, как первый альбом нравился, «Белые розы»? Просто сейчас это уже не модно. Ладно, о вкусах, как говорится, не спорят…
– А где твои соседки?
– Не знаю, вышли куда-то. Они мне не отчитываются.
– Что, плохие отношения?
– Так себе, отношения как отношения. Просто они – дуры колхозные, обе из деревни. Даже по-русски нормально говорить не умеют. «Калидор», «лабалатория»…
