Джек Керуак - Море – мой брат. Одинокий странник (сборник)
Но он уже шесть лет мчался в никуда, облаченный в свою мантию гения, увлеченный молодой пандант с громкими теориями, в потрепанном шмотье, откровенно веря в искусство критики. Никогда не останавливался, дабы оценить что-то, кроме мира. Никогда по-настоящему не обращал внимания на свою жизнь, разве что пользовался своей свободой, дабы поспорить о сущности свободы. Да, таков был Эверхарт, кто одним триумфальным утром, когда снег хлестал в окна, сказал своим студентам, что искусство – это бунт свободы…
Теории! Лекции! Разговоры! Тридцать долларов в неделю; дома по вечерам, пока старик храпит в кресле, проверяешь работы и готовишь конспекты лекций; затем в бар к Джорджу Дэю, учишься на магистра, болтаешь за стаканом пива и язвишь обо всем вокруг; пьесы, концерты, оперы, лекции; на бегу с книгами кричишь «привет!» каждому встречному; дикие вечеринки по выходным со всякими знакомыми; потом воскресенье – «Таймс», эти вкусные сестрины обеды, споры за столом с ее мужем, владельцем радиомагазина, будь проклята его чопорная шкура, и кино с Сонни вечером в «Немо», где толпы студентов Колумбийского колледжа швыряют что попало с балкона. Потом снова утро понедельника, занятия, по-быстрому пообедать в бутербродной, днем торчишь в библиотеке, читаешь, перехватишь стаканчик пива перед ужином, лекция Огдэна Нэша в театре Макмиллина в восемь тридцать. Затем обратно в бар выпить пивка, долгие дискуссии с парнями – Дэем, Пёрселлом, Фицджеральдом, Гобелом, Алленом… самой пьяной компашкой псевдоученых, какую ему только доводилось видеть, – и наконец, домой, к умирающему старому отцу, назойливой сестре, доморощенному юмористу-зятю, шумному младшему брату и уродскому пуделю.
Бах! Затем Эверхарт отбывает ко сну, кладет очки в роговой оправе на комод, вытягивает коротенькое тельце в кровати и размышляет, куда, черт возьми, все это ведет!
Ну, сейчас привело вот куда: тридцатидвухлетний, чудаковатый на вид старший преподаватель, которого все в округе добродушно именуют Коротышка. Как дорого обходятся попытки быть скромным! Веди себя как остальные, излучай профессорское достоинство, и тебя станут называть «Уильям» или «профессор Эверхарт». Да пошли они к черту!
Заблудший? Такое поэтичное слово…
– Думаешь пойти в моря? – прервал Уэсли грезы собеседника.
Эверхарт одарил его сердитой гримасой, по-прежнему блуждая мыслями, но в итоге ответил:
– Разве что для разнообразия, да.
– Давай возьмем еще пива, – предложил Уэсли.
Эверхарт засмеялся:
– Нам лучше вернуться, девчонки ждут яйца и нас.
Уэсли пренебрежительно отмахнулся.
Они взяли еще пива и еще. Минут через сорок пять выпили по восемь стаканов крепкого пронзительного эля. Собрались возвращаться. Эверхарта уже решительно пробрало. За завтраком он то и дело рассказывал всем, что уходит в море вместе с Уэсли, повторяя это с ритмичными интервалами. Джордж Дэй, к этому времени уже поднявшийся, завтракал, раздраженно хмурясь, довольно громко чавкая и не замечая остальных.
Эверхарт, от пива развеселившись, шлепнул Джорджа по спине и позвал его с собой в море, в торговый флот. Джордж обратил к нему перекошенное и весьма угрюмое лицо и всем своим суровым видом, отягощенным усталостью тела, дал понять, что не расположен.
Джинджер вытащила тост из гриля и засмеялась:
– У тебя сегодня утром нет занятий, Джорджи?
Дэй пробормотал что-то похожее на «Античная история Ближнего Востока и Греции».
– Пф! – усмехнулся Эверхарт, размахивая вилкой. – Поехали со мной – и увидишь Ближний Восток.
Джордж, набив рот тостами, коротко хрюкнул и пробормотал:
– Ты ведь не думаешь, Эверхарт, что я взял этот курс, потому что хочу что-то узнать о Ближнем Востоке. Ближний Восток дорог мне, как стакан молока.
– Ха! – крикнул Эверхарт. – Порт-Саид! Александрия! Красное море! Вот он, твой Восток… Я его увижу!
Джордж тихо рыгнул, поразмыслил и извинился.
Полли, сидя на коленях у Уэсли, взъерошила ему волосы и поинтересовалась, нет ли у него сигареты. Пока Уэсли доставал пачку из кармана куртки, девушка куснула его в ухо и тепло туда подышала.
– Хорош, Полли! – хихикнула Джинджер.
После завтрака Джинджер прогнала всех вон и заперла дверь. Надела Джинджер коричневый костюм с простроченными швами и прорезными карманами на жакете, а под него – простую футболку.
– В этом мне сегодня позировать, – рассказала она всем. – Двенадцать девяносто пять. Симпатичный, правда?
– Без излишеств и ляпов, – прокомментировал Эверхарт.
– Можно я возьму его по дешевке? – спросила Полли, шагая под руку с Уэсли. – Узнай, за сколько ты можешь его взять; я дам деньги. Это же просто классика!
Они были на улице. Джордж Дэй, очень высокий и неуклюжий, тащился позади всех, с утра напрочь лишенный достоинства. Полли шла рядом с Уэсли, весело болтая, а Джинджер и Эверхарт говорили обо всем, что в голову взбредет. Джинджер покинула их у метро на 110-й улице.
– Взгляни! – крикнул Джордж, указывая на бар на другой стороне.
Джинджер, уже собираясь перейти дорогу, обернулась:
– Иди на занятия, Дэй!
Она перебежала улицу к метро, и ее элегантные каблучки отщелкали стремительное стаккато.
– Как, – абстрактно заинтересовался Джордж, – женщина с такими ногами может быть столь жестока?
Около 114-й Джордж распрощался, коротко бросив «Пока, ребята», и пошаркал на занятие, сунув руки в карманы.
– Джентльмен и псевдоученый, – заметил Эверхарт.
Девушки в слаксах прогуливались под теплым солнцем, неся теннисные ракетки и баскетбольные мячи, и их разноцветные шевелюры лучились в блеске утра. Уэсли удостоил их откровенным взглядом. Когда одна девушка засвистела, Полли свистнула в ответ. Около табачной лавки высокий кудрявый юноша и другой, пониже и в очках, выразили свое почтение Полли ритмичным свистом в такт ее широкой свободной походке. Полли тоже им свистнула.
Они повернули по 116-й улице к Драйв.
– Я лучше домой, а то тетушка размозжит мне голову, – засмеялась Полли, утыкаясь в лацкан Уэсли.
– Где ты живешь? – спросил Уэсли.
– На Драйв, около дома «Дельта Хи», – ответила она ему. – Слушай, Уэс, а ты теперь куда?
Уэсли повернулся к Эверхарту.
– Он со мной, – сказал тот. – Я домой, оповещу родных. Мне не нужно их разрешение, но хочу удостовериться, что они не против.
– Билл, ты правда идешь в торговый флот? Я думала, ты просто перепил! – смеясь, призналась Полли.
– Почему нет? – рявкнул Эверхарт. – Я хочу на время убраться подальше от этого всего.
– А как же университет? – добавила Полли.
– Не проблема; нужно только попросить отпуск. Я работал шесть лет без продыху, они точно согласятся.
Полли переключилась на Уэсли:
– Ну, Уэс, жду тебя сегодня в шесть вечера – нет, давай в семь, мне нужно сделать маникюр у Мэй. Опять повеселимся. Знаешь какие-нибудь хорошие места? Куда бы нам наведаться?
– Конечно, – улыбнулся Уэсли, – мне всегда фартит в Гарлеме, у меня там друзья, я с ними, бывало, в море ходил.
– Превосходно! – пропела Полли. – Можем пойти туда. Впрочем, сначала хочу в кино, давай в «Парамаунт» на Боба Хоупа[13].
Уэсли пожал плечами:
– Я не против, только я сейчас без гроша.
– А, ерунда, возьму денег у тетушки! – крикнула Полли. – А ты что скажешь, Билл? Хочешь, я позвоню Ив? По-моему, она вечером никуда не собиралась, сегодня же пятница?
– Да, – отрешенно сказал Билл. – Посмотрим насчет вечера, я позвоню. Мне нужно повидаться с деканом Стюартом после обеда, по поводу отпуска.
Лицо Эверхарта, морщась в нерешительности и задумчивости, отвернулось к реке. На корме танкера он различал бельевую веревку, увешанную трусами, и крошечную фигурку позади четырехдюймовой пушки на орудийной башне.
– Я вижу кого-то на танкере, – улыбнулся Билл, указывая на далекое судно на якоре. – Почему он не развлекается на берегу?
Все трое посмотрели вдоль улицы на танкер.
– Ему уже хватило береговой суматохи, – заявил Уэсли странным и тихим голосом.
Эверхарт бросил пытливый взгляд на товарища.
– Уэсли! – скомандовала Полли, – заходи за мной ровно в семь, не забудь! Я буду ждать… – Она отступила, насупившись: – Хорошо?
– Да, – невозмутимо ответил Уэсли.
– Пока, парни! – пропела Полли, зашагав по улице.
– Пока! – сказал Эверхарт, слегка махнув.
– Адьос, – добавил Уэсли.
Полли обернулась и крикнула:
– В семь сегодня!
Билл и Уэсли перешли дорогу, подождав, пока мимо проурчит молочный грузовик.
– Я живу вон там, – сообщил Эверхарт, указывая на Клэрмонт-авеню. – Боже, ну и жарища сегодня!
Уэсли молчал, держа руки в карманах. Элегантный пожилой господин прошел мимо, коротко кивнув Эверхарту.
– Старик Парсонс, – пояснил тот.
Уэсли улыбнулся:
– Будь я проклят!
Эверхарт заехал ему по спине и добродушно усмехнулся, на секунду положив руку на его худое плечо:
