Дэвид Боукер - Как стать плохим

Наверное, Каро стало меня жаль. Когда я собрался уходить, она предложила прогуляться. Мы вышли на улицу, купили воды, орехов и шоколадку. Затем не спеша зашагали вдоль стены ботанического сада Кью, пока не уткнулись в дорожку к Темзе, которая связывает Кью и Ричмонд.

Справа катила темно-зеленые воды река, слева возвышалась ограда ботанического сада. Между дорожкой и забором тянулась канава. Из-за ограды шла труба, по которой в реку стекали нечистоты. Каро запрыгнула на трубу и пошла по ней. Почти перейдя канаву, обернулась ко мне.

— Давай!

— Что ты делаешь?

— А то ты не видишь.

— Лезешь в ботанический сад без билета?

— Поразительно, Холмс!

— Я бы лучше заплатил.

— Не дури. Тут за билеты три шкуры дерут. Чувствуя себя последним оборванцем, я последовал за ней, и мы проникли в сад через дыру в заборе. Вот так Каро и жила: не открывала деверь, не подходила к телефону, ловчила и пряталась от налоговиков и кредиторов.

Мы посидели — глядя на реку, жевали орехи с шоколадом, — затем медленно пошли вдоль череды скамеек. Каждая была посвящена кому-нибудь, кто любил гулять в этом саду. На ум пришла песенка «Все круто» группы «Сирены» — моя любимая.

Куда ни повернусь,Куда я ни пойду,Я вижу тех, кто рай обрелВ том лондонском саду.

Все мужчины и почти все женщины оборачивались на Каро и улыбались. Так же было и когда нам едва исполнилось семнадцать. Другой бы, наверное, загордился от общества столь блистательной особы, я же всегда чувствовал себя не в своей тарелке от внимания, которое выпадало на ее долю. Мне было бы проще, если бы она производила впечатление Лона Чейни в роли Призрака Оперы, а ее истинную красоту мог разглядеть я один.

У сосен возле домика королевы Шарлоты Каро остановилась покормить белок. Пушистые грызуны так привыкли к ней, что ели прямо из рук. Я последовал ее примеру, и вскоре белки брали орехи и у меня. Одна белка соображала довольно туго и каждый раз не успевала схватить орех. Я не оставлял надежду накормить беднягу, присел на корточки и протянул руку. До белки наконец дошло, и она приблизилась ко мне.

— Осторожно! — предупредила меня Каро. — По-моему, у нее с головой не все в порядке.

Я не внял уговорам. Белка обнюхала мою левую руку, затем взялась за большой палец и вонзила в него зубы. Боль была мгновенной и ошеломляющей. Я подскочил и заорал от боли. Грызун висел у меня на пальце, как какое-то идиотское украшение. Через несколько секунд он упал, но эти секунды показались мне такими же длинными, как гитарное соло семидесятых.

Я обернул палец салфеткой. Бумага тут же пропиталась кровью, словно промокашка, и в долю секунды стала красной.

Произошедшее будто парализовало Каро. Она прижала руку ко рту и скрестила ноги. В школе все было так же: проявление жестокости ее возбуждало. Не знаю, часто ли такое бывает. Может, все женщины возбуждаются при виде крови. Может, публичные казни — всего лишь способ испытать оргазм. А что, интересная мысль.

— Не тянешь на Франциска Ассизского, да? — спросила Каро.

Она сняла шарф и перевязала мне палец.

Мы погуляли еще немного, потом зашли выпить кофе в кафе в оранжерее. Большое кафе смахивало на пещеру, по залу отдавался перезвон ножей и посуды. Палец разрывался от боли, но я молчал, боясь сойти за нытика.

— А что с твоими песнями? — поинтересовалась Каро. — Я думала, ты станешь рок-звездой.

— Не смог подобрать подходящих музыкантов, — признался я. — Все кандидаты либо ненавидели мои идеи, либо валялись в постели.

— Значит, теперь тебе двадцать три года, и ты считаешь, что жизнь пошла коту под хвост. Что ж, ты нашел единомышленников.

— Наверное, я взрослею, — сказал я. — Вот включаю телик, вижу какую-нибудь группу и понимаю, что это просто сборище позеров. Не на что смотреть. Все достойные люди умерли. Наверное, последним настоящим рокером был Курт Кобейн.

— Назови-ка пять рок-н-ролльных самоубийств всех времен и народов.

— Хороший вопрос, — кивнул я, не задумываясь. — Несчастные случаи не в счет?

— Не в счет.

— Ну тогда… Пятое место — Брайан Энштайн. Четвертое — Майкл Хатченс. Третье — Иен Кертис. Второе — Ник Дрейк. Ну и первое место — Курт Кобейн.

— О как! — Каро рассмеялась. — Вот тебе еще список.

Она подошла к прилавку, взяла ручку и обрывок бумаги. Села, нацарапала несколько строки передала листок мне. На нем значилось три имени.

1. ОТЕЦ

2. УОРРЕН

3. ИИСУС

— Это еще что? — удивился я.

— Мой личный список, — пояснила Каро. — Список людей, которых ты должен ради меня убить.

Я рассмеялся. Каро сохранила серьезность.

— Ты говоришь, что любишь меня, но едва я прошу о малейшем одолжении, как сразу складываешь лапки. Что это за любовь? Вот Хитклифф пошел бы на убийство ради Кэти?

Я молчал.

— Ты серьезно? — спросил я наконец. — Ты на полном серьезе предлагаешь мне кого-то убить? Убить твоего отца?

Она уверенно кивнула, не отводя прозрачно-голубых глаз от моего лица.

— Вот уж славный киллер! — усмехнулся я, разглядывая покусанную руку. — Даже белка меня победила.

Каро словно и не слышала:

— Я сама не могу, понимаешь, у меня есть мотивы для убийства всех троих. Это ясно как день.

— А мне ясно как день, — перебил я, — что ты не понимаешь, о чем говоришь.

Она уставилась на меня так, как уставились на меня девчонки, когда мне было тринадцать. Тогда я спросил их, что чувствуешь при менструации. В молчании мы проследовали мимо дворца и присели у фонтана. Сколько я себя помню, ни разу не видел, чтобы он работал.

— Почему ты просишь об этом меня? — нарушил я тишину. — Кажется, мы оба пришил к выводу, что я славный малый.

— Поэтому-то ты идеально подходишь на эту роль. Никогда не привлекался. Кто тебя заподозрит?

— Каро, моя жизнь и так не сахар. С какой стати мне садиться в тюрьму ради тебя или кого-либо еще?

— Значит, дело не в том, что они не заслуживают смерти, — презрительно бросила моя спутница. — Ты просто боишься сесть в тюрьму.

— Именно.

— Бесхребетное поведение, не находишь?

— Дело не в трусости, — возразил я. — Дело в здравом смысле. Какой бы оборот ни приняла моя жизнь, мне претит срать и мочиться в ведро под присмотром сокамерника.

— Марк, ты ведь меня хочешь?

— Сама знаешь.

— Я бы стала твоей, — сказала Каро, прижимаясь ко мне. — Я бы стала твоей на те восемнадцать месяцев, которые я тебе должна. Ты сможешь делать со мной что угодно. Так часто, как только захочешь.

Я пристально посмотрел на нее.

— Да ты и впрямь чокнутая.

— Нет. — Она слегка покраснела. — Многие легко назвали бы пяток людей, которым желают смерти. Единственная разница в том, что у них кишка тонка это признать, а у меня нет. Мир — скверное место, Марк. Хорошие люди голодают и мрут, а плохие процветают и богатеют. Думаешь, убийство пары мерзавцев тебе карму подпортит? Не скажи. По-моему, Господь и все его ангелы запоют от радости, если какой-нибудь подонок сдохнет. Ну? Не хочешь порадовать Господа?

— Вряд ли Господа обрадует убийство Иисуса.

Каро даже не улыбнулась.

Кажется, она была разочарована. Впрочем, я тоже. Я-то надеялся, что Каро подросла со школы, научилась хоть капельку сопереживать окружающим. А она осталась той же сучкой, только сиськи отрастила.

Между нами повисла чумная завеса горечи. Мы вышли через Львиные ворота и свернули направо. У дверей своего дома Каро приникла ко мне, поцеловала в губы и пожелала счастья.

Я поехал домой на машине, с трудом продираясь сквозь пробки. На душе у меня было паршиво: как и много раз прежде, я чувствовал, что Каро — неуравновешенная, непредсказуемая девчонка и что вряд ли стоит из-за этого переживать.

Дома за чаем с вареным яйцом я почувствовал, что у меня сводит горло. Я дрожал, хотя было тепло. В ванной я изучал синяки и заметил, что глаза у меня сверкают силой, которую я в себе не чувствовал. Знакомые симптомы.

Я был одержим любовью. Несмотря на то что у Каро напрочь отсутствовали понятия о человеческой доброте (а может, именно поэтому), ни одна женщина не возбуждала меня так, как она. Только вот мне было ясно, что я ни капли не возбуждал ее. Один из тех, с кем она как-то переспала, песчинка в горсти, я не выделялся из множества других ни личными качествами, ни внешностью, ни геройством в постели. Просто мальчик из прошлого, наивный мальчик, который вошел в ее жизнь девственником и покинул ее дрожащим рогоносцем.

Мне следовало успокоиться, и я пошел к Лизе. У нас с Лизой были совершенно тупиковые отношения, поэтому я даже не упомянул о ней в разговоре с Каро. Тупик в отношениях был полностью на моей совести. Лиза, на десять лет старше меня, мать-одиночка, жила в Новом Элтхеме.