Виктор Пелевин - Бэтман Аполло
Я никогда не был собой. Я даже не знал, кто показывает это кино — и кому. И вся моя жизнь прошла в эпицентре этого грандиозного обмана. Она сама была этим обманом. С самой первой минуты.
Но обманом кого?
Я вдруг понял, что этот вопрос безмерен, абсолютно безграничен, что он и есть та пропасть, в которую мы падаем по нескончаемой спирали — и куда я низвергался перед этим всю жизнь. Вопрос был началом и концом всего. Все сущее было попыткой ответа.
Но кто отвечал?
Мне показалось, что я сейчас пойму что-то важное, самое главное — но вместо этого я сообразил, что это просто тот же самый вопрос, пойманный в другой фазе.
Но кто его задавал?
И кому?
Я отшатнулся от открывшегося мне водоворота, от этой головокружительной бесконечности, догоняющей саму себя — и засмеялся. Потому что ничего другого сделать было нельзя. Кроме того, это и правда было очень смешно.
И мой смех сорвал остановившуюся секунду с тормозов.
Я услышал звон разбившегося стекла — и понял, что мы никуда на самом деле не падаем. Мы по-прежнему сидели в комнате Озириса. Мы даже не сходили с места.
По полу катились какие-то железяки из кучи хлама, сброшенной им на пол вместе со скатертью. Разбилась колба старой керосиновой лампы с двумя отражающими друг друга зеркалами, на которой Озирис когда-то объяснял мне работу ума «Б».
— Что это было? — спросил я.
— Ты только что видел Великого Вампира, — ответил Озирис.
— Водоворот? Чудовищный бесконечный водоворот?
— Можно сказать и так. Но если смотреть на него внимательно, видно, что его центр совершенно неподвижен.
— Я не успел, — сказал я. — А почему люди этого не видят?
— Они видят. Просто отфильтровывают.
— В каком смысле?
— В прямом. Человек похож на телевизор, где все программы имеют маркировку «live», но идут в записи. Через небольшую задерживающую петлю. Феномены осознаются только после нее. У сидящих в монтажной комнате достаточно времени, чтобы вырезать что угодно. И что угодно вставить.
— А кто сидит у человека в монтажной комнате?
— Мы, — усмехнулся Озирис. — Кто же еще.
— Но как это можно вырезать в монтажной комнате, если кроме этого вообще ничего нет?
— Вот и видно, Рама, что ты никогда не работал в СМИ.
— А зачем это скрыто от людей? — спросил я. — Ведь если бы они видели все сами, у них не осталось бы ни одного вопроса.
— Именно затем и скрыто, — сказал Озирис. — Чтобы вопросы были. Чтобы их было много. И чтобы человек постоянно производил из них агрегат «М5». Истина скрыта не только от людей, Рама. Она скрыта и от вампиров. Даже от большинства undead. Когда-то давно undead были учениками Великого Вампира. Они погружались в его таинственные глубины в поисках мудрости и выныривали оттуда с ужасом и благоговением. А потом их превратили в загробных кидал, помогающих хозяевам баблоса контролировать халдеев.
— Почему кидал?
— Скоро узнаешь, — вздохнул Озирис.
— А животные? — спросил я. — Они это видят?
— Ни одно из животных никогда не теряло связи с Богом. Любое животное и есть Бог. Один только человек не может про себя этого сказать. Человек — это ум «Б». Абсолют, спрятанный за плотиной из слов. Эта электростанция стоит в каждой человеческой голове. И она очень интересно устроена, Рама. Даже когда люди догадываются, что они просто батарейки матрицы, единственное, что они могут поделать с этой догадкой, это впарить ее самим себе в виде блокбастера…
И Озарис тихонько засмеялся.
— Но ведь это жестоко, — сказал я. — Скрыть от человека главное…
— Не так уж жестоко, как кажется, — ответил Озирис. — Люди уверяют друг друга, что счастливы. Некоторые даже в это верят. Знаешь, на дне океана живут страшные слепые рыбы, которых никто никогда не видел — и которые никогда не видели сами себя? Вот это и есть мы. Единственное из повернутых к нам лиц Великого Вампира сделано из слов.
— Да, — ответил я, — я понял. Но почему тогда я смог его увидеть?
— Его увидел не ты, — сказал Озирис. — Его увидел я во время смерти. Ты при этом только присутствовал. Ты здесь просто, так сказать, свидетель неизбежного, хе-хе.
Информированность Озириса меня не удивила. Но мрачное напоминание о том, почему я сижу в этой комнате, подействовало на меня отрезвляюще.
— Спасибо, — сказал я. — Очень поучительный опыт. Я не понимаю, зачем вам вообще нужен провожатый? Особенно такой, как я. Вы что, не можете сами?
— Сами — это как?
Я вспомнил только что пережитое и горько вздохнул.
— Ну да… Я просто в том смысле говорю, что вы сами кого угодно проводите.
— Это не так, — ответил Озирис. — Я теперь тень. И нуждаюсь в помощи точно так же, как все остальные.
— В какой именно помощи?
— Идем, — сказал Озирис. — Я расскажу по дороге.
Мы встали. Я заметил, что Озирис как-то странно одет. Он был похож на пожилого ретро-плейбоя. На нем были узенькие джинсы и белая вязаная кофта — длинная и с большим капюшоном. Она походила на саван. Мне показалось, что раньше на нем было что-то другое.
— Как вы были одеты, когда я пришел? — спросил я.
— Ты уже не помнишь?
Я отрицательно покачал головой.
— Значит, — сказал Озирис, — я не был одет никак. Вопрос не имеет смысла. То, что ты видишь в лимбо — это лишь эхо твоего любопытства. Говоря по-мышиному, отражение твоего локационного крика. Если ты не задал вопроса, откуда взяться ответу? Вас что, этому не учили?
— Учили, учили, — пробормотал я. — Наверно, это и в жизни так?
— Не совсем, — ответил Озирис. — В жизни мы все время видим ответы на вопросы, заданные кем-то другим. Жизнь — коллективное мероприятие. А в лимбо мы одни… Вернее, ты один.
— Меня здесь вообще ни одного, — отозвался я. — Здесь просто никого нет. Никого и ничего.
— Точно, — сказал Озирис и шагнул к двери. — Но это не повод расслабляться…
— Вообще по правилам дверь следует открывать мне, — сказал я. — Что там?
— Кладбище вампиров, — ответил он и подмигнул. — Ты готов?
Я кивнул — хотя уверен в этом не был.
Озирис потянул дверь на себя.
Хлопнул удар ветра, и мы вдруг оказались в том же самом тумане, сквозь который только что падали. Сквозь него просвечивало что-то похожее на стены огромной шахты. Озирис сразу пошел вперед, и мне пришлось поспешить за ним.
Вскоре туман стал таким густым, что я вообще перестал понимать, где мы. У меня, впрочем, и не было времени глядеть по сторонам — мне все время приходилось следить за Озирисом. Стоило мне отстать на несколько шагов, и я начинал терять его из виду. А подойдя слишком близко, я рисковал налететь на него.
Мы шли довольно долго — может быть, четверть часа или больше. Постепенно становилось светлее — словно сквозь туман пробивалось далекое солнце. Но где оно точно, я сказать не мог — туман был слишком плотным. У земли он вообще сгущался до такой степени, что мне не было видно, куда я ставлю ногу.
Потом под ногами захлюпали невидимые лужи, и мне стало совсем трудно успевать за Озирисом. Он шел все быстрее, и мне приходилось практически бежать вслепую.
— Можно чуть медленнее? — спросил я.
— Нет, — ответил Озирис. — Надо, наоборот, быстрее.
— Я не могу, — сказал я.
— Тогда подожми ноги.
Я вдруг понял, что не слышу его шагов — и вижу впереди только плечи и голову, которые ровно плывут вперед. Я попробовал поджать ноги — и оказалось, что совершенно не нужно было переставлять их по земле.
Теперь я плыл вперед, сжавшись в позе зародыша. Мне стало непонятно, на что опирается мое тело — и я сразу же почувствовал под собой скамью. Я опустил ноги — и они уперлись в доски пола. Пол был так близко, что я смог различить детали.
Это было дно лодки.
Как только я понял это, лодка сразу стала видна — она была темно-серой и ветхой. Озирис сидел через две лавки от меня и смотрел вперед.
Я заметил на дне лодки два ободранных весла.
— Куда мы плывем? — спросил я. — Нам не надо грести?
— Грести здесь бесполезно, — сказал Озирис. — Разве если хочешь согреться.
— Сколько нам плыть?
— Пока не выйдет карма.
— А это долго?
— Надеюсь, что нет. Смотри по сторонам…
Теперь вокруг лодки был виден довольно большой круг воды. Дальше по-прежнему был только туман. Казалось, мы плывем в центре луча какого-то огромного софита.
— Тебе сколько чушек дали? — спросил Озирис.
— Одну, — сказал я.
Озирис обернулся ко мне — и я заметил на его лице изумление.
— Ты шутишь?
— Нет. Сказали, что вы святую жизнь прожили. Вам, мол, и одна не нужна.
— Ну да, — ответил Озирис. — Много они про меня знают. Святую… Вот сволочи, а? Даже тут обкроили. Себе, все себе…
Голос Озириса звучал так печально, что я испугался.
— Что, у нас проблемы?
