Дж. Т. Лерой - Сара
— Он хочет проверить, как на нас подействовал Джакалоп, вот почему он вынес черного полоза на разделительную полосу…
Она сидела на шерстяной койке, теребя свою фляжку, взятую с шерстяного кофейного столика. Подув в стакан, откуда вовсе не поднималось пара, Пух осушила его тремя энергичными глотками.
— Скоро дождь, — заметила она, двигаясь в сторону окна. — Надо подкрепиться.
Я кивнул.
— Завтракать будешь?
Не успел я ответить, как она уже подцепила меня за руку и усадила в постели. Резким движением вздернула мой подбородок, так что я снова уставился на подмигивающего папу Иоанна-Павла Второго.
— Смотри-ка — он тебя даже не укусил, вот это да! — Она опустила подбородок чуть вниз. — Ничего, еще все впереди.
Я не знал, как ответить на эту ядовитую приветливость в ее взгляде. В желудке у меня снова екнуло. О каком завтраке могла идти речь!
— Эй, ты! — Она вскочила с кровати. — Сначала запакостил машину Ле Люпа, а теперь меня хочешь? И не думай, что он потом не вычтет с тебя за это, крошка!
— Извини, — выдавил я, заискивающе вглядываясь в ее опухшее лицо.
Мотнув головой, она взяла стакан и вытряхнула в рот последнюю каплю.
— Пожалуй, пора. Собирайся.
Оттолкнувшись, я съехал с кровати и уставился на тазик, оказавшийся между ног.
— Мне бы…
— Все сортиры за дверями. Меня можешь не стесняться.
Мои ступни утопали в глубоком меху, когда я направился к дверям. За одной из них я обнаружил непроницаемо черную пустоту, наполненную стрекотом сверчков. Захлопнув дверь, я распахнул другую.
Вонь как из слоновьей клетки оглушила меня, и я медленно добрался по все тому же вездесущему меху до деревянного стульчака рядом с треснувшим здоровенным зеркалом во весь мой рост.
Я вгляделся в свое отражение. Несколько взлохмаченные волосы, но Пух права — никакой рвоты на мне не было. Слегка помялись юбка и блузка, но в целом вид у меня был в точности такой же, в каком я покидал «Голубятню».
Пух сцапала меня за руку на выходе из ванной.
— Пошли жрать.
И потащила из этого перестроенного сарая, захлопывая и запирая за нами широкие амбарные двери.
— Фу, никогда не привыкну к этой вони! — Зажав нос, она показала на желтые цветки, распустившиеся над зарослями скунсовой капусты.
Миновав ряды ржавых трейлеров и хибарок под жестяными крышами, с одинаково красными вельветовыми шторами, мы добрались до стоянки дальнобойщиков. Вдали маячила неоновая вывеска: три трости, скрещенные, точно мушкетерские шпаги.
— «Три Клюки», — пояснила Пух. — Это место основано тремя ящерицами. — Она вдруг тронула пальцем у меня под глазами. — Еще не было стигматов?
Я поспешно отвернулся и тут ощутил внезапное нестерпимое жжение в глазах. Тут же набухли слезы, растворяя весь остальной мир, и я потерял способность видеть.
— Ага! — рассмеялась Пух.
Я присел на корточки, пытаясь сдержать слезы, но не мог даже разомкнуть глаз.
— Я ничего не вижу!
Пух только смеялась.
— Мои глаза. Пух! Что с ними?
Яростно растирая веки, я этим ничего нее добился — напротив, усугубил ситуацию.
Тут она снова расхохоталась и, ухватив меня под мышки, поволокла вперед.
— Давай, Ширли Темпл. У меня нет времени тут с тобой играть.
— Я ничего не вижу! — кричал я, спотыкаясь. — Пух, помоги!
— Добро пожаловать в «Три Клюки», куколка! Заходи.
И она втолкнула меня вперед.
Я пошел, левой рукой вцепившись в Пух, а правой размахивая перед воспаленными веками.
— Давай, ступенька, еще одна… — говорила Пух, пока я нащупывал лестницу под ногами.
Наконец она вытолкала меня на самый верх.
Скрип алюминиевых ступеней отзывался эхом под моими подошвами. Теряя равновесие, я хватился рукой в поисках перил, но ощутил пустоту и в последней надежде прильнул к Пух.
— Помоги мне, я совершенно ничего не вижу, — всхлипнул я.
— Прекрати хныкать. Ты же сама захотела сюда или забыла? Думаешь — это игра пококетничала с Ле Люпом — и с глаз долой? Здесь все с этого начинали.
Звякнул дверной колокольчик, и мое зареванное лицо обдало теплым потоком воздуха.
— Но я же ничего не вижу! — в панике разрыдался я, надеясь, что кто-то сжалится и вызовет доктора. — Ничего! У меня лицо горит!
— Пух, ты что творишь, сучка? — раздался хрипловатый женский голос. — А ведь Ле Люпу не понравится, что ты издеваешься над новенькой!
— Я ей ничего плохого не сделала, Стелла! — огрызнулась Пух.
— Ну-ка, давай ее сюда…
И я почувствовал, как Пух ослабила хватку, передавая меня в чужие руки. У меня дух захватило.
— Подай-ка сюда бутылочку со спреем, Лаймон!
Ко мне прильнуло костлявое женское тело — мослы так и торчали во все стороны. К тому же от нее несло каким-то затхлым прогорклым запахом — какой бывает, если годами не мыться. В эту минуту мне показалось, будто я очутился в птичьем гнезде, среди прутьев и слежавшихся перьев. Я отчаянно зажмурился, уже боясь увидеть то, что неизбежно увижу если вновь обрету зрение.
— Привет, крошка. Меня зовут Стелла. Пух просто пошутила над тобой… — Прекрасный жасминовый аромат облаком окутал мое лицо. — Открой глаза, детка, открой, не стесняйся…
Она раздвинула мне веки, и я глазами ощутил тонкий целебный туман, опускавшийся на лицо.
— Пух не дала тебе лимончика? — Стелла сочувственно защелкала языком.
Я проморгался — глаза понемногу отходили и растворялись в нежном облаке, точно крекеры в топленом молоке.
— Ах, эта несносная Пух… — забрюзжала она и сунула мне в рот что-то терпко-кислое, так что меня мигом передернуло. Я попытался сплюнуть. — Ничего, ничего, потерпи, если хочешь чтобы глаза открывались.
Она закрыла мне рот рукой, от которой пахнуло землей.
— А теперь зажмурься — пусть лекарство подействует.
Чужие пальцы легли на веки, и они послушно закрылись, после чего Стелла замахала руками в жасминовом тумане, бисеринками усеявшем мое лицо.
— Пух просто ревнует — что у кого-то пройдет легче, чем у нее самой с первого раза. Помнишь, что с тобой было, Пух?
Вокруг раздался дружный смех.
— Не надо на меня писать из-за угла и говорить, что дождь! — завопила Пух. — Ты, старая вешалка! А вы все неудачники! — И я услышал, как Пух гневно затопала по алюминиевым ступенькам.
— Я бы на месте Пух тоже побеспокоился, — послышался голос, который мог бы принадлежать кастрированному мужчине. В мои волосы вошла чья-то пятерня, взъерошив их — я скальпом ощутил то же приятное покалывание, исцелившее мои глаза.
— Лаймон! Ступай на кухню, кто тебя сюда звал? Чем ты можешь помочь ей своей болтовней? Надо будет поговорить с Ле Люпом… Убирайся.
Стелла так замахала руками, выгоняя Лаймона, что выронила меня на пол. Ломтик лимона, вставленный под губу, как пуля вылетел у меня изо рта. Открыв глаза, я сквозь туман увидел, что он попал в какую-то хищную птицу, сидевшую на подоконнике.
— О, проклятье!.. Выронила из-за тебя мою куколку.
Эти слова тоже были встречены смехом, когда потревоженный хищник замахал крыльями и заскреб когтями, точно испуганный кот. Все тут же бросились успокаивать его, производя звуки птичьего двора, чтобы привести хищника в благодушное настроение.
И тут я вдруг снова разревелся. Не от нестерпимого запаха, атакующего со всех сторон, который я готов был вырвать вместе с глазами, лишь бы от него избавиться. И не оттого, что шлепнулся на пол, а все как один, забыв обо мне, смеялись и уделяли больше внимания пернатому хищнику. Я плакал горькими безутешными слезами оттого, что навсегда, безвозвратно потерял Сару, пусть она часто забывала о том, кем мне приходится.
— Надеюсь, ты не ушиблась, крошка? Ле Люп убьет меня, если я разобью его новый товар. Я ничего тебе не сломала? — Костлявые пальцы Стеллы тискали меня, словно тряпичную куклу.
Я хотел сказать, что со мной все в порядке, но стоило открыть рот, как из меня толчками выходили одни всхлипывания: «Сара, Сара, Сара».
— Вот как тебя, значит, зовут? Хорошее имя. Может, станешь, как библейская Сарра,[17] и Господь постучит в твою дверь, — с этими словами Стелла ободрительно потрепала меня по затылку.
— Господь может все. Он накладывает проклятие на жизнь — и он же дает на нее благословение, — раболепно вмешался другой женский голос.
— Потому я и не ставлю спираль! Если Господу будет угодно, и я стану плодоносной, как Сарра! — торжественно произнесла Стелла, снова потрепав меня по макушке.
— Почему же он до сих пор тебя не обрюхатил? Я вот ни одной службы не пропускала — а мое лоно иссохло, как колодец в Сахаре! К тому же Господу известно, что я не смеюсь над ним, выискивая беременности, как наша подружка Сара. — Женщина склонилась и потрепала меня по плечу.
— Я никогда еще не была беременной, — ответил я, не переставая всхлипывать.
