Элмер Мендоса - Любовник Дженис Джоплин
Давид предпочел сменить тему:
— А как Дуке?
— По-прежнему в Чакале, стал управляющим винного завода, женился; скоро у меня появится маленький племянничек.
— Он что, мескаль производит?
— Нуда.
— А Насарио?
— Разве ты не слышал — его убили в Масатлане!
— Нет, не слышал…
— А это кто? — кивнула Карлота на плакат.
— Дженис Джоплин, я женюсь на ней. — Давид покраснел.
— Красивая. Она актриса?
— Певица.
Карлота показала на кастрюльку.
— Я принесла тебе мясное рагу с белым перцем; мне бы очень хотелось потушить для тебя кроличье мясо, но его здесь не нашлось.
Давид поблагодарил.
— Дуке все еще ходит на охоту?
— Думаю, да. — Она взяла его ладонь и сжала обеими руками. Давид вспомнил, как Карлота мылась в реке и терла этими руками свои груди, покрытые мыльной пеной.
— А где твоя красная куртка?
— Подарила сестренке.
"Какие у нее руки!" — восхитилась карма.
— Где ты работаешь?
— Рыбачу.
— Вот почему ты такой загорелый! У тебя же еще и бизнес есть.
— Какой бизнес?
— Разве ты не занимаешься бизнесом?
— Каким? — В ее глазах мелькнула лукавая нежность.
— Ах, Давид, ты же работаешь у Карвахалей Кинтеро!
— Да нет, я…
— Карлота! — послышалось издалека.
— Ну, ладно, рада была с тобой свидеться! Знаешь, рагу получилось такое неудачное, что не стоит его даже пробовать, лучше сразу выброси в уборную. — Она встала.
— Ну вот еще! Мы как раз собирались поужинать!
— Оно даже не из кролика… — Карлота взяла кастрюльку. — Я сама выброшу!
Но Давид остановил ее:
— Нет, мы съедим все без остатка, можешь не сомневаться!
— Пусти, я выброшу! Обещаю, я приготовлю тебе гораздо вкуснее!
— И это хорошее!
— Ну пожалуйста, Давид, позволь мне приготовить для тебя что-нибудь другое! — Карлота заметно побледнела. — Выброси это, умоляю тебя! Завтра принесу тебе что-нибудь очень вкусное!
— Карлота! — опять раздалось снаружи.
— Ну все, я пошла. Передай от меня твоей маме большой привет!
Рапидо проводил ее взглядом и вошел в камеру.
— Красивая женщина, сеньор, но с ней надо вести себя очень осторожно! Кастро настоящий дьявол, хочет усыпить вашу бдительность. Вы из-за нее убили Рохелио?
— Давид кивнул:
— Она была с ним помолвлена, а я танцевал с ней, и он разозлился.
— И вы его опередили — теперь понятно! Что они нам подсунули? — Рапидо поднял крышку и понюхал. — Лучше выбросить это, вдруг намешали отравы!
— Нет, с какой стати?
— Послушайте, Санди, жертвой всегда становится доверчивый, поэтому, так или иначе, мы это выбросим, а я пойду на кухню и принесу нам обоим пожрать.
— Но рагу выглядит очень вкусным, может, попробуем?
— Не советую.
— А что я скажу Карлоте?
— Если спросит, скажете, ничего вкуснее в жизни не едали!
— Тогда, может, поужинаем тем, что тетя привезла?
— Этим мы завершим ужин! — Телохранитель взял две миски и пошел на кухню, размещенную прямо во дворе тюрьмы, где повара из заключенных раздавали порции куриного бульона с рисом и чили.
— Эй, товарищ, выловите мяска! — обратился Рапидо к одному из поваров.
— Ишь чего захотели! У вас, Рапидо, губа не дура! Нету мяска, говорю я вам, чем богаты, тем и рады!
— Не будьте каброном, хотя бы на зубок!
— Не в ресторане!
— Какие же мы жадные. — Рапидо сунул один песо в карман повара.
Тот строго взглянул на него, затем улыбнулся.
— Вот чертяка, ну, ладно, только потому, что ты мне нравишься! — И положил в каждую миску по куриной ножке.
— Только не проговорись никому, иначе будет скандал! Наступали вечерние сумерки.
— Ну вот, к этому еще добавим своего, глядишь, и поужинаем! — удовлетворенно произнес Рапидо, принимаясь за еду. — Вставайте, Санди, это ваш предпоследний ужин во дворце, подкрепитесь напоследок!
— Сейчас, Рапидо.
Давид со светлой грустью вспоминал, как пела Карлота Амалия, развешивая белье: "Он жизнь моя, а я его любовь", — и сожалел о произошедшей в ней перемене — близость Сидронио оставила отпечаток на ее внешности; она уже не улыбалась, как раньше, хоть во взгляде зеленых глаз сквозила прежняя нежность. Давиду не понравилось, что ее длинные волосы приобрели неестественный цвет, на лице слишком много косметики и она заметно пополнела… Проклятый Сидронио! Все-таки не стоит встречаться с первой любовью после долгой разлуки, пусть уж лучше навсегда остается в памяти такой, как вначале.
— Тортильяс остынут! — позвал его Рапидо, но Давид не пошевелился, ему не хотелось открывать глаза, так как перед ними вдруг стала вырастать фигура Дженис, но он знал, что это не картинка с плаката, и даже перестал замечать и слышать свою бессмертную часть, Is this the Chelsea Hotel? видение все больше увлекало его, уносило за собой, и с ним пришел глубокий сон.
Проснулся Давид в шесть утра вместе с командой строиться на утреннюю поверку. В полумраке различил фигуру охранника, лежащего на соседней кровати. "Умаялась сивка-бурка", — подумал Давид.
— Рапидо, ты вскипятил воду для кофе? — Но телохранитель даже не шевельнулся. — Рапидо, я с тобой разговариваю, в чем дело? — Давид включил свет и увидел окоченевшее тело и черный, перекошенный рот.
Вот черт! Что с ним случилось? Давид потряс его:
— Рапидо, что с тобой?
"Он мертв", — пояснил голос. "Кто его убил?" — "Понятия не имею! Не думай об этом, лучше поскорее спрячь его пистолет!" — "Где ж его спрятать? Наверняка здесь обыщут каждый уголок!" — "В цветочном горшке!" Давид уже собирался так и сделать, но на ходу передумал и решил спрятать пистолет в кастрюле с наполовину съеденным фасолевым пюре; он сунул оружие в полиэтиленовый пакет, плотно замотал и утопил в коричневой массе до самого дна, а сверху долил воды. "Что теперь?" — "Надо бы доложить тюремным властям!" Давид быстро вышел во двор и тут же столкнулся со Смурым.
— Ну как, шеф? Пожалуете мне на одну дозу, а?
— На обратном пути!
— Ловлю на слове! — Давид направился к третьему блоку, где проводилась перекличка.
Все утро его таскали по кабинетам. Раз шесть пришлось рассказывать одно и то же разным начальникам — что Рапидо был его товарищем по камере, накануне вечером вместе ужинали, умяли по порции баланды, какого-то разваренного мяса и по хорошей тарелке фасоли с чили. Не теряя времени на расследование, чиновники ограничились заполнением каких-то желтых бланков с печатью правительства штата. Они прекрасно знали, как и для чего Рапидо очутился в тюрьме, и не собирались копаться в этом деле. Полицейский врач сделал заключение: инфаркт миокарда, просто записав его в нужную графу, — тюремные покойники из тех, что ни для кого не представляют интереса и о которых говорили: одним меньше. При жизни Рапидо был преступным авторитетом, после смерти потерял всякое значение. Тюремные власти волновало только, чтобы из-за него у них не прибавилось хлопот.
Когда молва разнесла по тюрьме, что в шестнадцатом бараке один сыграл в жмурки, все заключенные сбежались поглазеть.
— Кто окочурился-то? А помнишь, парень, серьезный такой?
Сидронио ликовал: "Приятного аппетита, придурок!" — с довольным видом восклицал он, пока его жена с тяжелым чувством жарила на завтрак яичницу с копченой колбасой. Но не прошло и десяти минут, как они узнали всю правду.
— Вот сучий сын! Видать, у этого каброна семь жизней, как у кошки! Рохелио держал в руке пистолет и не сумел прикончить его; я выпустил в него очередь из автомата прежде, чем он залепил мне в лоб бутылкой, и даже не задел! Мой двоюродный брат гнался за ним через двор его дома, и тоже впустую! Говорят, он чуть не сдох под пытками, когда у него вырвали признание в намерении нелегально переправить груз наркотиков, а теперь только посмотрите: даже растолстел, каброн, а Рапидо сожрал вместо него отравленное рагу; и дополнительная порция в тюремной баланде не помогла, зря я поварам бабки давал! — Сидронио принялся подсчитывать: — Если учесть, что в двенадцать лет он свалился с обрыва и отделался царапинами, то в сумме получится шесть — значит, у него осталась последняя жизнь! — Карлота Амалия поставила на складной столик тарелку с яичницей и начала подогревать пшеничные тортильяс, не в силах скрыть счастливой улыбки. — Ты чему радуешься, сука? — Она даже не почувствовала боли, когда ей в лицо угодила горячая яичница вместе с тарелкой, и почти не обратила внимания на кулак мужа, с размаху опустившийся ей на голову: так велико было чувство облегчения. А побои — ну что ж, еще одна полоса на шкуре тигра.
Когда Давид вернулся с допросов, его со всех сторон обступили заключенные; всем хотелось знать, как и отчего умер Рапидо — такой здоровый мужчина, никогда ни на что не жаловался!
