Чарли Уильямс - Сигареты и пиво

Джона посмотрел на Плима. Можно было аж услышать, как он думает: Ну да, как это, констебль Долбаный Умник? Я заметил, что у этих двоих в клубе легавых явно были какие-то терки.

— Я сам отвечу, — сказал Большой Боб — мы втроем аж подпрыгнули от неожиданности. — У кошки девять жизней, потому что ей везет. И тебе везло, Блэйк. Тебе во как везло, — сказал он, демонстрируя мне толщину папки. — Но теперь все. Больше тебе везти не будет. А что случается, когда кошка теряет свои девять жизней, а?

Джона посмотрел на всех остальных, потом проговорил:

— Умирает что ли?

— Нет.

Джона покраснел и стая как будто на дюйм ниже. Плим ухмыльнулся. Большой Боб облокотился на стол, стол скрипнул.

— Она отправляется в тюрьму Манджела, — сказал он. — И остается там.

Не знаю, что я тогда сделал, но эти двое у двери подскочили и стали меня держать. Я знал только, что происходит у меня в башке, а там мне показывали Деблин-Хиллз на закате, и вид, который открывается, если смотреть на юг с самой верхней точки Ист-Блоатер-роуд. А потом мне показали “Хопперз”, вечер удачный, клиенты смеются, пьют и все такое. А в конце мне показали Харк-Вуд, с высоты, типа, как будто я птица. Я никогда особо не любил Харк-Вуд, вы это знаете, но мысль о том, что я его больше никогда не увижу, меня доканала. На этот раз по морде мне вдарил сам Большой Боб.

— Эй, — сказал он. — Нам тут такого не надо. Где твоя гордость, а? И ты еще называешь себя мужиком? — Он вернулся на место и уселся на стул, который аж застонал. Холмы, лес, “Хопперз” и Ист-Блоатер-роуд исчезли в сером тумане. На фоне тумана стали появляться линии, которые превратились в большую каменную стену, которая тянулась вверх, в стороны, вперед и назад, на веки вечные, аминь.

— Прощай, Ройстон Блэйк, — сказал Манджел.

— Прощай Манджел, — ответил я ему.

— Чего? — спросил Большой Боб. — Ну вот, как я уже говорил, тебя ждет тюрьма Манджела, и она положит конец всему. — Он встал, подмигнул мне и съебался в дверь. Когда я открыл глаза, света уже не было. Я снова закрыл глаза.

Не знаю, сколько прошло времени, но я заметил, что свет снова зажегся, только в этот раз он был другой — не такой яркий, более спокойный, что ли. Я решил размять руки и понял, что могу их поднять. Я попытался вытянуть ноги и они спокойно вытянулись вперед. Оказывается, я больше вообще не был связан. Ну, я и встал.

На столе что-то лежало. Что-то, чего там раньше не было. Или, может, было, а я не обратил внимания. Это был моток веревки.

Я взял его и размотал. Где-то четыре или пять ярдов, чистая, вроде как белая, и, судя по всему, непользованная. Я взял по концу веревки в каждую руку и потянул. Прочная. На такой можно машину буксировать, если надо. И если б я нашел такую веревку на улице, точно унес бы домой, думая именно о таком применении. Но я был не на улице. Я был здесь.

И я отправляюсь в тюрьму.

Я опустился на колени, эта мысль обрушилась на меня как мешок с мусором, но слезами горю не поможешь, да и вообще мужику плакать западло. Так что я моргнул, загоняя слезы обратно в глаза, и поднял голову.

И вот тогда я заметил крюк на потолке.

Это был здоровенный такой крюк. Железный и загнутый. Могу поклясться, что раньше его тут не было. Хуй знает, как они за такое короткое время умудрились его прицепить. То есть, я понимаю, как можно положить веревку на стол, но повесить крюк, да еще облепить штукатуркой… Я посмотрел на веревку, которую по-прежнему держал в руках. Потом снова на крюк, который торчал в трех футах над моей головой. Я встал на стул и потянул крюк большим пальцем. Держится прочно. А потом я занялся веревкой.

Минут через пять я приделал к крюку петлю. Если я поднимусь на цыпочки, встав на стул, смогу просунуть в нее голову. Так и я поступил.

Не надо, не плачьте. По крайней мере, из-за меня. Вам скорее стоит поплакать о Финни.

— Извини, Фин, — сказал я, затягивая веревку.

Кто теперь спасет его от Дага? Да даже если Даг его отпустит, Финни все равно пиздец. Если я умру, некому будет за ним присмотреть. Но я не мог допустить, чтобы это меня остановило. Если я отправлюсь в тюрягу, ему все равно пиздец.

— Мы ведь весело проводили время, правда? — сказал я, безуспешно пытаясь вспомнить, когда это мы с ним весело проводили время. Хотелось бы что-нить такое вспомнить. Я хотел покончить с этим делом, смеясь. Умираешь смеясь — умираешь счастливым. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так говорил, но звучит неплохо, правда?

— Хе-хе, — сказал я. — Хе. Я выбил из-под себя стул. Я повис.

— Кхххххх, — сказал я.

Глава 18

[Эта статья была найдена на столе Стива уже после того, как мы узнали о его гибели. Мы публикуем ее в качестве посвящения этому человеку и его работе. Итак, посвящается Стиву Доуи, редактору криминальной хроники, который погиб от того, о чем он больше всего любил писать и говорить.] Малколм Пигг, главный редактор.

Кто-то поднимает трубку в “Хопперз”, но это не Ник Нополи. По крайней мере, он так говорит. Он не скажет, кто он. Все, что он говорит: “Его нет”.

Итак, Ник Нополи cо мной разговаривать не будет. И не станет мне перезванивать. Таким образом, мне практически не о чем писать дальше.

Поскольку он не из нашего города, толком о нем ничего не известно. Только слухи. Одни говорят, что он скрывающийся гангстер, как и его предшественник Джеймс Фен-тон. Другие, что он солдат-дезертир, сбежавший псих, мессия… или все вышеперечисленное. Но только он знает, чем он занимался до того, как появился в Манджеле. Мы попытаемся рассказать о том, что он делал с тех пор, как приехал сюда.

Я должен написать о Нике Нополи. След ведет к нему и обрывается. И, поскольку сам он не собирается рассказывать о себе, я напишу обо всем, что мне удалось узнать.

Первые упоминания о нем относятся к периоду пяти-шестимесячной давности. Он был замечен около “Фуражира”, сначала в одиночку, но потом рядом с ним появились Найджел Оберон и Родерик Сли, оба жители района Норберт-Грин, более известные как, соответственно, Нобби и Дубина. (Оберон и Сли уже несколько раз появлялись на страницах нашей газеты в связи с обвинениями в насилии, в том числе, сексуальном. Им удалось избежать наказания по самому серьезному из этих обвинений, связанному с исчезновением девушки четырнадцать лет назад.) И именно у “Фуражира” — паба, известного терпимостью к употреблению спиртных напитков несовершеннолетними, — Ник Нополи посеял первые семена Кайфа.

Благодаря своему угрожающему эскорту, Нополи получил свободный доступ к самым темный уголкам Манджела, включая зал игровых автоматов. Здесь он создал сеть дилеров, которые брали у него наркотики и распространяли везде, где можно найти молодых людей, в том числе, в школах. И уже очень скоро Кайф завоевал ту популярность, которой он пользуется сегодня.

Какое место в этой схеме занимает “Хопперз”, остается загадкой. В Манджеле наркотики можно продавать везде, более того, их уже продают. Превратить паб в наркопритон — это то же самое, что превратить прибыльный бизнес в убыточный, потому что основной интерес заключается не в легальном пиве, а в нелегальных наркотиках. Но “Хопперз” — это не просто паб. Несмотря на свою неприглядную историю, “Хопперз” — оплот социальной жизни Манджела. И замена здоровых, зрелых, пьющих пиво клиентов на молодых, но уже умирающих наркоманов, можно рассматривать как просчитанный ход, сделанный с целью разрушения ядра общественной жизни Манджела.

— Фффф, фуффф, — сказал я.

Ну давай же, думал я. Скорее уже, мать твою. Но думать становилось тяжко. Веревка выжимала из меня жизнь, но делала это как-то слишком неторопливо.

А потом все закончилось.

Во мне как будто что-то щелкнуло, и меня выбросило в небо. Я пролетел сквозь облака как самолет или птица, которая поднялась слишком высоко. А потом я на что-то упал и решил, что это место, куда отправляются покойники. Насколько я видел, не такое уж плохое это было место, только пол твердый, и я шваркнулся головой. А еще было облачно, поэтому я вообще ничего не видел. Кто-то швырял в меня камнями, один попал мне в голову, а другой, здоровый, в руку.

Я передумал и решил, что не такое это и хорошее место. И если честно, мне очень хотелось задержаться и взглянуть на тюрьму Манджела. Особенно, когда я услышал, что кто-то идет.

Я подумал, что это, наверное, тот чувак, который швырялся камнями. Или, может, не чувак, а монстр или что-то типа. Что бы это ни было, мне не нравились звуки, которые оно издавало — крики и рев. Я пополз в другую сторону и стал надеяться на лучшее. Я слышал, что их уже несколько, и все рычат и пыхтят. Я полез за своим разводным ключом. Но на мне была одежда какого-то другого чувака, и ключа я не нашел. Большая рука схватила меня за лодыжку.